Страница 111 из 118
И он принялся рассказывать о русском летописании и снова повторил с гордостью, что оно ведется не на греческом и не на латыни!
Но к некоторому его изумлению, старик осторожно заметил:
— А не лучше ли держаться латинских букв и не изобретать особливую азбуку, отделяющую вас от ученого мира Европы?..
Андрей возразил, понимая, что движет им не логика, но чувство.
— Мы еще прославим нашу азбуку! И ученый мир Европы еще преклонится перед нашими писаниями! — гордо произнес он и пристукнул кулаком по столешнице.
— Я вижу, у вас на Руси предпочитают самые трудные дороги…
— Потому что взобраться ладят высоко! — Андрею было интересно и весело говорить, и голос его звучал задорно…
Старик еще рассказал, как в юности учился в городе Париже в земле франков. Много юношей обучается в большом училище, называемом «университетом», изучают искусство письма, и чтения, и счета, латынь и греческий…
— И мой учитель Валериус Максимус был одним из самых сведущих! А воротившись в родные места, я сделался писцом и доверенным человеком при Абсалоне, епископе Роскиля и архиепископе Лунда. Это Абсалон подвигнул Андерса Сунесена писать латинские стихи. И по указанию все того же Абсалона Свен Аггесен составил свою «Краткую историю датских королей»… — Старик помолчал, стеснялся, должно быть, хвалиться, но все же решился и признался: — Я пошел далее Аггесена. Все минувшее датских земель я обойму в своих «Gesta Danorum» — «Деяниях датчан»…
Андрей тотчас принялся расспрашивать с этой жадностью к познаниям, присущей ему. И старый Саксон, прозванный Длинным и Грамматиком, рад был показать человеку сведущему и понимающему труд своей жизни.
В ту ночь Андрею вовсе не хотелось спать. Он снова посмотрел на чертеж, исполненный Клаудиусом Клавусом, и попросил старика объяснить подробно, что же это такое: чертеж земель. И, прослушав объяснение, высказал невольно свою мысль:
— Непременно я наказал бы исполнить подобный чертеж русских земель, ежели бы возвратил себе престол и владения свои…
— В слухах и вестях, дошедших о тебе, много ложного. — Старик положил руки перед собой на столешницу, и вид этих спокойно лежащих, старчески сморщенных, но все еще сильных кистей успокаивал Андрея… — Расскажи о себе сам, я хочу услышать твои слова, — сказал старик спокойно и будто заранее уверенный в том, что слова Андрея будут правдивы…
И Андрей рассказал свою жизнь…
— Нет, — говорил он, весь отдаваясь этой возможности свободно говорить, — мне больно даже и не от потери власти, больно от этого предательства, от этой искривленности мира!..
— Амлед! — внезапно воскликнул Саксон Грамматик, — Амлед — безумец! История твоя странно соотносится в моем сознании с историей принца по прозванию Амлед…
И рассказал Андрею историю ютландского принца… В те давние времена королем Ютландии был Хорвиндал, а Рорик был королем всех датских земель…
— Рорик! — перебил Андрей. — А имя первого князя русских земель — Рюрик, и он происходил с Севера, варяг был…
— Ты умен без хитрости, тебе трудно будет жить в этом мире…
— Я так часто слышал о своем бесхитростном уме, что сам почти поверил в это. — Андрей усмехнулся. — А жить мне трудно и сейчас. Неужели будет еще труднее?
Но не стоило отвечать на такой вопрос, и старик не ответил и продолжил рассказывать историю безумного принца…
Рорик провозгласил своего единственного сына наследником земель Ютландии и всей Дании. Но Хорвиндал сговорился с Фенгоном, братом Рорика, и вдвоем они убили короля. И после этого убийства Фенгон женился на вдове Рорика и лишил его сына наследства… Принц опасался, что убьют и его, и потому притворился безумным, и его стали называть «Амлед» — «безумец»… Но на самом деле он вовсе не был безумен, он просто прикидывался безумным, смеясь над миром Фенгона и Хорвиндала…
— Так он был салос, уродивый! — Андрей снова прервал рассказчика и вспомнил, как Ефросиния переводила на русский, славянский язык житие Андрея Константинопольского, и Саксон поразился, узнав, что наставляла Андрея в книжном учении юная девушка…
— Так трудно поверить…
— Но тем не менее это так и было. И она говорила мне о книгах: «Се бо суть рекы, напояющие вселенную…»
Саксон, не возобновляя своего рассказа, покачал в задумчивости головой.
Андрей увлеченно продолжал:
— Я читал о византийском императоре Михаиле III, жившем четыреста лет назад, и он притворялся безумцем и творил смехотворные и дерзостные деяния, но почему он так поступал, я не знаю. Однако ныне имею основание полагать, что правитель, ведающий свои права и не будучи в силах быть бесчестным для отстояния их, невольно делается таким чудаком, салосом, уродивым, или, как ты говоришь, «амледом». Я сам это чувствую, я сам невольно становлюсь таким… Но я прервал твой интересный рассказ, прости и продолжай, прошу тебя!..
И Саксон рассказал далее о том, как подослали к безумному принцу девушку, чтобы испытать, настолько ли он безумен. Однако он перехитрил своих гонителей и сумел получить наслаждение, не открыв им своего разума… И слушая об этом, Андрей смеялся… Далее рассказывал Саксон, как отослал Фенгон принца к британскому королю, чтобы тот убил принца. Но Амлед склонил короля на свою сторону, и тот отдал ему в жены свою дочь… И принц воротился в свои родные земли, убил Фенгона и стал королем…
— Это хороший конец, — заметил Андрей после недолгого молчания и заговорил горячо: — Нет, суть, смысл не в победе или возвращении власти; суть в этом состоянии обиды и боли, которое растравляет мои чувства до крайности и заставляет меня видеть больно всю тщету и боль этого мира!..
Он встал из-за стола, взволнованно прошелся по комнате, сел на край постели. Внезапно голова его склонилась, тело простерлось на медвежьей шкуре. Он уснул легко и крепко, как дети засыпают…
Правитель свейских земель и датский король не понимали этого. Один лишь старый Грамматик понимал. Безумие принца Амледа из прежних записей Саксона было совершенно притворным; можно было бы сказать, что вполне осмысленным безумием. Наследник Рорика умел добиваться своего и в конце концов добился своего. Но потомок Рюрика из русских земель, было ясно, что никогда ничего не добьется; во всяком случае, того, чего добился Амлед… И все же… внутреннему взору старика открывался теперь иной Амлед, не тот, которого он описал прежде… Иной, безумный этим безумием особым; должно быть, русским безумием, проистекающим от неимоверной глубины мысли… Амлед… не хитромудрый и удачливый, а думающий странно… И в который раз принимаясь переписывать свою рукопись, старый Грамматик пытался придать легендарному принцу черты русского юноши…
Наутро Андрей проснулся успокоенный, с облегченной душой. Король снова принял его, выслушал его историю и сказал, что хотя и не может оказать ему действенную помощь, однако рад видеть его гостем при своем дворе. И Андрей прожил три дня в столице Вольдемара, и тот подарил изгнанника богатыми подарками. А помощи Андрей и не ждал. Уже и ни от кого, пожалуй, А самыми дорогими для Андрея подарками были несколько латинских книг, поднесенных ему Саксоном Грамматиком. И на прощание Саксон Длинный, исповедник датского короля, вот что говорил русскому конунгу;
— Правда твоя, мир искривился. Неведомая третья сила, власть над всеми, явилась в искривленном этом мире. Брат родной старший обманул, оклеветал и предал. И клевету свою о тебе желает передать в века. Но поверь мне, старику, сыщется голос и скажет слово в твою защиту! А слово — оно и есть слово! В слове этом защитном оживешь, тебя пожалеют и полюбят… — И он обнял юношу…
И отпустили Андрея с честью…
Год смерти Саксона Грамматика в точности неизвестен. Называют произвольно различные даты — от 1208-го до 1220-го. Но каким образом тогда Андрей Ярославич мог встречаться с ним в начале пятидесятых годов XIII столетия? Однако сообщение о поездке «конунга Андерса» в датские земли, о его встрече с королем и беседе с королевским исповедником, которого Андрей Ярославич поразил своей ученостью, имеется в первом, парижском издании «Деяний датчан» 1514 года, осуществленном Кристьерном Педерсеном…