Страница 140 из 143
Это по меньшей мере означает признание мирной конференцией де-факто правительств, представляющих финнов, эстонцев, литовцев и украинцев. Этот первоначальный акт признания должен быть обусловлен созывом национальных собраний для создания правительств де-юре тотчас после того, как мирная конференция определит границы этих новых государств.
Необходимо также предусмотреть для Великороссии возможность федеративного объединения с этими государствами на тех же условиях.
Что же касается Великороссии и Сибири, то мирной конференции следовало бы обратиться с посланием, в котором предлагалось бы создать правительство, достаточно представительное, чтобы выступать от имени этих территорий. Должно быть ясно, что предлагается экономическое восстановление при условии, если на мирной конференции будет представлено правительство, облеченное достаточными полномочиями.
Итак, в ближайшем будущем сущность русской проблемы, по-видимому, сведется к следующему: 1. Признание временных правительств.
2. Предоставление помощи этим правительствам и через эти правительства. Кавказ придется, вероятно, рассматривать как часть проблемы Турецкой империи. Нет никакой информации, которая бы позволила составить мнение о правильной политике по отношению к мусульманской России, то есть коротко говоря, к Средней Азии. Весьма возможно, что придется предоставить какой-нибудь державе ограниченный мандат управления на основе протектората.
Во всяком случае Брест-Литовский и Бухарестский договоры должны быть отменены как явно мошеннические. Необходимо предусмотреть условия для вывода всех германских войск из России, и тогда перед мирной конференцией будет лежать чистый лист бумаги, на котором можно будет начертать политику для всех народов бывшей Российской империи.[322]
Глава 28
На пересечении двух эпох распад Европы
Суровые суждения Роберта Лансинга о Версальском договоре опубликованы не были.[323] Однако к тем же выводам пришли многие из тех свидетелей, которым довелось близко наблюдать Версальскую трагедию и ее последствия. Я оказался одним из них,[324] когда в 1919 году приехал в Париж во время работы там мирной конференции. Более того, в 1920 году я переехал из Лондона на постоянное жительство в Париж, где у меня были широкие возможности встречаться с видными государственными и политическими деятелями и журналистами из многих стран. Вспоминая то, что видел, слышал и испытал в те годы, и сравнивая свои впечатления с выводами Лансинга, я не могу не отметить определенного сходства наших оценок мирного договора.
Лишь 28 июня 1919 года немцы в конце концов подписали Версальский договор, а уже к концу 1920 года коалиция держав, продиктовавшая условия мира, прекратила свое существование. В первую очередь из-за того, что Соединенные Штаты, занявшие в Антанте место России, так и не подписали этот договор.
Одной из основных причин отказа США подписать этот документ явилось условие Версальского договора, согласно которому Япония наследовала все бывшие германские острова в Тихом океане. У наиболее консервативных политиков и военных деятелей Соединенных Штатов вызывало раздражение то обстоятельство, что Япония превратилась в ведущую военную и военно-морскую державу в районе Тихого океана, поставившую под свой контроль океанские коммуникации между Соединенными Штатами и Китаем. Одновременно Соединенные Штаты отказались войти в Лигу Наций, хотя президент Вильсон и был ее инициатором.
На конференции военно-морских держав, которая проходила в Вашингтоне в 1922 году, Великобритания была вынуждена отказаться от пролонгации своего союза с Японией. Баланс сил, таким образом, изменился, неизбежность столкновения между Вашингтоном и Токио возникла именно в то время.
Изменилась ситуация и во Франции. Клемансо, который был кумиром французской нации во время войны, после победы стал объектом травли со стороны французских националистических кругов.
Франция рассчитывала получить от Германии левый берег Рейна. Однако президент Вильсон и Ллойд Джордж убедили «Старого тигра» отказаться от своего требования в обмен на гарантию англо-американской помощи на случай враждебных действий со стороны Германии. Однако после бурных дебатов в сенате Соединенных Штатов президент не смог добиться принятия этого пакта о гарантиях. В последующие годы я с болью в душе наблюдал за ростом недоверия, раздражения и озлобления во Франции, а также за возрождением образа «коварного Альбиона» как главного и исконного врага Франции.
Из бесед со многими представителями французского и английского правительств, а также прессы я сделал вывод, что цели Франции и Англии в минувшей войне против Германии были совершенно разными и даже в корне противоречащими друг другу. Сражаясь с врагом, Англия и Франция еще сохраняли единство, однако после войны они оказались неспособны выработать общий план создания и поддержания мира в Европе.
До тех пор пока адмирал фон Тирпиц не создал могущественный военный флот Германии, Великобритания в своей европейской политике вполне удовлетворялась балансом сил, покоящимся на противоборстве между Тройственным союзом (Германия, Австрия, Италия) с Двойственным альянсом (Франция и Россия). Однако после создания германского флота ситуация изменилась коренным образом, соответственно изменилась и английская политика. Теперь цель Англии состояла в том, чтобы ликвидировать Германию как океанскую военно-морскую державу и помешать ее продвижению через Турцию и Багдад к Персидскому заливу.
В достижении этих целей Великобритания вполне преуспела. Продвижение Германии к Персидскому заливу было остановлено, угроза со стороны германского флота исчезла. По условиям Версальского мирного договора, германский линейный флот передавался Англии. Однако в ходе выполнения этих условий германский флот совершил акт самоубийства — линейные корабли оказались на дне залива Скапа-Флоу.
В отличие от Франции Англию ничуть не тревожило существование Германии, даже сильной Германии, но как исключительно континентальной державы. Германия рассматривалась даже как необходимое условие поддержания баланса сил в Европе.
Для Франции же, наоборот, сильная и со временем перевооружившаяся Германия представляла смертельную угрозу. В руководстве Франции стало преобладать чувство глубокой тревоги и ощущение неполноты победы. Надо было принимать новые меры во имя обеспечения безопасности страны. Ненависть к Германии, достигшая апогея после Седана, а также возникшие связи между Берлином и Москвой подталкивали французских государственных деятелей к созданию более надежных гарантий безопасности.
Французская делегация на Версальской конференции настаивала на максимуме военных уступок со стороны Германии, на унизительных «санкциях», на территориальных и экономических жертвах и даже на расчленении Германии.
Россия отныне была отодвинута от восточных границ Германии и отделена от нее цепочкой маленьких государств, созданных из осколков бывших Российской и Австро-Венгерской империй. Именно эти государства, особенно Польшу, Франция и стала рассматривать как буферные страны между Берлином и Москвой. Италия, южный сосед Франции, после прихода к власти Муссолини в 1922 году также разорвала свои связи с бывшими союзниками.
Таким образом, коалиция держав, продиктовавшая условия мирного договора, фактически распалась. Как и до 1914 года, Европа распалась и раскололась на два непримиримых лагеря. Вновь началась гонка вооружений. И хотя в 20-е и 30-е годы состоялись многочисленные конференции по разоружению, все они завершились ничем.
Странно было наблюдать, как те люди на Западе, которые находились у власти и определяли общественное мнение, глубоко верили в первые послевоенные годы, что Версальский мир станет служить основой новой и стабильной Европы. Столь же глубоко они верили в необходимость для консолидации послевоенной Европы «парализовать» на 10–20 лет Россию. Они считали, что cordon sanitaire между Европой и Россией, на чем настаивал Клемансо, также поможет нарушить связи между Берлином и Москвой. Они полагали, что немецкий народ без всякого протеста и сопротивления примирится с навязанным ему зависимым положением.
322
Архив полковника Хауза. М., 1944. Т. IV. С. 151–153. — Прим. ред.
323
См. гл. 27.
324
См. мою статью «Европа на ущербе», июнь — июль 1921 год. Впервые опубликована в «Воле России», затем в моей книге на русском языке «Издалека». Париж, 1922.