Письма к Тому

Сценарий «Незримого путешественника» написал Игорь Таланкин, а снимал он фильм вместе со своим сыном Дмитрием.

Снимали очень быстро, в кратчайший срок. Была необыкновенная рабочая обстановка: площадку нашли в Нескучном саду, в старинном особняке, который специально для фильма отреставрировал Александр Бойм, наш художник. Группа подобралась славная – достаточно сказать, что после 19 августа, когда из-за «обвала» кончились деньги, все продолжали работать – не только актеры, но и технический персонал. От этих съемок у меня сохранились самые приятные воспоминания.

Интересна ведь и сама ее история. Царь Александр I приехал в Таганрог перед декабрьскими событиями 1825 года. Уже шли донесения про тайные общества, было известно, что декабрист Муравьев готовит на императора покушение. И Александр уезжает в самую что ни на есть глухую провинцию – не в Крым, потому что там Воронцов и придворные, а в заштатный Таганрог.

Туда он вызывает свою жену Елизавету Алексеевну, мою героиню. У нее к этому времени была чахотка, причем в открытой форме, за три недели пути у нее два раза горлом шла кровь. С ее приезда и начинается действие фильма. Царь раскрывает ей свой план ухода в старцы.

Он решился на неслыханное (это потом выйдут на сцену Феди Протасовы, покойный Матиас Паскаль у Пиранделло и прочие «живые трупы») – разыграл собственную смерть, подложив в гроб вместо себя забитого шпицрутенами солдата, как две капли воды на него похожего. Через всю Россию в Санкт-Петербург двигался траурный кортеж с дублером-двойником, ему оказывались высшие почести.

Как известно, Лев Толстой увлекался этой историей, начал писать повесть «Посмертные записки старца Федора Кузьмича», но не закончил, усомнившись в идентичности царя и отшельника. Однако считал, что, так или иначе, «легенда остается во всей своей красоте и истинности».

Кстати, сейчас практически доказана именно истинность. Эту версию поддерживают и семья Романо вых, и, кажется, церковь. Во всяком случае, Патриарх всея Руси Его Святейшество Алексий II дал нашему фильму благословение.

Говорят даже, что старца Кузьмича все же положили в царскую гробницу. Только проверить это нельзя. Разгулявшаяся чернь после революции 17-го года разорила царские могилы в Петропавловской крепости в надежде найти драгоценности, не ведая по темноте своей, что царей в России хоронили без украшений, как монахов.

А что касается моей героини… Когда-то тринадцатилетнюю бедную немецкую принцессу привезли к одному из самых роскошных дворов Европы. Наследнику было четырнадцать, и они влюбились друг в друга. Но при властной Екатерине, бабушке Александра, они боялись в этом признаться. Два человека прожили всю жизнь, как чужие, параллельно. Однако она, смертельно больная, пустилась в путь через всю Россию, как только он ее позвал. В роли есть хорошие слова: «Я ничего не могу. Господь видит, что я ничего не знаю. Я ничего не могу, я только люблю, я бесконечно люблю Вас…» Поняла это на склоне дней – ей около пятидесяти. Вообще получается довольно-таки современная история подобных супружеских пардолгожителей: у того и другой романы, дети от других. Александр, победитель Наполеона, въехав на белом коне в Париж, прославился на всю Европу своими амурными похождениями. А теперь они переживают почти медовый месяц, хотя в фильме проходит всего-то два дня. И вот пример мужского эгоизма: весь фильм говорится об его уходе. Он «уходит», разыгрывает смерть. Но умирает-то она! А Александр старцем доживет до 1864 года.

Письмо Тома

10 декабря 1998 г.

Дорогая Алла! Когда я прочитал о твоей болезни, я еще раз, лучше чем прежде, понял – до какой степени твоя жизнь была под угрозой. Операция на желчный пузырь теперь у нас довольно простая. Я ее перенес, когда был молодым, когда люди часто умирали от этого. Слава Богу, что ты реагировала так быстро, и тебе повезло найти хорошего доктора. Я вообще не хотел бы быть больным в России и, может быть, в других странах. Надо болеть дома. Очень важно иметь под рукой хорошего доктора. А кроме желчного пузыря нашли еще что-нибудь? Ты была очень сдержана в письме. Ты храбрая! И ты еще успеваешь после этого сниматься и играть эту жену Александра I. Где берешь силы? То, что ты и другие работали без денег – это не только ваша самоотверженность, но еще и факт страшной экономической ситуации в вашей стране. Твоя болезнь, крах банков, усталость, близкая смерть – все это огромный «момент» в твоей жизни. Ты станешь по-другому относиться и к себе и к людям, я в этом уверен. (М.б., такой же «шок» испытывала бедная жена Александра I, когда узнала в Таганроге, что хочет сделать ее муж?)

Ты знаешь, я тоже играл в «Каменном госте» Пушкина в любительской постановке в Гарварде лет 40 назад. Но все еще слышу размеренный ритм моих строк.

Слава Богу, что ты могла долечивать твои «болезни» в Montreux. Пожалуйста, Алла, держись!

Я каждое лето езжу в Боснию. Привожу группу американских студентов-волонтеров (добровольцев). Мы ведем бесплатную летнюю школу английского языка для учеников гимназии. Преподаем английский язык для 70–80 учеников в три группы, распределенные по уровню знания. Также преподаем язык в одном селе – это для совсем молодых (большинство девочек). Ведем work shop (ателье?), посвященный «вопросам молодежи» – т. е. секса, работы, домашних отношений и т. д. Так как наши волонтеры молоды – они очень хорошо понимают друг друга. Кроме этого, наши американцы, если желают, работают в институте для детей с физическими недостатками. Такая работа мне по душе. Я от них молодею, и у меня хватает сил жить дальше. Кроме того, имею другую группу, которая занимается перестройкой разрушенных из-за войны объектов – мечетей, монастырей и т. д., уже пять лет управляю этими двумя группами. Наше название: «строители для мира» (не «строители мира», но «для мира»). Как американец, я чувствую себя виноватым, что мы ничего не делали, чтобы препятствовать этой Балканской войне. Наши маленькие группы стараются возмещать хоть немного после грехов наших вождей.

Что касается моей ученой работы – остается мало времени для этого. Прошлой зимой я восстановил «Канон св. Дмитрию Салунскому», сотворен, видимо, святым Мефодием в 9 веке. Этот «канон» остался только в старо-русском языке 11 века. Но мой профессор в Гарварде, Роман Якобсон, знаменитый лингвист, восстановил в свое время старославянский оригинал на основе старорусского. Я соединил его с мелодиями, которые нашел в византийском «Каноне Благовещения». Знаем, что Мефодий использовал эти мелодии как основу его «Канона св. Дмитрию». Я не музыковед, так что много времени потратил на исследование (поиски) этого вопроса. В последнем этапе мне помог сербский музыковед Никола Радан. Не болей больше!

Я молюсь о тебе.

Письмо (Открытка)

15 декабря 1998 г.

Ох, Том! Ну и трудный год мне достался! После двух операций, съемок в фильме, клиники в Швейцарии, после которой я озвучивала свою императрицу и ходила на репетиции к Анатолию Васильеву вводиться на роль в его пушкинском спектакле и для этой роли учить кастаньеты и испанские танцы. Осилила!

И теперь я в Париже, где мы, наконец, начинаем играть этот злополучный спектакль. Немного отдохну и напишу Вам поподробнее. А сейчас посылаю выдержку из газеты, где отметили мой приезд. Всего Вам доброго.

Ремарка

…В конце 98-го года вместе с театром Анатолия Васильева мы почти месяц играли в театре «Дю Солей» у Арианы Мнушкиной. Тогда Мнушкина репетировала новый спектакль – «Tambour sur la digue». Потом я его посмотрела. Спектакль – прекрасный! Там актеры играют кукол, а за ними – другие актеры – «кукловоды» в черном. Они продевают сквозь «кукол» руки, приподнимают их, а у тех – абсолютно кукольная пластика. «Кукол» бесконечно много, и они все разные. Заканчи вается тем, что пол опускается и наполняется водой. Кукловоды бросают кукол (но уже действительно – кукол) в воду. И куклы, которые только что были живыми, плавают, потом их собирают, и они, уже по первому плану бассейна, смотрят на зрителя. В этом был «trompe l’oeil» – обман глаз, – то, что мне так нравится в современном французском искусстве и, кстати, в быту.