Город

– Просыпайся, Эм, – снова позвал он потом. – Пора есть!

Он ласково поцеловал сестру и почувствовал, что девочка уже не спит, хотя она и не пошевелилась. Вытащив из мешка, служившего ему подушкой, несколько тряпок, Элайджа стал заматывать ими ступни и лодыжки – очень тщательно, стараясь надежно укутать косточки, пятки, подъемы, каждый палец. Он не первый год жил в Чертогах и знал немало людей, умерших от болезни, что началась с подошв.

Эм наконец-то зашевелилась, сонно, ощупью, совершая свои утренние ритуалы. Брат к ней больше не обращался. Он то разглядывал дальние стены, то присматривался к копошившимся жителям, чтобы не стеснять девочку.

Теперь, можно сказать, полностью рассвело. Светлее уже не будет. Вверху, под купольными сводами, клубился серебристый туман. Он никогда полностью не рассеивался, лишь иногда истончался и разделялся на облачка. Вдоль изогнутых стен тянулись сотни карнизов. Большей частью они располагались выше обиталища Элайджи и Эм. Очень многие были недосягаемы и, соответственно, необитаемы. Это помещение жители называли чертогом Голубого Света. Элайджа и Эм считали его своим домом.

В самом низу купола чернели три арки. Сквозь каждую втекала речная струя. Посреди зала потоки закручивались водоворотом, а потом и сообща уносились в непроглядный провал навстречу опасностям и ужасам Дробилки. Дальше их ждали Малый Геллеспонт, Темные Воды и в конце бессчетных лиг путешествия – океан.

– Лайджа, Эм! – Грубый голос, раздавшийся за спиной, заставил мальчика поспешно подняться. – Ходом, ходом!

Начался новый день.

Предводитель сегодняшней вылазки звался Малвенни. Он был довольно рослым – в условиях Чертогов это было, скорее, недостатком – и с длинным узким лицом. Тонкий горбатый нос смотрел несколько набок. Эм говорила, глаза у него были зеленые. Имелась у нее несколько раздражающая привычка – при разговоре смотреть людям прямо в лицо. Элайджа, обращаясь к Малвенни, не поднимал взгляд выше груди.

Он шел непосредственно за вожаком, Эм держалась правее, не выходя из круга неверного света факела в руках Малвенни. В маленьком отряде было семь человек, и второй факел нес замыкающий. Конечно, факелов у них с собой имелось в достатке, но, пробираясь через хорошо известные Чертоги, они их берегли.

До Дробилки шагать было около часа. Потом еще столько же, если не больше, до тех мест, где они сегодня собирались пошарить. Малвенни не стал говорить, куда именно они направлялись. Он имел на то полное право. Он был вожаком и нес всю еду. Другое дело, Элайдже было известно, что ближе они почти ничего не найдут. Мальчик твердо верил, что Малвенни не подведет их. Элайджа бодро шагал сквозь потемки, следя за тем, как переступали ножки Эм, и держа в руке теплую ладошку сестры.

Спустя некоторое время они добрались до переправы Злодеев – надежного моста из досок и смоленых канатов, выводившего на основную дорогу. Переправились, как выражался Рубин, с почтением.

По давнему обыкновению, Элайджа остановился посредине и чуть задержался, опираясь на толстые канаты и глядя вниз, в Пропадайку. Это был рукав, отделявшийся от основного русла и вскоре обрывавшийся в отвесную дыру, что уводила куда-то в недра земли. Никто не совался в тоннель, где текла Пропадайка. Там ничего не было, кроме смерти и тьмы.

– Шевелись, малый, – хрипло прозвучал сзади голос замыкающего.

Элайджа пошел дальше, глядя себе под ноги, и стал думать о еде. Он всегда думал о ней, если голова ничем другим не была занята. Он стал гадать про себя, что сегодня нес Малвенни. Кукурузные лепешки, сушеное мясо… Если повезет, в мешке сыщутся даже вяленые фрукты. Как не вспомнить – однажды дылда выдал им даже яйца, каменно-твердые, замаринованные в пряном уксусе… Как они ели их, наслаждаясь хоть каким-то разнообразием! Сегодня заплечный мешок Малвенни выглядел прискорбно тощим…

Они остановились передохнуть в месте, называвшемся Дальше-не-Cлышно; и верно, дальше все голоса заглушал невероятный рев Дробилки. Когда все уселись, Малвенни снял мешок со спины, чтобы раздать питьевую воду и тонкие овсяные лепешки. Все принялись есть жадно и молча. Элайджа ощутил, как его желудок прямо-таки вцепился в съестное. Эм еще жевала. Он с нежностью погладил ее по спине.

Малвенни сунул чашку обратно в мешок, прокашлялся и сплюнул в речку:

– Идем на Закатные Берега!

Никто в отряде ничего по этому поводу не сказал, за исключением человека с грубым, хриплым голосом. Он был новичком, Элайджа даже не знал, как его зовут.

– Слышь, а это где? Далеко?

– Далеко, – ответил Малвенни. – Зато есть чем поживиться. Иногда истинные сокровища попадаются.

– Насколько далеко-то?

– Проходим Дробилку, – стал объяснять Малвенни, – потом поднимаемся самым дальним чертогом на той стороне. Подъем длинный, но там сухо. – И он снова принялся шарить в мешке, как бы отгораживаясь от дальнейших вопросов.

Он сказал правду. Так называемые Берега в самом деле долго шли на подъем, потом резко устремлялись вниз. В итоге здесь в основном бывало суше, чем в иных местах, и поживу собирать оказывалось нетрудно. Даже и сокровища попадались, как выразился Малвенни. Эм когда-то за один день нашла здесь серебряный империал и кусочек фальшивого топаза. Опасностей здесь тоже хватало. К примеру, если начинался потоп из-за сильного ливня на далекой поверхности, Закатные Берега могли превратиться в ловушку. Пришедшие сюда не замечали подъема воды – пока не делалось слишком поздно.

У человека с хриплым голосом – он звался Бартеллом – в верхнем мире было много имен. Тот мир называл его когда-то Шаскарой. А также отцом, сыном и мужем. И еще полководцем. Потом – преступником и предателем. Теперь его называли там мертвецом.

Шагая по узкому скользкому карнизу следом за двумя замызганными ребятишками в потемках сточных подземелий глубоко в недрах Города, он думал, что мир, вероятно, был прав на его счет. Мальчик крепко держал девочку за руку, но она шла по краю карниза, и Бартелл невольно тревожился, следя, как она то приближалась к обрыву, то вновь отодвигалась на безопасное расстояние. Он был не вполне уверен, что тощий мальчишка сумеет удержать ее, если она поскользнется и свалится в поток. Он и за себя не поручился бы.

В Городе, нескончаемо воевавшем с миром по ту сторону стен, была такая нехватка солдат, да и оставшиеся были до того измотаны, что дети почти перестали рождаться. Ребятня на улицах попадалась нечасто. Как же надо ценить каждое дитя, размышлял старик. Ценить, лелеять, бережно воспитывать… А не выбрасывать в сточную канаву, как мусор, не оставлять на поживу злым людям.

Безотчетным движением он поднес руку к груди, взывая к богам льда и огня: да не оставят они двоих малышей, угодивших в это страшное место!

Элайдже не то чтобы нравилась Дробилка. Проходить ее было опасно, а шум стоял такой, что заглушал не только разговор – даже мысли. И воняло здесь едва ли не хуже, чем где-либо еще в Чертогах. Тем не менее Дробилка некоторым образом подбадривала его. Ибо она была в его мире чем-то вроде точки отсчета. От этой чудовищной конструкции отсчитывались все расстояния под Городом. С любого места был слышен ее невероятный рев, а значит, путник мог прикинуть, далеко ли до дому. Благодаря Дробилке Элайджа знал, что никогда не заблудится в Чертогах. На самом деле он никогда никуда не ходил, кроме как в составе отряда добытчиков, так что потеряться ему всяко не грозило. Утонуть – да. Захлебнуться в неожиданном приливе, угодить под обвал свода, погибнуть от рук грабителей, решивших отнять найденное, пасть жертвой императорского патруля… Но не потеряться. Отряды не пропадали. А если пропадали, значит не Малвенни их вел.

Дробилка представляла собой высоченную дамбу из дерева и металла. По ней сочилась вода, сооружение было сплошь покрыто скользкими водорослями. Она возвышалась над карнизом более чем на три человеческих роста и перекрывала всю ширину реки, превышавшую в этом месте тридцать размахов. Другой берег был едва виден. Вода сегодня стояла высоко, Элайджа даже не мог рассмотреть двадцать громадных вертящихся бочек, составлявших механизм. Они, однако, были недалеко от поверхности; вода безумно кипела и клокотала. Бочки затягивали прибывавший с юга поток и перемалывали в пыль все, что в них попадало, после чего извергали воду на нижние уровни. С обеих сторон были установлены несложные фильтры, позволявшие воде безостановочно течь вне зависимости от уровня.