Страница 136 из 143
Позднее из беседы с Бернардом Барухом, который нередко выполнял личные поручения президента Соединенных Штатов, я узнал, что такие же маневры большевистский режим предпринимал в отношении Белого дома. Оба эти факта имеют определенное историческое значение и непосредственно связаны с тайной поездкой Уильяма Буллита в Россию в начале весны 1919 года.
Как я уже упоминал, судьба России раз и навсегда была определена Верховным Советом Антанты («Большой пятеркой»)[315] еще до начала мирной конференции, и когда наконец прибыла объединенная делегация деникинского и колчаковского правительств, ее не допустили в зал заседаний. Не были приняты делегаты ни самим Советом, ни отдельными его членами.
Россия оказалась в парадоксальном, не имевшем прецедента в истории положении.
Она не была упомянута в перечне участников конференции на том простом основании, что не относилась к победившей стороне, ибо война завершилась уже после того, как Россия стала «нейтральной страной, заключившей мир с врагом».
А поскольку бывшие союзники России не одержали над ней победы в войне, то упоминания ее не было и в перечне побежденных. А ведь на деле: если бы не Россия, союзникам бы вовсе никогда не одержать ее.
Союзные нации, правившие тогда всем миром, намеревались таким путем исключить Россию из состава великих держав, отбросить ее к границам допетровской России и изолировать от Европы цепочкой небольших независимых стран.
Конечно же воспрепятствовать участию России в мирной конференции не составляло особого труда, но абсолютно невозможно было игнорировать ее, предпринимая попытки изменить баланс сил в Европе и Азии. Законное кресло России оказалось пустым, но сама она незримо присутствовала в зале заседаний.
На следующий день, после принятия решения о недопущении к работе конференции русской делегации, «Большая пятерка» продолжила обсуждение «русского вопроса».
«Россия — огромная страна, занимающая часть Восточной Европы и значительные пространства в Азии, — заявил Ллойд Джордж, — и теперь, когда мы определили ее судьбу, мы должны найти правительство, которое согласится с нашим решением».
Потребовалось несколько дней жарких дебатов, прежде чем было решено, к какому правительству обратиться. Некоторые из ораторов, включая самого Ллойд Джорджа, склонялись к необходимости идти на соглашение с Москвой, другие, как, например, Клемансо, и слышать об этом не желали, настаивая на переговорах с Колчаком и Деникиным. В конце концов 22 января, когда страсти поутихли, был достигнут компромисс: все правительства де-факто на территориях, ранее входивших в состав Российской империи, будут приглашены для встречи на Принцевых островах для выработки необходимого соглашения. Нет смысла говорить, что идея созыва примирительной встречи в разгар жесточайшей гражданской войны была психологически неприемлема и политически нереальна.
Именно эту точку зрения я и высказал на встрече в лондонском Реформ-клубе, отвечая на вопрос, почему антибольшевистская Россия (не только «белые» генералы, а все демократически мыслящие люди в стране) отказалась принять «абсолютно беспристрастное решение «Большой пятерки», а Москва с готовностью пошла на это, продемонстрировав тем самым свое желание как можно скорее восстановить мир в России.
Вскоре, однако, стало известно, что Москва пошла на это при непременном условии, что все англо-французские и другие союзные войска будут выведены до открытия примирительной конференции с территорий, которые они оккупировали. Такое условие было абсолютно неприемлемо для «Большой пятерки», а потому планы созыва такой конференции были аннулированы.
На следующий день после этого государственный секретарь США Лансинг направил в Москву Уильяма Буллита[316] для ведения тайных переговоров с Лениным.
Цель его миссии состояла в том, чтобы определить, возможно ли достижение соглашения между Ллойд Джорджем и президентом Вильсоном, с одной стороны, и советским правительством — с другой, которое приведет к modus vivendi.
Буллит возвратился в середине марта с хорошими новостями для тех, кто ратовал за прямые переговоры с Советами. По крайней мере, так мне об этом рассказывали посвященные в обстоятельства дела люди, что, вероятно, соответствовало истине. Однако поездка Буллита вызвала бурю в Верховном Совете и в конечном счете обернулась ничем. Причина заключалась в том, что за месяц, пока Буллит сновал между Парижем, Москвой и Вашингтоном, события развивались с такой невероятной быстротой, что ни о какой возможности переговоров с Советами уже не могло быть и речи.
Именно в этот период заигрывания Запада с Советами неожиданно появился Коммунистический Интернационал (Коминтерн), который 2 марта 1919 года выступил с отчаянным обращением ко всем рабочим и демобилизованным солдатам Европы дать отпор «империалистическим поджигателям войны» в лице их правительств.
А факт вторжения Красной Армии в пределы Украины на фоне провала интервенции Франции в поддержку украинского сепаратистского движения во главе с Петлюрой не оставил сомнений в том, что большевики вовсе не намерены считать свою революцию событием «местного значения» и придерживаться статей Брест-Литовского мира.
К концу мая 1919 года вся Украина оказалась в руках большевиков.
Провал французской интервенции объяснялся не тактическими ошибками французского Верховного командования, а существенными изменениями в образе мышления англичан и французов.
Общественное мнение Франции было поглощено только внутренними проблемами; миллионы уставших от войны демобилизованных солдат с головой отдались жизни «на гражданке», не проявляя ни малейшего желания снова воевать где-то за границей во имя далеких и чуждых им идеалов.
Еще сильнее были такие настроения в Англии. Все труднее стало находить добровольцев для британских экспедиционных войск, разбросанных в то время по всему свету — от Черного моря до центральной Азии. Была даже предпринята, правда неудачная, попытка заменить английские войска в Грузии итальянскими.
Я узнал об этом от Франческо Нитти, занимавшего пост премьер-министра Италии с 19 июня 1919 года по 9 июня 1920 года. После прихода к власти Муссолини он покинул Италию и поселился в Париже, где я с ним и познакомился. Остроумный и проницательный, он был вместе с тем весьма циничным политиком и дипломатом классической итальянской школы.
Как-то во время беседы речь зашла о Муссолини. К моему удивлению, хотя о Дуче он говорил с известной долей иронии, позволив себе немало шуток в его адрес, в его замечаниях не было и следа недоброжелательности. Я поинтересовался, почему он все же покинул Италию, сохранив веру в Муссолини. Он ответил, что был для Дуче persona non grata, и поведал вот такую историю: весной 1919 года Ллойд Джордж предложил Орландо и Соннино, представителям Италии на мирной конференции, заменить британские войска, оккупировавшие Грузию, итальянскими, а также ввести их в Крым. Предложение было принято. Итальянцы занялись лихорадочной деятельностью по подготовке и отправке экспедиционных войск в составе двух дивизий. Однако тем временем в отношениях между президентом Вильсоном и итальянскими представителями произошло резкое ухудшение, приведшее после бурной сцены в «Совете пяти» к полному разрыву. Орландо и Соннино в ярости уехали в Рим, и весь итальянский кабинет вышел в отставку. Их место заняли Нитти и его министр иностранных дел Титтони, которые немедленно отменили все приготовления к безответственной авантюре. «Муссолини и его друзья никогда не могли простить мне отказа выполнить этот план», — сказал в заключение Нитти.
Отправка войск на бывшие русские территории привела лишь к усилению эффективности коммунистической пропаганды среди демобилизованных солдат и рабочих Запада.
Что можно было сделать? Очевидно, что покончить с воинствующим коммунизмом можно было, лишь нанеся поражение его колыбели — Москве. Для этого следовало иметь в России антикоммунистическое правительство, которое действовало бы рука об руку с союзниками и получило бы их признание.
315
В Верховный Совет Антанты, известный как «Большая десятка», а позднее как «Большая пятерка» входили президент Вильсон и премьер-министры и министры иностранных дел главных держав (США, Великобритании, Франции, Италии и Японии) — Вильсон и Лансинг, Ллойд Джордж и Бальфур, Клемансо и Пишон, Орландо и Соннино, Сайондзи и Макино.
316
Позднее, после восстановления советско-американских дипломатических отношений, Буллит стал первым послом США в Москве.