Очищение тьмой (сборник)

Вывеска подрайона виднелась буквально в двадцати метрах от магазина, и участковый оказался на месте. Солидный, начинающий полнеть капитан Самохвалов стремительно поднялся навстречу коллеге из угрозыска.

– Павел Михайлович, рад видеть! Как у вас? Что-нибудь выяснилось с этим детективом?

– Работаем. С этим и к вам. Кто еще так знает район!

– Верно, верно, – довольно пророкотал капитан. – Усольцева я, правда, знал неважно, но в его "агентстве" как-то побывал. Любопытно стало, каково это нынче – частным порядком с преступностью бороться.

Как бы подчеркивая контраст, капитан широким жестом обвел просторную комнату – одну из трех в подрайоне, – давая возможность оценить два телефонных аппарата, большой сейф в углу, дюжину вымпелов и грамот на стене, и бархатное знамя на мощном древке за шкафом.

– А с Хотынцевым-Ландой, целителем, вы тоже знакомы?

Участковый как бы даже и возмутился:

– Дмитрий Дмитриевич? О чем речь! Гордость наша. Блестящий врач, а какой человек!

– Но ведь тоже своего рода частник? – съязвил Строкач.

– Ну-у, скажете… Между прочим, он заходил вчера. Утром, где-то без двадцати девять. Я тоже только что прибыл, мы у дверей столкнулись. Побеседовать с Дмитрием Дмитриевичем – одно удовольствие, от него такая энергия исходит, потом целый день легко дышится.

– И долго вы заряжались?

– Не понял, – удивленно вскинул седую голову Самохвалов.

– Сколько вы беседовали с Хотынцевым-Ландой?

– Это проще простого, – участковый ткнул кургузым пальцем в черный раструб радиоточки. – Как раз "Маяк" девять пропикал, он и заспешил. Занятой человек.

– Значит, в девять?

– В четверть десятого – мы с ним уже на ходу потолковали кое о чем. А в чем, собственно, дело?

– Павел Михайлович, вы это серьезно насчет целителя? – в голосе Родюкова слышалось такое наивное удивление, что Строкач расхохотался.

– Ну, Игорь, ты у нас прост. Я лично вполне допускаю, что все действующие лица уже на том свете.

– Ну, Минская, во всяком случае, оборонялась…

– И потому выхватила из кармана халата "вальтер", которого у законопослушного гражданина быть не может? Пистолет был наготове – на ткани следы смазки, на оружии – ворсинки.

– Тогда, может, она выстрелила сначала…

– А Усольцев, мгновенно скончавшийся от трех пуль, прыгнул к Минской, ударил ее ножом и убрался в свой угол. Любопытная версия. Растешь… Ладно-ладно, не дуйся, – кивнул Строкач, посерьезнев. – Не было у меня причин грешить на Дмитрия Дмитриевича. Нет мотива, а кроме того – алиби, все состыковалось. В восемь тридцать вышел из дома, вахтер подтверждает. Десять минут ходу до подрайона. Сорок минут с участковым. В это время Усольцев пришел к Минской, уже оба были мертвы. В семнадцать минут десятого Хотынцев-Ланда входит в магазин. Две минуты на покупку масла совпадает с показаниями продавщицы и ее напарницы из соседнего отдела. В девять тридцать он уже возле дома, отдает соседке покупку и спешит на работу. В клинике появился, когда еще не было десяти.

– Что это за время такое – "не было десяти"? Как-то неконкретно, товарищ майор. – Родюков ухмыльнулся.

– Увы! – Строкач развел руками. – У него свой ключ, а уборщица пришла ровно в десять. Доктор уже был на месте, облачен в белый халат и что-то там колдовал со своей водой. Впрочем, все это не имеет значения – к тому времени, когда он вручил масло соседке, вахтер обнаружил трупы. Так что считаю излишним дальнейший анализ распорядка дня многоуважаемого психотерапевта.

– Вот и отлично, Павел Михайлович. Он у нас – положительный персонаж, даже чересчур.

– Дело в алиби, а не в этой сугубой положительности. Самое подозрительное, что может быть, – стопроцентная лояльность. Ведь вполне можно допустить наличие неизвестного нам мотива. Знаешь, как говорят: "если есть брак, есть и повод для убийства". То же самое и с соседями.

– Тогда можно допустить, что…

– Семидесятилетняя старуха мастерски зарезала молодую крепкую девушку, – подхватил майор. – С близорукостью минус восемь и ишемической болезнью второй степени. Наблюдается она, однако, в районной поликлинике, невзирая на фантастические способности обожаемого сына. Оставь Марию Сигизмундовну в покое. Идем дальше. Рядом у нас обитает очаровательная Светлана Евгеньевна Турчина, двадцати лет. С вечера к ней кавалер пожаловал. С ночлегом. А между тем утром никто не видел, чтобы он выходил, не оказалось его и в квартире.

– Так, может, поговорить с ней как следует, Павел Михайлович?

– Ты забыл, Игорь, кто у нас папа, и, как тебе известно, Светлана Евгеньевна проводила своего знакомого по имени Олег, фамилии и адреса которого она не знает, вечером, и если вахтер в это время отлучался по своей надобности, ее вины в этом нет.

– Но она же явно смеется над нами. Подъезд запирается…

– Изнутри дверь можно открыть одним движением пальца. Это войти в подъезд без помощи вахтера невозможно, а товарищ Обреутов – страж надежный, отставной военный, такие порядочек держат. Тем не менее, он действительно один раз отлучался в туалет. В принципе, можно допустить, что кавалер Турчиной ушел именно в это время. Попробуй-ка ты его разыскать, а я пока займусь архивом Минской. Похоже, что там кое-чего недостает.

Вечер и большую часть ночи Строкач провел содержательно. Он улегся, когда за окном начало сереть, но и в предсонье его не оставляло ощущение, что он слышит голос Леры Минской.

Кое-что из того, что ему пришлось просмотреть, оказалось просто скандальной хроникой, черновиками и набросками, заметками для памяти. Попадались также и вырезки – статьи самой Валерии. Нечто о свободной торговле – ничего нового, обычные факты рыночного беспредела, грязь, скотство, разгул "карманников" и "сумочников"… Репортаж "Воровской сход в детском санатории". Запомнилось – потому что Строкач и сам принимал участие в событиях.

"Ради чего встал в разгар лета на ремонт единственный в районе детский санаторий? Оказывается, не так уж и обветшали его стены, и персонал на местах, и оборудование функционирует нормально. В чем же дело?

…Полчаса назад в горотдел поступила информация, что на территории детского санатория проходит воровской сход. По тревоге были подняты угрозыск и ОМОН. Без шума было нейтрализовано кольцо охраны, обеспечивавшее ход "мероприятия", блокированы подходы.

Выстрелы в воздух, команда "Оставаться на местах!" – и молодые, превосходно одетые парни послушно кладут руки на затылок, бросая недобрые взгляды на сотрудников милиции. Мошенники и грабители, карманщики и автомобильные воры… Их личным транспортом уставлен весь периметр санаторского забора.

Цель "форума" – выработка активной воровской политики. Существование сплоченного и организованного воровского мира сегодня не секрет. У подножия структуры – "рабочие" воры. В их группах действуют свои "авторитеты". В районах – фигуры покрупнее, а на самой вершине – считанные "воры в законе". Чем выше "чин", тем он опаснее. "Воры в законе" сами не участвуют в "делах", но они – носители воровских традиций и идеологии, ими вырабатывается политика преступной деятельности в регионе, они держат "общак", "греют зону" наркотиками и деньгами, разрешают споры, воспитывают новое поколение. "Авторитеты" преступного мира – опухоль, непрерывно дающая метастазы, и потому борьба с ними требует принципиально иного подхода, чем тот, который утвердился сегодня…"

Было еще несколько страничек на машинке – странноватая притча, поворачивающая старую сказку об Иванушке, Марье-красе да Кощее совсем неожиданной стороной…

– Ба, Светлана Евгеньевна! Ну и встреча! – Родюков запнулся, подыскивая продолжение разговора, но ничего подходящего не успел придумать.

– Неужто неожиданная? – девушка сухо улыбнулась.

Не составило труда довольно быстро выяснить, что Турчина всем остальным предпочитает это кафе неподалеку от дома, причем именно в утренние часы, когда народу немного. Лейтенант встал за девушкой в коротенькую очередь к стойке, и когда пришел их черед, даже попытался уплатить за ее кофе и орешки. Светлана пренебрежительно дернула плечом и ядовито заметила: