Страница 5 из 91
В свое время она была влюблена в Валентина Ляшенко, как влюблялась до этого поочередно в киноактера Олега Янковского, космонавта Шаталова, доцента кафедры судебной медицины Сторожука. К счастью (а может, к сожалению), девичья влюбленность не долговечна и уже через год-полтора, за которые старший лейтенант Ляшенко не удосужился раскрыть ее тайну (сыщик, называется!), Галина не то, чтобы разочаровалась, а как бы взглянула на него другими глазами. Она уже не розовела от ляшенковских комплиментов, любезностей (он расточал их не только ей!); перестала восхищаться его элегантностью (угрозыск - не дом моделей!); не спешила умиляться его остроумным шуточкам (не всегда уместным и чаще всего небезобидным), а его покровительственно-фамильярное отношение к ней - в ту пору уже студентке-заочнице, призеру областных соревнований по легкой атлетике даже раздражало (с его легкой руки чуть ли не все сотрудники городского Управления называли ее не иначе как Галочкой). При этом, она отдавала ему должное: умен, находчив, умеет быть сдержанным, корректным (это последнее качество, по мнению Галины, Валентин заимствовал у начальника отдела). Тем не менее, встречи с ним уже не волновали ее.
Но потом случилось, что Ляшенко уехал в длительную спецкомандировку, и в отделе разом стало тихо, и как-то неуютно. Когда же он вернулся (уже в звании капитана и ранге начальника отделения), все пошло по-прежнему. Впрочем, Валентин Георгиевич - отныне его надо было величать так - стал менее категоричен в своих суждениях, оценках и, пожалуй, мягче в отношениях с товарищами.
А еще спустя год Галина встретила его в оперном театре с очень красивой, но высокомерной женщиной, которую знала как ведущую телевизионной передачи "Новости киноэкрана". Ляшенко растерялся, но затем любезно раскланялся с Галиной и даже представил ее теледаме. Но представил так, что Галина едва не сгорела со стыда: "Это наша Галочка, о которой я тебе рассказывал".
Теледама окинула Галину бесцеремонным взглядом, профессионально улыбнулась, сказала снисходительно:
- Милая девочка. Только очень худенькая. Вам надо поправиться, Галочка, килограмма на три, не больше.
Галина тут же возненавидела и ее, и его. Но с теледамой было проще: она выключала телевизор, как только начиналась передача "Новости телеэкрана", а вот Ляшенко выключить не могла - куда денешься от сотрудника!
Работа же, как известно, есть работа; и как-то случилось, что Ляшенко оградил Галину от крупной неприятности (она несвоевременно отправила подготовленный им важный документ); более того - получил заработанный ею выговор. Когда же она, вдосталь наревевшись, собралась духом, пошла к начальнику отдела и покаялась, подполковник Билякевич не отменил свое решение: "Ему этот выговор полезнее, чем вам". Из чего Галина заключила, что Ляшенко вовсе не любимчик шефа, как считала до этого, и ему видимо попадает не меньше, чем другим сотрудникам.
Она решила взглянуть на Ляшенко без предвзятости и уже вскоре отметила, что он грамотный, толковый юрист, хороший аналитик, что для оперативного работника немаловажно, и товарищ в общем-то неплохой.
Тем не менее, Галина не была уверена, что Валентин Георгиевич отнесется серьезно к ее докладу. Но иного выхода у нее не было.
Ляшенко был занят. Обосновавшись в кабинете Билякевича, он одновременно разговаривал по двум телефонам, подписывал документы, которые ему подкладывала Катя Ткачук - секретарь отдела, а в паузах что-то диктовал инспектору Глушицкому, который терпеливо ждал каждую следующую фразу. Галина хотела сдать назад - здесь не до нее! - но Ляшенко приветливо кивнул ей, и указал на свободный стул. Он даже ухитрился спросить, как ее дела, но она не успела ответить - затрещал третий телефон.
Наконец Катя ушла, Глушицкий дописал последнюю фразу в блокноте, спросил: "Может, телеграфом передать?" и, получив утвердительный ответ, побежал отправлять телеграмму. Ляшенко бодро отчеканил в одну из телефонных трубок:
- Вас понял. Будет сделано! - Положил трубку на аппарат, спросил в другую: - Ты понял, что он хочет? Я, признаться, нет... Ну тогда делай, как понял. - Взял со стола третью трубку, сказал:
- Задерживайте и привлекайте. Хватит церемониться с хулиганами!
Окончив разговор, он переключил телефон на секретаря, вызвал по селектору Катю:
- Меня нет и сегодня уже не будет.
Какое-то время смотрел на Галину, не то собираясь с мыслями, не то пытаясь отрешиться от них. Потом улыбнулся, спросил:
- Где успела так загореть?
- На горке, - удивилась вопросу Галина. - Рядом с нашим домом есть горка, и мы с соседкой каждое утро бегаем по ней. Вместо физзарядки.
- Завидное дело! А я, признаться, давненько не бегал, разве что за трамваем, когда на работу опаздываю, - затем сказал уже серьезно. - Ну, выкладывай, что там у тебя.
Выслушав Галину, спросил:
- Характеристика на этого парня с тобой?
- Вот, - Галина передала ему характеристику.
Ляшенко прочитал, почему-то покачал головой.
- Да, похоже, что ссора была не случайной. Этот Зимовец, по всему видно, не из забулдыг-хулиганов. Какая-то причина, несомненно, была. Мандзюк считает, что они повздорили из-за девушки?
- Я тоже так считаю.
- Что ж, не исключено. Когда-то из-за прекрасных дам копья ломали, не говоря уже о более серьезных уронах. И милиция, между прочим, не вмешивалась.
- Но прекрасные дамы не шастали по кабакам с чужими мужьями, - нашла нужным заметить Галина.
- Как знать!.. А почему считаешь, что этот мужчина женат?
- Не случайно он выбрал ресторанчик поукромнее.
- По-твоему, холостяку до такого не додуматься?
- Валентин Георгиевич, давайте говорить серьезно! Я уверена, что Анатолий хорошо знал девицу в белых джинсах.
- Но объяснялся почему-то не с ней. А не кажется ли тебе, что мужчину в темно-серой рубашке он знал не хуже?
Галина не сразу нашлась, что ответить.
- Возможно, наконец согласилась она. - Но к чему гадать? Это выяснится на допросе.
- На допросе? - о чем-то задумавшись, переспросил Ляшенко. - Да-да... А выяснится ли?
Он как-то необычно усмехнулся: скупо и невесело, потянулся за телефонной трубкой, но, вспомнив, что телефон выключен, опустил руку.
- Говоришь, Мандзюк схватился за голову, когда узнал, что потерпевший не обратился за медицинской помощью?
- Так утверждает Бессараб.
- Н-да... - задумчиво протянул Ляшенко. - Едва ли этот факт сам по себе мог вызвать столь бурную реакцию Алексея.
- Но мужчина серьезно ранен.
- Из чего исходишь, делая такой вывод?
- Он был окровавлен.
- Обилие крови еще ни о чем не свидетельствует. Серьезные проникающие ранения, как правило, не кровоточат. Нельзя забывать судебную медицину, младший лейтенант Юрко.
Галина вспыхнула, но тут же возразила:
- Но потерпевший не изучал судебную медицину, а потому не мог знать, серьезно или несерьезно ранен.
- А я думаю, мог, - откинулся на спинку стула Ляшенко. - И не только мог - знал. Безусловно, знал, что рана неопасна. Об этом свидетельствует его поведение.
- Считаете, он - медик? - догадалась Галина.
- Думаю, не просто медик - врач. И не просто врач - хирург. Окулист или, скажем, терапевт, возможно, запаниковал бы на его месте. А тут сработал профессиональный рефлекс. Ведь он не просто придерживал здоровой рукой раненную, как показалось Бессарабу, он зажимал поврежденный сосуд. Он поставил себе диагноз, едва почувствовав, что ранен. А разобраться так сразу мог только хирург. По той же причине не обратился в медпункт: в машине хирурга найдется все, что требуется для перевязки.
Доводы Ляшенко поразили Галину: как она сама не догадалась! Ну, конечно, только хирург, для которого кровь, повреждение сосуда - дело обычное, мог повести себя так после того, как сам был ранен. Безусловно, тут требовались еще и выдержка, присутствие духа, но и эти качества должны быть у хирурга.