Страница 63 из 113
Поменялись некоторые адъютанты — старые стали офицерами в сотнях. Молодой кавказец Акоев привел повара, умеющего делать лучшие на Кавказе шашлыки. Другой новый адъютант Медвянов, известный еще с Румынского фронта, пригласил для работы в столовой и на кухне четырех девиц из знаменитого «Яра» в Панской Куте на окраине города.
Дома генерал Шкуро устроил праздник для родных и станичников, а в салон-вагоне — мужской праздник с песнями и трубачами. Пели новую:
Началась жизнь, и генерал-майор Шкуро сбросил с души тяжкие путы, которыми сдерживал свои человеческие порывы. За столик в салон-вагоне посадил рядом, а потом и на колени официантку брюнеточку Жанну. Взволновали наглые черные глаза и завиточки волос на шее. На ночь увел ее в свою спальню.
А на утро — война. Вызвали в штаб к Романовскому, Шкуро теперь был спокоен: генерал говорил с генералом. Вместе склонились и ад картой.
— После сдачи Ставрополя красные закрепились на рубеже Благодарное — Александровское, — говорил начальник штаба. — Врангель пытался сбить их и взять Святой Крест, но эта операция не удалась, и… Антон Иванович решил: перебросить его корпус на Украину для предупреждения возможных действий со стороны Махно и Петлюры. Красные явно готовят наступление именно сейчас, пытаясь взять Баталпашинскую, разгромить Султан-Гирея[46] и взять Армавир. Тогда Врангель окружен. Там держит оборону ваша дивизия, но по моим сведениям, положение ее тяжелое.
— По моим тоже, — перебил Романовского Шкуро. — Сырая погода, болеют и люди и лошади. Питьевая вода не годится. В сотнях большие потери: осталось по тридцать-сорок человек.
— Причем половина из них дезертиры.
— Казаки не дезертируют, Иван Павлович. Им некуда бежать со своей земли. Они уходят домой на побывку. Отдохнуть и помочь семьям.
— Главнокомандующий приказал вам лично выехать на фронт и навести порядок в дивизии. Она входит в Третий армейский корпус генерала Ляхова. Его штаб на станции Киян. Завтра вы должны быть в своей дивизии. Главная задача — отстоять Баталпашинскую, не дать красным форсировать Кубань и начать контрнаступление на Кавминводы, места вам знакомые.
— Не помню, сколько раз я их брал.
— И сколько раз отдавал, — по-начальнически улыбнулся Романовский.
Все-таки не мог он избавиться от привычки обязательно дать собеседнику почувствовать свою несостоятельность перед его мудростью.
В салон-вагоне из-за столика возле купе-штаба поднялся офицер и доложил по форме:
— Ваше превосходительство! Дежурный адъютант хорунжий Кузьменко! Докладываю…
— Здравствуй, Коля. Заходи рассказывай.
Доложил, что приехали старики из Баталпашинской.
— Где они? Что им надо?
— Я их отправил в вагон конвоя, а то здесь эти женщины снуют. Жанна, Эльза… а просят они, чтобы генерал Шкуро приехал и защитил ихнюю станицу от красных.
— Придется ехать. Кстати, и Деникин так же думает. Поедем?
— Раз такое дело — сам командующий приказал. Надо ехать, Андрей Григорьич.
— Действуй. Командуй. Заказывай паровоз, собирай людей. Чтобы часа через два-три выехали. Девочек на фронт не берем. Пусть отдыхают и ждут нас. Если потребуется — вызовем. Себе-то выбрал?
— Я еще от новочеркасской никак не отойду. Грозится сама приехать. А я от нее — на фронт. Ладно выходит.
Теперь он был не казачьим партизаном, а русским генералом. На станцию Киян приехал в три часа ночи. С черного неба лил мелкий дождь. Командир корпуса генерал Ляхов спал в своем вагоне. Шкуро приказал разбудить. Ляхов не обиделся и через несколько минут пригласил в штабное купе. Сидели вчетвером — два командира и два начальника штаба, рассматривали карту при свете керосиновой лампы.
— А нельзя электричество в вагоне наладить? — спросил Шкуро.
— Давно обещали, но все откладывают, — объяснил Ляхов. — То мастер заболел, то какая-то машина не работает.
— Я себе сделаю немедленно, — сказал Шкуро.
— И мне поможете. А сейчас помогайте генералу Султан-Гирею. Он вечером телеграфировал, что отступит из Баталпашинской, а это мы не должны допустить. Если красные захватят ее, то пойдут по тылам и нашего корпуса и врангелевского. Тогда нам придется уходить на левый берег Кубани. Армавир отдадим. Развал фронта. Поэтому прошу вас немедленно приехать в Баталпашинскую, принять командование над казаками атамана отдела полковника Косякина и действовать. Там у Косякина есть пластуны — их пришлете мне. Надо укомплектовать пластунские отряды корпуса.
— Там отступают, и оттуда вам подкрепление?
— Вы же будете командовать конницей. А пехота у вас рядом; сосед слева — бригада Слащова. Вы его знаете.
— Я знаю, что я, генерал Шкуро, командир казачьей дивизии. Она находится в тяжелом состоянии, и требуется несколько дней, чтобы можно было вести ее в бой. Учитывая сложную обстановку, я готов сегодня поднять дивизию и защищать Баталпашинскую. Пластунов, Слащова вы мне подчините? И конницу Султан-Гирея?
— Нет. Они будут действовать самостоятельно.
— Вы хотите, господин генерал, командир корпуса, чтобы я отвечал за результаты боя, а командовали другие? Вы меня не знаете, генерал Ляхов. Я побеждал красных во всех боях, но в этих боях я командовал всеми войсками. Ваш план не подходит. Давайте поднимать Романовского. Телефон или радио у вас есть?
Шкуро встал и рванул дверь купе. Решил уходить.
— Андрей Григорьевич, подождите, — остановил его Шифнер. — Мы обсудим обстановку с начальником штаба, и…
— Обсуждать нечего. Я могу ручаться за успех только в том случае, если же будет предоставлено полное командование и полная самостоятельность.
Ляхов не был готов к такому резкому отпору. Он замялся и тоже предлагал: подождать, обсудить… Шкуро знал, что надо выиграть эту первую стычку с непосредственным начальником — тогда другие будут покладистыми. Как в сражениях с красными: выиграл первые бои — и теперь на той стороне знают, с кем имеют дело. В перепалке с Ляховым он бы стоял до конца, вплоть до разговора с Деникиным, но все разрешилось, как в театральной комедии. К купе спешил адъютант командира корпуса. Шкуро мешал ему войти и генералу пришлось шагнуть обратно к своему месту на совещании. Ляхов кинулся на адъютанта:
— В чем дело? Что случилось?
— Ваше превосходительство, телеграфная связь с Баталпашинской прервана.
— Все, — вздохнул Ляхов, непонятно сказал: со вздохом горечи или облегчения. — Станица взята красными. Идите, поручик. Нет. Постойте. Надо дать донесение в Штаб армии.
— Я подготовлю, — предложил ляховский начальник штаба. — А что решим с Первой дивизией? Может быть, в контратаку?
— Нет, — решительно ответил командир корпуса. — Дивизия слишком слаба для контратаки, и пока она дойдет. Пишите такой приказ: генерал-майор Шкуро назначается командиром правого боевого участка корпуса с полным подчинением всех находящихся там сил. Вы согласны, Андрей Григорьевич?..
И запели трубы сигнал на поход:
— По ко-оням! — командовал командир волчьей сотни есаул Колкин.
Генералу Шкуро подвели его нового генеральского коня темно-рыжей масти.
С трудом наступал зимний рассвет. Черные громады Кавказа едва угадывались в упрямом тумане. От Киян до Новогеоргиевской верст 35, и в каждом попутном хуторе оркестр играл марши, а казаки громко выкрикивали всякое, но так, чтобы звучало слово «дивизия». Вперед были посланы дозоры, получившие приказ, разносить слух о том, что идет вся дивизия Шкуро.
46
Султан-Келеч-Гирей — полковник, участник «Ледяного» похода. В 1918 г. — командир Черкесского конного полка, затем 2-й бригады 1-й конной дивизии, с декабря 1918 г. — генерал-майор и начальник Черкесской конной дивизии. Эмигрировал. Во время 2-й мировой войны служил в кавказских национальных частях германской армии. Казнен в Москве 16 января 1947 г.