Свободное падение

– Какая ты худенькая, – завистливо произнесла Изабель – толстоватая блондинка в очках, которые наверняка стоили дороже всех моих шмоток. – А я вот просто торчу на еде, – призналась она, кивком указав на свою тарелку. Недоеденный чизбургер был зажат между горкой жареной картошки и холмами макарон с сыром. – Мой вес на одиннадцать фунтов выше рекомендаций Люкса, – продолжала Изабель. – Паршиво, конечно. Нужно что-то с собой делать, заняться самомотивацией на снижение веса, но, если честно, меня это не слишком волнует. Ну, толстая я. Не вешаться же из-за этого. А картошечка такая вкусная! – Ее глаза переместились к моей тарелке. – Держу пари, ты все это выбирала, даже не спросив Люкса. Вот потому ты и вполовину худее меня.

Я уже хотела успокоить бедняжку Изабель и сказать, что терпеть не могу салат, как услышала шепот Херши:

– Помогай. Я, кажется, совсем сплю.

– Привет, девочки. – За наш столик присел Лиам. – Как проходит ваш первый день в Тэдеме?

– Ошеломительно, – ответила Херши, ухитряясь одновременно придавать своему голосу оттенок скуки и сарказма.

Похоже, Лиам этого не заметил.

– Ну что, Лиам? Знакомишь юных дам с нашей жизнью?

Услышав голос декана Этуотера, Лиам мгновенно выпрямился и расправил плечи. Херши усмехнулась. Она видела, что декан направляется к нам, но промолчала.

– Стараюсь, – весело ответил Лиам, глядя на Херши.

– Ну, эта юная дама не нуждается в твоей помощи, – вдруг сказал Этуотер.

Я посмотрела на Херши, думая, что сказанное относится к ней и ожидая ее остроумного ответа. Но Херши почему-то смотрела на меня. Ее одноклассницы – тоже. На меня же смотрел и декан Этуотер.

– В этом году ты у нас – единственная Гепта.

Гепта. Я знала эту греческую приставку, обозначавшую число семь. Семерка стояла у меня и в письме о приеме в Тэдем, в графе «Академический символ». Это означало, что у меня природная склонность к предметам, связанным с гуманитарными науками. Тогда я не придала этому значения. Наверное, многие ученики Тэдема имели такую же склонность.

– В нашей группе не было ни одной, – сказал Лиам, даже не пытаясь скрыть своего удивления.

– И в предшествовавших группах тоже, – добавил декан Этуотер. – Рори – весьма незаурядный человек. – Он положил руку мне на плечо. А Херши даже сощурилась.

– Надо же… – пробубнила я, поскольку не знала, чту сказать.

Я старалась сохранять нейтральное выражение лица, но внутри меня все ликовало. «Весьма незаурядная»! И об этом сказано не где-нибудь, а здесь, в Тэдеме.

Декан Этуотер понимающе улыбнулся:

– Ты не позволила истории сбить тебя с толку. Хвалю. – Он стиснул мне плечо и отошел от нашего столика.

– Вау! – воскликнула Изабель, пялясь на меня через красивые очки в темно-синей оправе. – У меня старший брат был Гекса, и то отец носился с ним, как с сокровищем.

До этого она и Рейчел почти не обращали на меня внимания. Теперь же на лицах обеих я видела смесь любопытства и почтительного восхищения. Глаза Херши напоминали два лезвия. Чувствовалось, она изо всех сил пытается разгадать слова декана насчет истории.

Я тоже думала о его словах.

– Большинство ребят в Тэдеме – Пенты, – сказал Лиам, в голосе которого появилась какая-то новая интонация. – Пятерочная склонность.

По его словам я поняла, что сам он – Гекса. Парень с шестерочной склонностью.

За столиком стало тихо. Все смотрели на меня.

Потом Херши встала.

– Пока, ребята, – бросила она нам и пошла к выходу.

Лиам провожал ее глазами. Рейчел тоже смотрела вслед удалявшейся Херши.

– Завидует… В муниципальных школах все такие. А вот я думаю, это круто, что ты – Гепта, – улыбнулась мне Рейчел. Ее улыбка была искренней, и я тоже улыбнулась.

– Спасибо. Я вообще не понимаю, о чем говорил декан и почему это…

– Это значит, что ты рождена для… – перебил меня Лиам, но не договорил.

– Рождена для чего?

Он посмотрел на меня, удивляясь, что я не понимаю столь очевидных истин.

– Для величия.

Столовую я покидала с заметно возросшей решимостью заставить Сомнение замолчать. Если я – Гепта, мой мозг сумеет справиться с небольшими синаптическими сбоями. Они-то и были причиной, почему я слышала внутренний голос.

– Мне нужна порция кофеина, – заявила я Люксу по окончании первого учебного дня.

Помнится, в прежней школе нам в первый день учебы ничего не задавали. Тэдемские преподаватели придерживались иной точки зрения, а потому нагрузили меня домашними заданиями.

– Кофейный киоск в столовой работает до девяти часов вечера, – пришел ответ Люкса.

И сразу же на дисплее появился список его рекомендаций, где верхнюю строчку, конечно же, занимал ванильный капучино. Однако я была не единственной, кому требовалась порция кофеина. Очередь к киоску начиналась еще во дворе, тянулась по ступенькам столовой и исчезала в полуоткрытых дверях. Я убрала унисмарт в сумку и направилась было к очереди, но вовремя остановилась. За время, пока я толкаюсь среди жаждущих выпить чашечку кофе, я успею сходить в город, получить дозу кофеина и вернуться обратно. К тому же это избавит меня от разговоров с приятными, но ужасно болтливыми девицами, с которыми я сидела вместе на истории.

Я отправилась в кафе «Ривер сити бинз», которое Люкс рекомендовал мне вчера. Честно говоря, я бы с удовольствием выпила сейчас чашку зеленого чая маття. Но я не собиралась заглядывать в «Парадизо» каждый день и доставлять удовольствие Норту, заказывая выбранное им.

На этот раз я обошла кладбище стороной, пройдя по улице через тихий жилой квартал. Улица вывела меня к реке. Через узкую ее часть был переброшен пешеходный мост. Поднявшийся ветер шелестел в листве деревьев. Я ежилась и жалела, что не надела свитер. К тому времени, когда я сворачивала на Мейн-стрит, большая иссиня-черная туча заслонила солнце. Еще несколько таких же туч повисли над горами. Небо заметно потемнело. У нас в Сиэтле дожди шли постоянно, но таких гроз, как здесь, не было.

Поглядывая на тучи, я дошла до «Ривер сити бинз», поднялась на крыльцо и дернула ручку. Дверь была заперта.

«ПО ПОНЕДЕЛЬНИКАМ НЕ РАБОТАЕМ», – увидела я табличку в витрине.

Ничего удивительного: я же воспользовалась вчерашним советом.

И что теперь? Возвращаться в кампус, пока не разразилась гроза? Еще через пару секунд я поняла: поздно. Пока я доберусь до кампуса, успею промокнуть. Разумнее было заскочить в «Парадизо» и переждать грозу. Судя по освещенным окнам, там работали и в понедельник.

Я быстро прошла по улице и толкнула дверь кафе. Звякнул колокольчик. Норт, хлопотавший возле кофемашины, поднял глаза. Я же, наоборот, уткнулась в пол. Какая же я дура, что пришла сюда, да еще одна.

– Привет! – поздоровался Норт. – Что, соскучилась по «Парадизо»?

Наши глаза встретились. Он улыбнулся. Когда Норт улыбался, его лицо преображалось. В глазах плясали веселые чертики. Вчерашней насмешливости в них не было.

– Можно сказать и так, – ответила я.

За спиной у меня зарокотал гром. Я вздрогнула и пошла к стойке.

– Ванильный капучино? – насмешливо спросил Норт, хотя сам потянулся к жестянке с маття.

В его ухе торчал наушник, от которого тянулся провод к небольшой белой коробочке, а сама коробочка крепилась к петле для брючного ремня. Я видела снимки старых mp3-плееров. Наверное, он до сих пор пользовался таким «антиком».

– Что ты слушаешь? – поинтересовалась я.

– «Кардамонс кауч», – ответил он, перекрывая шипение кофемашины. – Местная группа. Послушай.

Норт извлек наушник и протянул мне. Пришлось немного наклониться, чтобы взять наушник, который был одного возраста с плеером.

– Мой приятель Ник играет на мандолине, а его брат – на стальной гитаре[10].

Первые секунды мне казалось, что я слушаю просто бренчание, причем довольно унылое. Но затем вдруг все встало на свои места: стихи, наполненные глубоким смыслом, хватающая за душу мелодия, гортанные звуки стальной гитары и лихорадочные трели мандолины. Там были еще какие-то звуки непонятного происхождения: жутковатый грохот, лязганье и что-то вроде собачьего визга. Я заткнула второе ухо, закрыла глаза и понеслась вместе с музыкой. Когда закончился припев, я вернула наушник Норту.

10

Стальная гитара – разновидность гавайской гитары, на которой играют стальным бруском.