Страница 28 из 31
Вскоре индийский врач ― его потом наградили Сталинской премией мира ― стал лечить. Сталина с помощью стимулирующих и даже допинговых средств, и вождь неожиданно быстро встал на ноги. На XIX съезде он как ни стремился все же не мог выступить с отчетным докладом и был в состоянии только доковылять до трибуны и произнести очень краткую агрессивную речь. Эта речь призвана была доказать, что вождь здоров и в силе. (Египетские фараоны, чтобы показать,что они еще не стары, пробегали в присутствии большого числа людей огромный круг.). Вскоре началось дело врачей.
ОБЕСКУРАЖИВАЮЩЕЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ
В феврале 1953 года состоялось заседание Президиума, на котором обсуждался вопрос о суде над «врачами-убийцами» и о последующей депортации евреев в Сибирь. Неожиданно для Сталина несколько руководителей высказались резко против этого. Сталин был настолько поражен и обескуражен сопротивлением (ничего подобного не было уже лет двадцать!), что молча покинул заседание, уехал и не появлялся 10―15 дней. Он не появился вообще. Умер. От огорчения? От страха? От гнева? Иногда палачи отбивают кулаки, избивая жертву: неужели евреи доконали бедного Сталина?
ЧТО ДЕЛАТЬ С ВИНОГРАДОВЫМ!
По делу врачей арестовали главным образом врачей-евреев. Однако был арестован и Владимир Никитич Виноградов ― лечащий врач Сталина, рекомендовавший ему по состоянию здоровья покой и отход от дел. Ни следователь, ни новый министр Игнатьев не знали, что делать с этим арестантом. При первой же встрече со Сталиным Игнатьев спросил, как следует поступить с Виноградовым. Сталин ответил:
— Не знаешь, что делать? Он должен быть связан с сионистской организацией Джойнт.
— Но Виноградов русский.
— Значит, он английский шпион, а Англия покровительствует Джойнту. Так что все сходится.
— Однако Виноградов ничего не подписывает и просит сообщить вам, что он ни в чем не виноват.
― Не виноват! Шпион иностранной разведки ― не виноват! Имейте в виду, Виноградов человек слабохарактерный, его не надо бить, достаточно надеть на него кандалы, и он все подпишет. Я его хорошо знаю.
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ СПЕКТАКЛЬ
Илья Эренбург рассказывал мне, как в феврале 1952 года Маленков пригласил его в ЦК. Вначале он хвалил писателя и объяснялся в любви к его творчеству, а потом сказал: «Прошу вас ознакомиться с одним письмам. Я ценю вас и отношусь к вам с читательской привязанностью, поэтому настоятельно советую подписать это письмо».
Эренбург внимательно прочел документ, под которым уже стояли подписи известных людей. В письме говорилось: мы, евреи ― деятели культуры, воспитывали как их детей в антипатриотическом духе, мы и наши дети виноваты перед всеми народами Советского Союза, так как противопоставили себя им. Дальше шли перечисления социальных прегрешений евреев. И в конце покаяние: мы становимся на колени перед народами нашей страны и просим наказать и простить нас.
Эренбург отложил письмо и сказал:
— Я этого подписать не могу. Маленков сказал:
— Желая вам добра, очень советую не отказываться. Иначе я не могу поручиться за вашу судьбу, которая мне дорога. Ваш отказ там, ― Маленков показал на люстру, ― не поймут и не примут. Ваш отказ вызовет такие последствия, что я не смогу вам помочь.
Эренбург понимал, что простое отрицание документа, санкционированного, как это было понятно, Сталиным, невозможно, и привел лукавые доводы:
— Я не могу подписать это письмо, потому что партия и лично товарищ Сталин поручили мне руководить движением за мир. Я ответственно говорю, что публикация письма разрушит это движение. Я получил официальное заявление Жолио Кюри и других видных западных деятелей, что они выйдут из движения за мир, если не получат неопровержимых данных о том, что дело врачей-убийц не инсценировано. Все это не позволяет мне подписать письмо, так как я отвечаю перед партией и товарищем Сталиным за движение за мир.
— Я по-прежнему думаю, что вам лучше подписать, сказал Маленков. ― Если же вы отказываетесь, я советую: все аргументы, которые вы мне высказали, изложите в письме на имя товарища Сталина и завтра передайте мне. Я обеспечу, что ваше обращение попадет в руки товарища Сталина. Однако я уверен, что это не повлияет на его решение. Письмо с подписями представителей еврейского народа будет опубликовано на следующей неделе в «Правде».
Эренбург последовал доброму совету Маленкова и всю ночь писал письмо Сталину. Писал и рвал. Наконец ему удалось изложить свои мысли точно и корректно, с учетом психологии адресата.
Далее события развивались так. Убедили ли вождя аргументы Эренбурга, или же вторглись другие факторы, но коллективное письмо в печати не появилось. Почему? Сталин ушёл из жизни и унес с собой ответ на этот вопрос.
Согласно сталинскому сценарию, должен был состояться суд над «врачами-убийцами», который приговорил бы их к смерти. Казнь должна была состояться на Лобном месте на Красной площади. Некоторых «преступников» следовало казнить, других позволить разъяренной толпе отбить у охраны и растерзать на месте. Затем толпа должна была устроить в Москве и других городах еврейские погромы. Спасая евреев от справедливого гнева народов СССР, их предстояло собрать в пунктах концентрации и эшелонами выслать в Сибирь.
Хрущев пересказывал Эренбургу свою беседу со Сталиным. Вождь наставлял; «Нужно, чтобы при их выселении в подворотнях происходили расправы. Нужно дать излиться народному гневу». Играя в Иванушку-дурачка, Хрущев спросил: «Кто их?» ― «Евреев», ― ответил Сталин, наслаждаясь своим интеллектуальным превосходством. Утверждая сценарий депортации, он распорядился: «Доехать до места должно не более половины». По дороге предполагались «стихийные» проявления народного гнева ― нападения на эшелоны и убийства депортируемых.
Так Сталин готовил окончательное решение еврейского вопроса в России, как рассказывал об этом Эренбург.
Один из старых железнодорожников, живущих в Ташкенте, рассказывал мне, что в конце февраля 1952 года действительно были приготовлены вагоны для высылки евреев, и уже были составлены списки высылаемых, о чем ему сообщил начальник областного МГБ.
ИЛЬИНСКИЙ О ПОСЛЕДНЕЙ ВСТРЕЧЕ СО СТАЛИНЫМ
Это было в конце 1952 года. Я был приглашен на концерт, посвященный окончанию работы XIX съезда партии. Все шло хорошо и привычно. Выступал Краснознаменный ансамбль песни и пляски. Я видел, что Сталину нравится это выступление, Но вот от стола, за которым сидело правительство, отделился Ворошилов, поспешно пошел к руководителю ансамбля Александрову и передал ему просьбу Сталина сыграть «Яблочко». Зазвучал знакомый мотив. Сталин поднялся из-за стога, подошел к дирижеру и встал рядом с ним. Заложив руку за френч, Сталин выпрямился и начал петь, а Александров дал знак оркестру играть тихо, чтобы слышен был негромкий, надтреснутый старческий голос исполнителя:
Меня охватил ужас. Мне показалось, что Сталин опрометчиво вышел из образа вождя, но скоро опомнится и не простит свою оплошность никому из присутствующих. Я на цыпочках, боком вышел из зала и уехал домой.
ГЛАВНЫЙ АРЕСТАНТ СТРАНЫ
Важной символической деталью эмблемы XX века могла бы стать колючая проволока. Человечество научилось беспривязному содержанию скота. Этот метод оказался эффективен и по отношению к человеку. Территории величиной с целые страны были огорожены колючей проволокой. Эти территории заселяли арестанты численностью с целые народы.
Поразительней всего, что в добровольно-вынужденном заключении находился и Сталин. Его двухэтажную дачу отделяла от мира колючая проволока. Второй этаж этого дома, кажется, был необитаем. Лишь однажды там ночевал Мао Цзэдун, постель которому из уважения и гостеприимства стелил сам Сталин, который, впрочем, перед этим, демонстрируя свое величие, несколько дней не принимал гостя. На первом этаже размещалась прихожая с простой солдатской вешалкой на стене. На вешалке висела шинель вождя. Большая комната кабинет Сталина: письменный стол с простейшей кнопочной сигнализацией для вызова охраны, в дверях глазок для наблюдения. У стены―диван. На одной из стен огромная карта, около которой лестница позволявшая приблизиться к любому пункту на карте. В комнате по меньше, спальне - тахта. Мебели мало, обстановка спартанская. Предметов искусства нет. Ведь не назовешь искусством репродукцию из «Огоньке» ― картину Юрия Непринцева «Василий Теркин на привале», висевшую на кнопках над диваном.