Страница 22 из 121
Здесь, в этой стране, предстояло, не зная языка, оформить вид на жительство. А как? Нанимать переводчика? Ведь в полиции вряд ли кто владеет английским языком. Полиция, кстати, работает здесь профессионально. Перед поездкой я тщательно изучал все, что касается полиции и спецслужб. Ведь это здесь впервые было взято на вооружение полицией дактилоскопирование всех без исключения граждан страны. Полицейских на улицах довольно много, вооружены они большими пистолетами кольт и дубинками. В городе неспокойно. Забастовка на городском транспорте. Стоят троллейбусы, трамваи, автобусы. Ходят лишь несколько автобусов частных владельцев, на подножке каждого автобуса, со стороны водителя — полицейский. Одеты полицейские в темно-синюю форму, похожую на американскую, кольт и дубинка — американские, наручники — французские. С этими браслетами мне через 9 лет придется довольно близко познакомиться. Штрейкбрехеры тщательно охраняются. И не напрасно. Газеты помещают снимки то одного, то другого автобуса, получившего свою порцию «молотовского коктейля».[4]
На второй день пребывания в отеле, после завтрака, во время прогулки, ко мне подошел молодой, прилично одетый, худощавый, с тщательно набриолиненным пробором брюнет, представился Ходзакисом, сказал, что рад встретить здесь земляка из Греции. А фамилия моя также оканчивалась на «ис», напоминая греческую.
— Я, видите ли, живу в Чили, — сказал он, — сюда приехал по делам бизнеса, в регистрационном журнале увидел вашу фамилию, и мне захотелось с вами познакомиться.
Мы шли по авениде 9 Июля, в сторону авениды Кордоба.
— А вы, наверное, из Европы? — спросил Ходзакис.
— Да, оттуда.
— Кто же вы по национальности?
— Аргентинец.
— Как аргентинец? А я думал, вы грек. А почему по-испански не говорите?
— А вы вот сами грек, вы говорите по-гречески? — спросил я на греческом языке.
По лицу его было видно, что он не понял ни слова.
— Так вы что, не говорите по-гречески?
— Нет, я там только родился, а жил всегда в испаноязычной среде.
— Ну вот и я тоже. Родился здесь, а жил всегда в Европе. А теперь, извините, мне нужно идти по делам. Еще встретимся. — На этом мы расстались.
«Полицейский агент? Все может быть, — подумал я. — Но скорей всего какой-нибудь проходимец, которых здесь немало. Все равно не нравится мне этот прилизанный брюнет, да и зубы у него какие-то черные, похоже, что увлекается марихуаной. Навязывается в знакомые, имеет доступ к журналу регистрации, значит, дружен с администратором. Может, все-таки полицейский агент? Контрразведка? Говорит по-английски. Откуда он знает, что я владею английским? Ну прямо-таки уж сразу и контрразведка! Полиция? Может быть. Что-то он такое плел насчет того, что он-де на мели, что ему нужны деньги только до завтра, поскольку банки сегодня закрыты по случаю какого-то банковского праздника, и что ему нужно сегодня заплатить за отель. Нет, скорей всего все же проходимец какой-то. Назвался бизнесменом, а вид у него карточного шулера. Сам он из Сантьяго-де-Чили, занимается торговлей. Уж не наркотиками ли торгует? Тогда он для меня вдвойне опасен, поскольку может сам находиться под наблюдением полиции, а там, глядишь, еще и за мной увяжутся, приняв меня за его сообщника. Да и отель не ахти, к тому же стоит на шумной загазованной магистрали. Дышать нечем. Нет, надо подыскивать что-то другое. Где экология получше».
Побродив в сутолоке центра, сменив несколько видов транспорта, на электропоезде я доехал до Белграно-Барракас. Весь район Белграно состоял из таких тенистых кварталов, где роскошные, утопающие в зелени садов особняки чередовались с благоустроенными многоэтажными современными домами. Здесь было немало небольших отелей, истинное предназначение которых я довольно скоро уяснил. В один из них — «Белграно-резиденсиаль» я и зашел, будучи любезно принят мрачноватым седовласым хозяином европейской наружности, стоявшим за стойкой. Он тотчас позвал консьержку и велел ей проводить меня на верхний этаж. Крошечная комнатка с окном, выходящим в колодец двора, меня вполне устраивала, и я зарезервировал ее за собой, сказав, что поеду за вещами. Вечером того же дня я переехал в этот отель, где поселился дней на десять. Чилийского бизнесмена больше не встречал. В первую же ночь был разбужен звонком, которым вызывали консьержку. Через какое-то время — снова звонок. Затем еще. Что же это за поздние гости? Не спалось. После очередного звонка я не выдержал и вышел на лестничную площадку. Молоденькая девушка с грузным лысым господином вышла из лифта и вошла в номер этажом ниже. И так на протяжении всей ночи. Колодец двора усиливал звучание звонка. Позднее я понял, что отель этот служил также домом свиданий, поскольку публичных домов в Аргентине нет.
На следующий день я отправился в Федеральную полицию получать вид на жительство— документ, заменяющий наш паспорт и называемый здесь «седула-де-идентидад»— в виде пластифицированной карточки с фотографией и отпечатком большого пальца правой руки. Получить эту самую «седулу» без знания языка оказалось ох как непросто. Полицейские чиновники гоняли меня из кабинета в кабинет, никто не мог ничего толком объяснить — английским никто из них не владел, греческим — тем более. Я чувствовал себя полным придурком. Меня разбирала злость на товарищей из Центра, которые уверяли, что с языком проблем не будет. А тут— ужас какой-то! Так продолжалось в течение двух дней, пока на третий день в коридоре здания Федеральной полиции полицейский чиновник не подозвал молодого, стройного человека со щеголеватыми усиками, который на отличном английском языке объяснил мне, что и как. Оказалось, что без предварительного урегулирования вопроса о воинской повинности вид на жительство мне не выдадут. А что же в Центре мне об этом ничего не сказали? Он также дал мне адрес Центрального военкомата федерального департамента, где призывают всех жителей столицы, а также аргентинцев, прибывающих из-за границы, для прохождения воинской службы. Этот молодой господин оказался адвокатом, контора которого размещалась в здании Федерального суда («ТРИБУНАЛЕС»). Он дал мне свою визитную карточку и сказал, чтобы я звонил ему в случае необходимости. Звали его Эдуардо. Центральный военкомат, именуемый «Дистрито Федераль Б. А. (Буэнос-Айрес)», находился в центре города, недалеко от президентского дворца «Каса Росада», напротив здания министерства обороны.
— Сеньор? — К стойке для посетителей подошел молодой лопоухий солдат с узким, ярко выраженным европейским лицом, на котором видное место занимал вислый нос с горбинкой.
— Добрый день, — сказал я по-испански. — Скажите, здесь кто-нибудь говорит по-английски? — спросил я его.
— Ну я говорю, — отвечал солдат на превосходном английском языке. — А вы что, не владеете испанским? Вы из Штатов?
— Нет, я не говорю по-испански. И я не из Штатов. Мне нужно выяснить вопрос о прохождении воинской повинности. Это здесь?
— Да, здесь. Именно у нас оформляются все аргентинцы призывного возраста, прибывающие из-за границы. Ваш случай довольно редкий, но бывают и такие, как вы, кто совершенно не знает языка. В основном это призывники из Штатов и Израиля.
— Так что я не исключение?
— Отнюдь нет.
В довольно просторном зале шестого этажа за столами сидели сержанты-сверхсрочники (как я потом узнал), работавшие по контракту. Все они были одеты в отлично сшитую офицерскую форму.
— В чем проблема? — спросил подошедший к нам самый молодой из них, стройный и подтянутый юноша. (Этот вопрос я уже смог уловить, так как слово «проблема» интернационально.) Это был кабо (капрал) Пуй, контрактник, тоже щеголявший в офицерской форме темно-зеленого цвета с золотыми нашивками.
— Мой кабо, этот парень приехал из Европы. Он аргентинец по рождению, но никогда здесь не жил и поэтому языка не знает. Он пришел выяснить вопрос о воинской повинности (это Рауль— так звали солдата — мне после перевел).
4
«Коктейль Молотов» или «Бомба Молотов» — бутылки с горючей смесью, которыми сжигали немецкие танки под Москвой.