Страница 20 из 20
Я прошел военно-медицинскую школу, чтобы побольше узнать о «жизни». Я препарировал трупы, ухаживал за болеющими, умирающими и повредившимися умом. Я понял, как мало я на самом деле знал о реальности. <…> Что Вы делаете, когда не знаете, что делать? Неудивительно, что психиатры чаще, чем другие, кончают собой[103].
Одновременно Лэйнг продолжал свое психиатрическое обучение – для получения диплома было необходимо три года постдипломного образования. Он получил диплом 1 января 1956 г., и его имя было включено в регистр Королевской медико-психологической ассоциации.
Именно в годы работы в Южной общей больнице через друзей-евреев Лэйнг познакомился с теорией Мартина Бубера. «Отделение психологической медицины было прозвано отделением психосемитов, поскольку пятеро самых почтенных его специалистов, кроме профессора, все были евреями»[104], – вспоминал он. Благодаря им он и посетил лекцию Бубера.
Лекция проходила в Еврейском обществе Глазго. Присутствовало около пятидесяти слушателей. И, как впоследствии вспоминал Лэйнг, он был единственным неевреем. Бубер произвел на него тогда колоссальное впечатление:
Бубер был низкорослым, с растрепанными волосами и длинной белой бородой – словно бы реинкарнация ветхозаветного пророка. Я отчетливо помню каждую секунду этого вечера. Он стоял за кафедрой и говорил о человеческой природе, о Боге и Завете с Авраамом, как вдруг схватил двумя руками лежавшую перед ним громадную и тяжеленную Библию, воздел ее насколько можно было высоко над головой, со всего размаха ударил ее об кафедру и, протянув руки к слушателям, воскликнул: «Какой прок в этой книге после лагерей смерти!». Он на самом деле был очень зол на Бога за то, что тот сделал с евреями. И это неудивительно[105].
Приблизительно тогда же, в 1955–1956 гг., Лэйнг посетил лекции Пауля Тиллиха. Тиллих достаточно свободно толковал Библию и был радикально мыслящим теологом. Этот радикализм в действии Лэйнг и наблюдал на лекции:
Я до сих пор помню, как присутствовал на одной из его лекций. Я сидел рядом с очень набожной пожилой протестанткой из Глазго, когда он стал разбирать пассаж из Евангелия от Марка. <…> Когда лекция закончилась, сидевшая рядом со мной пожилая леди повернулась ко мне и очень громко, уже практически срываясь на крик, выпалила: «Для такого, как он, это просто невежливо: прийти сюда и разбить веру пожилой женщины»[106].
Однако Лэйнг все еще не терял связи с неврологией. Он поддерживал дружеские отношения с Джо Шорстейном и вместе с ним в течение года руководил клиникой. Связующим звеном между неврологией и психиатрией, как он ожидал, должна была стать теория межличностных отношений.
Лэйнг активно интересовался межличностными отношениями и штудировал не только работы Бубера. Его очень привлекала неврология, и он пытался найти для нее, если можно так выразиться, межличностный выход. Он штудировал Гольдштейна, но эти работы не давали ответов на его вопросы. Неврология Гольдштейна была исключительно внутриличностно ориентированной. «…Если бы у Гольдштейна было немного больше психоанализа, его неврология, возможно, была бы намного более глубокой»[107], – впоследствии скажет он.
Единственной связующей нитью между неврологией и пространством межличностных отношений была проблема схемы тела. Именно она и заинтересовала Лэйнга в те времена. Она задавала его интересы и проблематику докладов, определяла круг профессионального чтения и накладывала отпечаток на формирование концептуальной сетки его будущих работ. Понятие воплощенного/невоплощенного я, которое появится в его первой книге «Разделенное Я», будет отголоском именно этого интереса.
Лэйнг читает Пола Шильдера – психоаналитика, делавшего особый акцент на формировании схемы тела. Он штудирует «Психологию тела» Джона Рикмана, в которой межличностная коммуникация рассматривается сквозь призму теории объектных отношений. Читает он и «Прямой анализ» Джона Розена, представившего взаимодействие с невротиками и психотиками на доступном широкой публике языке.
Здесь же, в Глазго, Лэйнг примыкает к группе единомышленников, исследующей широкую проблематику психиатрии, неврологии и психологии. В нее, кроме Лэйнга, входили секретарь Международного совета церквей Арчи Крейг, психиатр Гартнавельской психиатрической больницы Ян Камерон, студент Ясперса и юнгианский психотерапевт Карл Абенгеймер, переводчик «Бытия и времени» Хайдеггера Джон Маккуори и Джо Шорстейн. Группа собиралась на дому у одного из своих членов и обсуждала различные профессионально-теоретические проблемы. Именно на этих встречах Лэйнг озвучил доклад, который знаменовал начало работы над «Разделенным Я». Доклад назывался «Размышления об онтологии человеческих отношений» и касался философских и теологических оснований межличностного общения.
Лэйнг начал писать эту работу[108] (которая до сих пор не издана) еще в 1954 г., в Гартнавельской психиатрической больнице. В ней он предлагает свой первый проект межличностной феноменологии. Он указывает, что самая большая ошибка антропологов и философов – это неспособность понять фундаментальный потенциал человека, который задается в Библии и выражается фразой «возлюби ближнего как самого себя». По мнению Лэйнга, этой ошибки при построении своей онтологии не смог избежать даже Хайдеггер. Лэйнг предполагает, что это произошло, поскольку Хайдеггер, а также другие феноменологи и экзистенциалисты исключили из поля своих исследований человеческое взаимодействие. «Связь между людьми – ахиллесова пята онтологии»[109], – отмечает он.
Лэйнг подчеркивает, что уникальной человеческой способностью является способность к любви. Онтологически (потенциально) человек предстает для него именно как любовь. Следуя за Хайдеггером и распространяя его идеи на пространство межличностного взаимодействия, Лэйнг говорит прежде всего об онтологии. Он подвергает резкой критике идеи Спинозы, в частности за то, что философ исключает из своей онтологической системы детей, дураков и сумасшедших. Впервые в своем творчестве Лэйнг настаивает на том, что Спиноза, путая онтологию с психологией, отказывает некоторым людям в онтологическом статусе. Он подчеркивает: «Никакой онтолог не может оставлять за скобками того человека, поведение которого он не может объяснить, даже если его поведение кажется ему еще более странным, чем пение птиц в его саду»[110].
Лэйнг ставит задачу пробуждения любви, разбивая ее на шесть принципов:
1) безусловная любовь к ближнему;
2) любовь – это глагол, который обозначает отношения не с безликим, а с личностью;
3) мы должны любить всякого, без исключения, ближнего, а не абстрактное и безликое человечество;
4) мы должны признать право другого на инаковость как непохожесть на нас;
5) любить как самого себя означает то, что существует отношение к самому себе и оно влияет на отношение к другому, поэтому, если я плохо отношусь к себе, страдают и другие;
6) любить как самого себя означает всегда быть связанным с другим, человек всегда существует в отношении, а не в изоляции.
Как справедливо отмечает Стивен Ганс, последний принцип впоследствии станет центральным для социальной феноменологии Лэйнга.
Эта теоретическая работа дает Лэйнгу повод думать о том, что нужно двигаться дальше – и в теории, и на практике. Тема межличностных отношений приводит его к психоанализу, и ему опять везет: оказывается, что профессор Фергюсон Роджерс – хороший друг Джона Сазерленда, директора Тавистокской клиники в Лондоне. Лэйнг не упускает возможности воспользоваться этой дружеской связью (а Сазерленд с удовольствием составляет ему протекцию) и отправляется в Лондон – покорять вершины. Он внедряется в Британское психоаналитическое общество.
103
Laing R. D. Wisdom, Madness and Folly. P. 167.
104
Ibid. P. 169.
105
Ibid. P. 170.
106
Ibid. Р. 190–191.
107
Mullan B. Mad to be Normal. P. 146.
108
Анализируется по: Gans S. Awakening to Love: Ro
109
Ibid. Р. 532.
110
Ibid.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.