Дети восьмидесятых

Итак, что мы имеем? Культуры движений нет в помине, критичность мышления не развита; дети не умеют видеть себя со стороны, как, впрочем, и многие взрослые. Такая способность сама собой не появится. Её тоже будем выращивать, пользуясь театральными методами. Как выстроить систему? С чего начать?

В мои одинокие терзания с разбойничьим посвистом врывается окружающая среда, для которой подобных проблем не существует. В ней вообще нет проблем, их с успехом заменяют инструкции.

Звонок на урок. Ребята стоят возле парт. Влетает разгневанная директриса, тащит за руку перепуганного Сережу Д. Истерически вопрошает:

— Это ваш?!

— Да, мой. А что случилось?

— Безобразие! Я иду, а он летит по коридору. Еле поймала! А он ещё и вырывается! Я его спрашиваю: «Да ты знаешь, кто я такая?!» А он мне знаете что ответил «Тетенька!»

И по сей день считаю, что проявила чудеса выдержки, не расхохотавшись тогда: картина была самая комичная.

— Я — директор! — продолжала она в пылу административного гнева. — Почему ваши дети до сих пор не знают, что я директор школы?! Это я не знаю что такое: за два месяца не смогли воспитать детей! Работать не умеете!

Стремительно излив на меня свой начальственный гнев, она развернула орудия и начала палить из пушек по моим первоклашкам, при этом искренне считая, что не просто вопит, как торговка семечками на базаре, а осуществляет воспитательный процесс. Исправляет мои промахи, учит меня, как надо работать!

— Ты как стоишь?! Я тебя спрашиваю! А ну встань прямо! Опусти руки! С тобой директор говорит, а ты в носу ковыряешь!!!

Замерли мои перепуганные малышата, а я никак не могла выйти из шока: такая дикость творилась на моих глазах впервые. Что же мне делать? Ситуация на первый взгляд совсем проста, проще не бывает: человек, пять минут продемонстрировавший такое количество антипедагогических вывертов, от базарного хамства до полного непонимания азов педагогики, не должен быть директором. Не имеет права ни морального, ни по закону — как профнепригодный. Но это ясно мне. А она? Она несокрушимо уверена, что именно так и должен нести себя директор. И для подобной уверенности у нее есть основания: она сидит в директорском кабинете, ни с кем не здоровается — не обязана! — и получает солидную директорскую зарплату. А главное, что подогревает амбиции, — она на хорошем счету у начальства, поскольку подняла бумажно-воспитательную работу школы на головокружительную высоту.

Директриса выплыла из кабинета, чрезвычайно довольная собой. Мы молчим, каждый по-своему переваривая событие. В тишине Сережа выдает «блюдо» (у него любая мысль сразу на кончике языка).

— Какая тетка злющая!

Вот и все. И чихать ему на её высокий чин. (Нам бы научиться!) Он оценивает то, что видит перед собой. Остальные промолчали. Но след в душах остался глубокий. Не случайно через два года Наташа Л. напишет в творческой работе: «У директора должны быть добрая душа и справедливое слово».

При таком простом и ясном подходе, как у детей, надо менять директора. Но поскольку она в зените славы и снимать её никто не собирается, тут уж начинаются всякие тонкости, хитрости и философическая заумь: надо же подвести солидную базу под обыкновенное головотяпство!

Как же я должна была поступить? Сказать ей всё, что думаю о её поведении, и попросить выйти? А как же её авторитет, где педагогическая этика? Кстати, её этакие материи не волнуют… Мягко, тактично урезонить? Как показал опыт, человеку с таким чванством и самомнением все резоны — что слону дробина. Так что же остается — поддержать ее дикую выходку и пойти против детей?

Время показало, что это не выходка, а политика…

Не стану я калечить их сознание, называя плохое хорошим, чёрное — белым, голого короля — нарядно одетым. Постараюсь научить бороться со злом (его много встретится в жизни каждого). Бороться, а не приспосабливаться. Бороться, а не сдаваться. Бороться, невзирая на чины и ранги, и верить в победу. Зло умеет маскироваться, оно может принимать любое обличье, даже обличье чиновника, обязанного — по долгу службы — сеять добро, поступать по совести. Я должна научить детей распознавать зло под любой маской.

Но всё это в будущем. А пока мои дети просто дерутся. В отношениях полное взаимонепонимание.

Вася хочет поиграть с Олей. Оля этого не замечает. Тогда Вася изо всех сил дергает Олю за косу, дабы привлечь внимание девочки к своей персоне. Та, не раздумывая даёт сдачи. Вася оскорблён в своих лучших чувствах! Сражение! В ход идут тычки, пинки, царапанье, кусание — словом, все средства общения, которыми владеют воюющие стороны. Визг, вопли — дым коромыслом. Подбегаю, разнимаю. Сразу выясняется, что виноватых здесь не стоит и искать: здесь все правы.

— А чё она меня стукнула!

— Ага, он первый полез! Я ему сдачи дала!

Так мама научила, еще в садике: обидят — не ходи, не жалуйся, а сразу давай сдачи, умей за себя постоять. Маму тоже можно понять…

Нет конца взаимным обидам и претензиям. Смысл их сводится к тому, что Вася просто хотел поиграть с Олей, а она его почему-то побила. А Оля, наоборот, шла себе спокойно, никого не трогала, как вдруг налетел этот Васька да как дёрнет за косу!

Всё понятно: люди хотят общаться, но не знают, как это делается. Доступно, с примерами рассказываю, как входить в контакт, искать базу общения и т. д. Вроде поняли… Не получается. Почему? Смущенно улыбаются:

— Стесняемся…

Вот те раз! Только что безо всякого стеснения колошматили друг друга!! Привычно делали то, что умели?..

Исправить положение тоже помогли театр и маленькие артисты — перчаточные куклы. Но об этом позже.

Как-то меня пытались убедить, что агрессивность у детей — свойство возрастное, заложенное природой: вырастут — и сами переменятся. Разве мало взрослых людей общается на том же уровне! Вместе с тем если малышей не пасти, а именно воспитывать, то они очень быстро и охотно научатся технике общения.

Границы свободы… Они невидимы и не поддаются измерению приборами. Суть их прекрасно передаёт пословица: «Моя свобода махать кулаками кончается там, где начинается нос моего соседа». Эти границы ребенок должен чувствовать, ощущать всем своим существом. Должен впитать и сделать своим внутренним законом. Именно здесь и берет начало настоящее правовое воспитание. А когда подростка больше всего волнует вопрос, по какой статье УК сколько лет можно получить, тогда вести речь о правовом воспитании уже поздно. Воспитанный человек не преступает границ не из страха наказания, а потому, что совесть не позволяет.

Начинаем мы с реальных, хорошо видимых границ: границ парты, стола. На учительском столе ничего нельзя не то что брать, даже трогать. Но учитель не исключение, у каждого ребенка есть точно такая собственная территория: половина парты, своё место в классе. Тут лежат учебные вещи, а на переменах и игрушки. Но никто без разрешения хозяина этих вещей не имеет права что-то взять. Закон границы соблюдаем мы все, а я в первую очередь.

Ребята очень любят играть. Чего только не увидишь на партах и в руках во время перемены: зайчата, куклята, машинки. На парте у Лены Д. крохотная вязаная шапочка — для пупсика. Лена сама её связала — мама научила.

— Лена, можно я возьму посмотреть?

— Да, конечно!

Рассматриваю, восхищаюсь, расспрашиваю, кладу на место, говорю: «Спасибо». Ребята окружили: им все интересно. (А особенно интересно, как всегда, там, куда их не звали.) Сейчас они заняты шапочкой, а я — стилем отношений, границами свободы. Объяснила закон один раз — это очень важно. Если я, увидев, что не получается, стану объяснять еще 99 раз, то дети будут делать всё наоборот, а я приобрету печальную славу зануды. Но с одного раза и не получится, поэтому дальше — тренинг. Показываю на деле, как надо (т. е. даю эталон), но без комментариев, не нарочно, не в лоб. Вот я подошла, обратилась к Лене приветливо и с достоинством. Дети окружили, на ус мотают, но мне и дела нет до их внимания, я их не замечаю вовсе. Меня интересует только шапочка, исключительно шапочка!