Потрясатель Тверди

Как обычно, когда аргенет ехал вместе с Нилом, взгляды, сперва обращенные к непривычно одетому красавцу армэну, потом будто притягивались могучей фигурой Нила. Эак много раз замечал, что и его собственное внимание точно так же неизменно оказывалось сосредоточенным на собственном слуге. Привыкший полагать себя выше и значительней других, Эак не испытывал ревности. Как бы ни оценивали люди Нила, он, аргенет Старшей Ветви, наследник Правящих Короната, сам один из высших мощнейшей державы Асты, не сравним ни с кем, кроме родичей и коронноса. Более того, привыкнув относиться к слугам как к собственности, он даже испытывал определенное удовлетворение от того, что столь незаурядный человек, как Нил Биоркит, — его преданный слуга. Да, Нил привлек людей. «И этим мой урод похож на прекрасную Этайю», — вдруг подумал аргенет. И мысли его обратились к аргенете.

Сам великий короннос даровал Этайе титул светлорожденной Нетона. И никто из гордых аристократов не злословил. Чудесна была игра ее. Чудесна была и сама Этайа. Любой из светлорожденных с готовностью выполнил бы ее просьбу, любой ее каприз. Но у Этайи было так мало просьб. И совсем не было капризов. В Нетон она приехала из Тиниана и была столь непохожа на других женщин, что никто не рискнул бы сказать, что знает ее мысли. Тем не менее, когда прекрасная аргенета попросила у Эака позволения сопровождать его в странствии, тот не задумался ни на долю мгновения. Так лестно и радостно было ему услышать просьбу светлорожденной, что он совсем не подумал о том, как труден и опасен для женщины выбранный им путь. Лишь много позже, оставшись наедине с собой, вспомнил Эак, что путь в Тонгор не путешествие по Тианне. Но отогнал тревожные мысли.

Биорк проснулся, когда дневная жара начала спадать. Пройдет хора — и вечерние паломники потянутся в храм, чтобы принести бескровные дары Великому Быку. Комната, в которой он спал, была пуста. Зато служебный двор храма-монастыря был полон народа. Служки, «синие» служители, рабы (в Ангмаре их было немного, но они были). По вымощенному камнем подворью бродили оисы[23], оставляя после себя кучки помета. Два старых нонтора вращали деревянный маховик над колодцем, и струйка воды непрерывно текла по узкому акведуку в священные водоемы слева и справа от Аллеи Паломников. Был на подворье и собственный водоем под двускатной тростниковой крышей. Омовение — вещь крайне необходимая в здешнем климате. «Слава» о Тумесе уже разнеслась по служебному двору, но туор надеялся, что его известность не выходит за пределы касты храмовых служек. Он ополоснулся в бассейне (двое голых мальчиков-служек, увидев Биорка, поспешно полезли из воды) и отправился искать Скона.

Старшего служку он застал за благородным занятием — поркой. Заметив Тумеса, будущий «синий» оставил в покое разрисованные тростью ягодицы наказываемого (тот тут же улизнул) и обернулся к туору.

— Не знал, что ты такой крутой! — сказал он. — Думаю, тебе больше пристало бы служить отважному Саннону, чем Быку.

— Я думаю, сила угодна Тору.

Скон уставился на недетское лицо туора.

— Сила угодна всем, — сказал он не спеша. — Но многие принимают за силу жестокость. Здесь, в нашем храме, жестокость не должна быть чрезмерной! — выговорил он явно услышанную фразу. — Смотри у меня! Тор не любит зряшней крови: если покалечишь кого — отдам страже Наместника.

— Меня не обидят — я не обижу! — сказал Биорк-Тумес.

— Тебя не обидят. Видели, каков ты. Дураков нет.

Туор по собственному опыту знал обратное, но промолчал.

— Все! — оборвал разговор Скон. — Быкам надо жрать. И тебе надо жрать. Набей брюхо и принимайся за работу. Живо, живо!

— Господин! Господин! — Босоногий бегун в оранжевой головной повязке догонял их, расталкивая прохожих.

Эак придержал урра, подождал, пока бегун проберется к нему.

— Начальник Саннон просит тебя вернуться! — задыхаясь прокричал бегун. Струйки пота текли по худому лицу.

— Что он еще сказал? — осведомился Эак.

— Сказал, что зовет тебя по интересующему тебя делу, господин. Больше ничего.

— Ты хочешь вернуться? — спросил Нил.

Аргенет задумался.

— Меня беспокоит светлорожденная, — сказал он. — Чем дальше, тем больше я опасаюсь этой страны.

— Думаю, светлейшая сама позаботится о себе, — сказал Нил. — Кто станет обижать женщину?

— Как знать. Полагаю, тебе нужно ехать в гостиницу. Я вернусь к Саннону один.

Эак чувствовал желание пообщаться с конгаем с глазу на глаз. Нил будет ему мешать.

— Мне это не нравится! — сказал гигант.

— Не бойся за меня, — заметил Эак. — Саннон силен в Ангмаре. И расположен ко мне. Ты видел: он не вступился за Тага. Саннон — воин. Я ему доверяю. Он обеспечит мою безопасность не хуже, чем это сделаешь ты.

— Сениор, — осторожно сказал Нил, заметив, что Эак начинает сердиться. — Я не стал бы слепо вверяться никому в этой стране. — Он погладил пятнистую шею урра.

— Ты считаешь меня юношей, впервые увидевшим кровь? — спросил Эак, с трудом сдерживая себя. — Ты думаешь, мой меч недостаточно остр для шей моих врагов?

— Воля твоя, сениор, — сказал Нил. — Поступай как знаешь. — И, не сказав больше ни слова, поехал в сторону гостиницы.

Эак, оскорбленный его поведением, обещал себе впредь поменьше обращаться за советами к слугам.

— У меня есть к тебе предложение, благородный Эак, — сказал Начальник Гавани, когда аргенет вновь оказался в его доме. — Но позволь сначала предложить тебе отобедать со мной.

На этот раз обед был подан не на террасе, а внутри дома, в высоком, на два этажа, пиршественном зале. Потолка не было — вероятно, крыша была раздвижной. Сквозь шелковую сетку синело безоблачное небо. Высокие стены были расписаны сценами из «Кимиона». Деревянные раскрашенные фигуры стояли по углам зала и рядом с большими окнами-арками. Посреди же зала находился небольшой помост, крытый алым бархатом. Полукругом, рядом с помостом, располагался пиршественный стол, за которым могло поместиться человек сорок. Но Саннон и Эак обедали вдвоем. Прислуживали им те же девушки, что и утром. И обед был хорош.

После третьей перемены в зал вошли четверо актеров в живописных одеждах и столько же музыкантов. Актеры поднялись на помост и без энтузиазма принялись разыгрывать бытовые коротенькие сценки. Судя по уровню игры, это была импровизация. Две итарры, энона[24] и барабан сопровождали их движения.

— Тебе не нравятся актеры? — спросил Саннон, поймав брезгливый взгляд Эака, который тот бросил на сцену.

— Они двигаются как больные водянкой нонторы, — сказал аргенет. — И пыла в них столько же.

— Да, они не слишком стараются, — сказал Саннон. — Обычно их зовут, чтобы соблюсти приличия. К чему стараться, если плата останется прежней.

— Пожалуй, я мог бы подарить им пару серебряных монет, — произнес Эак, глядя на трех мужчин и одну женщину. Закончив одну импровизацию, они еще не начали другой и просто толклись на помосте, пока музыканты наигрывали одни и те же пять тактов.

— Я видел ваших кукольников. Их куклы недурны, — сказал Эак. — И люди Конга музыкальны. Жаль, что у вас нет настоящего театра.

— Говорят, театр есть в Тинаанге. Но я пока не удостоился, — отозвался Саннон. — Скажу тебе, светлорожденный: искусство Конга умирает. Наши аэтоны стары, певцы поют одни и те же баллады. Это огорчительно для понимающего человека.

— Однако, я слышал, не так давно в твоем Ангмаре жил юноша, что мог бы потягаться с певцами Тианы, — заметил Эак.

— Вряд ли, светлейший. Уж я бы знал.

— Думаю, ты знал, — предположил Эак. Он не мог понять, действительно ли Саннон в неведении о пропавшем юноше или хочет скрыть это от него. — Его зовут Санти.

— Санти? — Начальник Гавани задумался. — Нет! — покачал он головой. — Это не конгайское имя.

23

Оисы (кон.) — овцы.

24

Энона — струнный инструмент.