Страница 49 из 143
Зачитав оба эти исторические документа, я подчеркнул, что цитирую не резолюцию рабочих и крестьян, а резолюцию городских и земских деятелей.[82] Далее я сказал, что мы выступим со всеми теми, кто открыто и прямо призывает народ и страну к открытой решительной борьбе со старой властью, губящей страну.
Мое предложение обсудить этот вопрос на открытом заседании не было поставлено на голосование: отказавшись сделать это, Родзянко действовал согласно правилам процедуры.[83]
Я совершенно уверен в том, что если бы 13 декабря мое предложение было принято, то такой «революционный» акт со стороны Думы не вызвал бы никаких репрессий. В тот момент распутинская клика еще не была готова к решающим шагам, и Дума смогла бы стать не только глашатаем надежд народа, но и руководителем страны в переломный момент истории.
Убийство Григория Распутина 17 декабря ни в малейшей степени не изменило политику двора.
Через несколько дней, как раз накануне Рождества, дальнейшие заседания Думы были отложены на полтора месяца, а через неделю после этого, 27 декабря, на пост Председателя Совета министров вместо Трепова был назначен высокопоставленный представитель двора князь Н. Д. Голицын, советник царицы во всех делах, связанных с благотворительностью. Это назначение носило весьма курьезный характер, если учесть, что новый глава правительства, которому предстояло в этот критический момент принять на себя руководство всей внутренней и внешней политикой страны, со слезами на глазах умолял царя не назначать его на столь ответственный пост, да еще в военное время. Но все мольбы его оказались напрасными. Впрочем, он и получил такое назначение именно потому, что не имел никакого опыта в делах государства и отличался полным отсутствием собственной воли.
Отныне вся власть сконцентрировалась в руках Протопопова и его подручных.
1 января 1917 года председателем Государственного совета стал один из самых влиятельных лиц, связанных с троном, бывший министр юстиции И. Г. Щегловитов. Этот пост, как и пост Председателя Думы, давал возможность делать личные доклады царю. Назначение на столь высокий пост человека, который всего шесть месяцев назад по требованию общественности был смещен с должности, было явным свидетельством того, что монарх окончательно и безвозвратно утратил чувство ответственности за положение дел в стране. Именно в этот момент Протопопов и его приспешники кинулись, закусив удела, во все тяжкие.
Их война против земств, Союза городов, кооперативов и всех добровольных организаций, работавших на нужды национальной обороны, приобрела патологический характер. В Думе стало известно, что правительство вознамерилось взять все эти организации под свой прямой контроль, а это, наряду с другими мерами означало, что именно Протопопову поручили заниматься продовольственным снабжением жителей Петрограда.
В январе в столице резко возрос размах беспорядков среди рабочих. Если в 1916 году по всей стране прошло 243 политические забастовки, то за первые два месяца 1917 года их число составило 1140.
К середине января специальный комитет во главе с начальником Петроградского военного округа, которым он командовал вплоть до 27 февраля 1917 года, генералом С. С. Хабаловым закончил разработку детального плана размещения в столице войск для совместных действий с полицией на случай беспорядков в столице. Одновременно правительство начало кампанию борьбы с Центральным военно-промышленным комитетом из-за входящей в него Рабочей группы. Эта независимая группа рабочих, являвшаяся частью комитета (членами которого были ведущие представители промышленности), была сущим проклятием для Протопопова по одной простой причине: действуя с позиций марксистской идеологии и пролетарских принципов, группа успешно защищала экономические интересы промышленного пролетариата и вынуждала предпринимателей идти ему на уступки. Таким образом удавалось избегать забастовок на заводах, занятых оборонным производством.
31 января вся Рабочая группа была арестована и ей было предъявлено обвинение в «создании преступной организации, стремящейся к свержению существующего государственного строя и установлению социалистической республики». По приказу генерала Хабалова газетам было запрещено опубликовать письмо арестованных лидеров группы к трудящимся Петрограда, в котором они призывали их продолжать работу на оборонных предприятиях и не проводить демонстраций и забастовок в знак протеста против их ареста. Лишь один из членов группы «избежал» ареста: это был Абросимов, самый левый член группы, который постоянно вылезал вперед, правда без большого успеха, со всякого рода «революционными» предложениями.
В первые недели после падения монархии, когда досье охранки попали в руки нового правительства, выяснилось, что Абросимов был одним из самых активных агентов полиции. Но даже и без этого неоспоримого доказательства вся история о проведении кампании Протопопова — Курлова по деморализации петроградских рабочих, придерживающихся «оборонческих» настроений, была достаточным свидетельством участия Абросимова в деятельности «пораженцев».
8 февраля по приказу царя Петроградский военный округ был выделен из Северного фронта и командующий округа генерал Хабалов получил специальные полномочия. Дума оставалась единственной независимой организацией, которую еще не рискнул тронуть Протопопов. В те черные месяцы этот орган народного представительства, конечно же весьма далекий от совершенства, был единственной надеждой России. Думе доверяла армия на фронте, в ее действенность верили рабочие столицы. Однако неделя шла за неделей, разрушительные силы действовали со все большей наглостью, а Дума по-прежнему так и не возобновляла своей работы.
По городу поползли слухи, будто Царское Село уже приняло решение покончить с Думой. Слухи с каждым днем все нарастали, вызывая всеобщее беспокойство. Все понимали, что в случае разгона Думы общественное мнение потеряет всякое значение. Представители всех слоев общества, от командиров на фронте до простых заводских рабочих в Петрограде, верили в силу и способность Думы спасти положение.
Когда в конце концов на 14 февраля был назначен день возобновления работы Думы, нас с Чхеидзе посетила делегация рабочих Путиловского завода, которые играли ведущую роль в рабочем движении столицы, и сообщила нам, что в день открытия Думы рабочие планируют провести массовую демонстрацию в ее поддержку. Демонстрация была отменена, поскольку, по тактическим соображениям, «Прогрессивный блок» принял решение не поддерживать этот план. Об этом было объявлено в письме, которое Милюков направил в газеты.
Как обычно, в канун открытия Думы Родзянко отправился с всеподданейшим докладом к царю.
«Правительство, — сказал он, — все ширит пропасть между собой и народным представительством. Министры всячески устраняют возможность узнать Государю истинную правду… С прежней силой возобновились аресты, высылки, притеснения печати. Под подозрением находятся даже те элементы, на которые раньше всегда опиралось правительство, под подозрением вся Россия. Государственной думе грозят роспуском. При всех этих условиях никакие героические усилия… предпринимаемые Председателем Государственной думы, не могут заставить Государственную думу идти по указке правительства, и едва ли Председатель, принимая со своей стороны для этого какие-либо меры, был бы прав и перед народным представительством, и перед страной. Государственная дума потеряла бы доверие к себе страны, и тогда, по всему вероятию, страна, изнемогая от тягот жизни, ввиду создавшихся неурядиц в управлении, сама могла бы стать на защиту своих законных прав. Этого допустить никак нельзя. Это надо всячески предотвратить и это составляет нашу основную задачу».[84]
Царь, явно раздраженный позицией Родзянко, предупредил его, что Думе будет позволено продолжить заседания лишь в том случае, если «она не допустит новых непристойных выпадов в адрес правительства», и отказался дать согласие на просьбу Родзянко об удалении наиболее непопулярных министров. В ответ на высказанные Родзянко опасения по поводу реакции общественного мнения и его намеки на возможность насильственных действий снизу Николай заявил, что имеющаяся в его распоряжении информация свидетельствует «совсем об обратном». На грани отчаяния Родзянко высказал свои «самые худшие предчувствия… и убеждение», что это его последний доклад. «Я по всему вижу, что вас повели на самый опасный путь… вы хотите распустить Думу… Еще есть время; еще возможно все изменить и дать стране ответственное правительство. Видимо, этому не суждено сбыться. Ваше Величество, вы выражаете несогласие со мной и все останется как было…Я вас предупреждаю, я убежден, что не пройдет трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет вас, и вы уже не будете царствовать». Пророчество Родзянко вскоре сбылось.
82
То есть людей скорее либеральных, чем революционных убеждений.
83
Стенографический отчет. Государственная дума. Четвертый созыв. Сессия V. Заседание пятнадцатое. 13 декабря 1916 г. С. 1095–1098.
84
The Russian Provisional Government, 1917. Vol. 1. P. 3.