Страница 14 из 87
Местами степь разрезают балки и овраги, поросшие густыми кустарниками. Балки и овраги - прибежище диких зверей. Здесь укрываются волчьи выводки, роют норы лисы, устраивают лежбища вепри.
С юга степь льнет к морю Сурожскому, уползает в Тавриду до гор Таврических, ложится к морю Русскому, именовавшемуся Понтом Эвксинским.
С севера степь переходит в лесостепь. Это уже граница Руси…
Когда-то в степи кочевали многочисленные племена. Их сменили печенеги. Они разбивали свои вежи, их многочисленные табуны паслись на привольных травах, а воины постоянно беспокоили города и села Киевской Руси.
Печенегов вытеснили половцы. Но вот ворвались орды татаро-монголов. Они прочно осели в степях Причерноморья.
Эти степи и калмыцкие степи до самых Кавказских гор - все вобрала в себя Золотая Орда. Но из нее два десятка лет назад отделилась орда хана Ногая, могущественного повелителя нескольких туменов. Ногай провозгласил себя ханом, независимым от Золотой Орды, и за ним, бывшим верховным командующим, последовали многие военачальники. За этой ордой прочно укрепилось имя Ногая.
В низовьях Днепра, где широкие плесы и в обилии водится водоплавающая птица, полноводная река расходится на несколько рукавов. Берега поросли густым камышом и тальником, высятся зеленой стеной летом, а в зиму, когда камыши пересыхают, делаются темно-серыми.
Река обильна рыбой: сом и сазан, щука и судак, карп и карась и еще всякая иная обитают в днепровских плавнях.
На днепровском левобережье, чуть выше порогов, где река рвется из своих каменистых берегов, расположились кибитки одного из туменов Ногайской Орды. Арбы и двуколки, юрты и просторные шатры, насколько хватает глаз, покрыли степь.
День у Орды начинался с восходом солнца. Едва оно выкатывалось и от Итиля его лучи разбегались по степи, Ногай выходил из шатра и, щуря и без того узкие глаза, окидывал взглядом стоянку.
Между кибитками и арбами горели костры. Они дымили кизяками и сухостоем, и их горький дым тянуло по степи, прятало в речных плавнях.
Невысокий плечистый Ногай, с лицом, изрытым оспой, и лысой, как шар, головой, был с виду медлительным и немногословным. Но стоило ему поставить ногу в стремя, как он делался быстрым и ловким. Его мысли работали мгновенно. Он отдавал команды своим темникам, и воины знали: с ним им обеспечена победа…
В степи на многие версты паслись стада и косяки коней. Табунщики объезжали их. У просторного шатра Ногая, у коновязи, кони ханских нукеров. Здесь же высоко на шесте бунчук хана.
Ногай поднял голову, посмотрел, как от гор Угорских потянулись облака. Они должны собраться в тучи и пролиться в степи дождем. Он даст степи жизнь, напоит реки, и трава пойдет в рост. Обильные пастбища радуют кочевника.
Почесав шею, хан направился к шатру. Вчера вечером к Ногаю пришел мурза Ахмыл. Он был в Сарае и привез оттуда известие. Когда Телебуг с верными ему воинами был уже в степи, в Сарай приехал городецкий князь. Он намерен ждать возвращения Телебуга. Ногайский хан догадывался, чего будет просить князь урусов Андрей.
Ногай усмехнулся, обнажив гнилые зубы, промолвил:
- Конязь Андрей - коварный конязь. Он великого владимирского стола ищет. Хе!
Пальцем поманил начальника стражи:
- Рамазан, позови темников. Все мурзы пусть идут…
Сходились в юрту Ногая, ждать не заставили. Рассаживались на белой войлочной кошме вокруг большого казана с вареным мясом и горой лепешек, жаренных в конском жире. Они лежали на деревянном подносе рядом с бурдюком с кумысом.
Ногай сидел на кожаных подушках и лукаво посматривал на своих сподвижников. А они выжидали, когда первым заговорит хан. Он знал каждого из них. В те годы, когда Ногай отделился от Золотой Орды, они были кто сотниками, а иные еще в десятниках числились. Теперь все они темники и мурзы и не раз водили орду в набеги. С ними Ногай чувствовал силу и уверенность.
Молчат бывалые воины: если хан позвал их, ему есть о чем сказать.
Еще раз Ногай повел взглядом по сподвижникам и начал:
- Мурза Ахмыл говорил, в Сарай приполз городецкий конязь просить милости у Телебуга.
И замолк: ждал, что скажут сподвижники.
- Хе, - открыл рот темник Абдул, - конязь Андрей - сын Искандера.
- Конязь Андрей коварный, он не любит брата Дмитрия. Но почему он приполз в Сарай, а не к тебе, Ногай?
- Он не знает дорогу к нашим кибиткам, - зашумели в юрте.
- Мы напомним ему, - рассмеялся один из темников.
- Мы давно не горячили наших коней и не водили батыров на Урусию…
Но Ногай прервал его:
- Нет, Усеин, мы не направим наши тумены в землю урусов. Пусть конязь Андрей выпьет молока из табуна Телебуга, а мы подождем. Настанет время, и урусы приползут к нашим кочевьям. На брюхе приползут.
- Дзе, дзе! Хорошо говоришь, мудрый хан, - закивали татары.
- Урусы грызутся за кость, как стая псов, - проворчал Абдулка.
Ногай ощерился в усмешке:
- Когда урусские конязья разорвут друг другу пасти, мы протянем им руку, и они будут ее лизать.
В юрте задвигались, зашумели.
- Наше время еще не настало, - сказал Ногай. - Пусть конязь Андрей ждет милости от Телебуга.
Когда последний мурза покинул юрту, Ногай жестом подозвал начальника стражи:
- Ты все слышал, Рамазан, все видел? Начальник стражи приложил ладонь к сердцу.
- Я не хочу, чтобы Телебуг оставался ханом Золотой Орды. Я не верю ему, он не верит мне. Пусть ханом будет Тохта. Ты понял меня, Рамазан?
Рамазан отвесил низкий поклон:
- Пусть будет, как ты решишь.
Дни выжидания утомительны в своем однообразии. Время будто остановилось. Задули горячие ветры, и над Сараем повисли пески. Песок несло на город, он оседал на лицах, засыпал глаза и уши, скрипел на зубах. Князь Андрей понимал: хан будет пережидать эту непогоду в степи, где нет изнуряющего зноя, а по утрам ласкает прохлада.
Городецкий князь ждал, когда его позовет ханша, и устал ждать. Он позвал боярина и проворчал:
- Мурза Чаган горазд подарки принимать да посулами отделываться. Напоминай ему, Сазон, чай, мы не в гости званы.
- Нальбий никаких вестей не подает.
- Доколе ждать, боярин? Ты уж на подарки не скупись.
- Аль я не разумею? Эвон, сколь им перепало! Однако не торопи, княже, всякому овощу созреть надобно…
И снова проходил день за днем, никто из ордынцев не бывал у городецкого князя, будто забыли о нем. Иногда у него рождалось желание бежать из Сарая. Но сам себя останавливал: из Орды не убежишь, задержат, и того хуже, в степи изловят и как пленника к хану доставят, на суд его.
Нервничал князь, боярину жаловался:
- Устал я, Сазон, не рад, что в Орду подался. Голосу разума не внял. Напомни Чагану, боярин.
Жаркие ветреные дни сменились грозовыми дождями, утренними зорями, а днем небо затягивали тучи. Они плыли низко, сверкали молнии, и гремел гром. Что вещал он русичам в Орде?
В такие дни князь Андрей отсиживался в каморе, не бывал на торге, не появлялся в церкви. Но городецкий князь знал, что за каждым его шагом в Орде следят, доносят в ханский дворец.
Но однажды, когда Андрей потерял всякую надежду, явился боярин Сазон и радостно воскликнул:
- Сегодня, княже, нас поведут к ханше!
Во дворец к Цинь их вел начальник караула мурза Нальбий. За князем следовали бояре Сазон и Ипполит, а за ними гридни несли два больших тюка с пушниной и парчой, бархатом и разными украшениями.
Длинными переходами их подвели к просторной палате, сделанной в форме большого шатра. Стража при виде мурзы Нальбия расступилась, и князь Андрей увидел ханшу.
Она восседала в кресле, обтянутом пурпурным бархатом, а позади теснились ее слуги. На городецкого князя смотрели черные, как переспелые сливы, глаза ханши Цинь с кукольным, набеленным и насурьмленным лицом.
Князь Андрей поклонился, едва коснувшись пальцами ворсистого ковра у ног Цинь, обутых в маленькие сафьяновые туфельки.