Три столицы

Но вам лавры Сатаны не давали спать. Однако, как и он, вы не могли придумать, с позволения сказать, —   ни черта, кроме голого нигилизма. Меня лично в особенности угнетает убожество этой негативной системы. Если Бог устами мудрецов, пророков, святых повелевает поступать так, а не иначе, то в силу этого одного факта вы будете требовать обратного! Элементарность этого духа противоречия напоминает сноровившуюся лошадь, которая на все доводы разума — «бьет задом»…

Председатель: Призываю вас к порядку!..

Подсудимый: Между тем, худа ли она, хороша, нравится или нет, но Божественная система есть система. Ее достоинство уже в том, что она в течение тысяч лет сводит концы с концами. Все человеческие союзы (государства, народы, расы), которые руководились деистическими системами, неизменно достигали высших ступеней благополучия и, обратно, падали в ничтожество, как только от них отступали. Если же некоторым недоучкам, вроде Карла Маркса, показалось, что мир идет недостаточно быстро по пути совершенства, то разве из этого следовало, что необходимо в слепой ярости уничтожить именно то, что было единственной причиной его движения. Если автомобиль мчится недостаточно быстро, то что сделает разумный шофер? Исправит недостатки конструкции в машине. Но только сумасшедшему может прийти в голову сумасшедшая мысль для ускорения скорости уничтожить дорогу, по которой он едет. Это именно сделали те, кто взорвал — «одиннадцать заповедей». Они уничтожили путь, рельсы, по которым движется человечество…

Каковы же эти рельсы?

Если не дать ответа на этот вопрос, то все, что я говорил до сих пор, будет ни к чему… (Голос: «Так и останется!» Другой голос: «Дайте говорить — этот бред любопытен».)

Подсудимый: Да, вы правы, — этот бред любопытен хотя бы потому, что когда «бредовое» мировоззрение сменяется «реалистическим», то люди в несколько лет проходят путь, который они совершили в течение тысячелетий, только — в обратном направлении, то есть из людей реставрируются в орангутангов, что и имело место в России, под вашим просвещенным водительством…

Председатель: Подсудимый, приглашаю вас, не отвечая на возгласы с мест, держаться вашей темы. Предлагаю публике сохранять спокойствие, в противном случае мне придется очистить зал. Продолжайте вашу речь.

Подсудимый: Я постараюсь быть как можно кратче и не вызывать «злого духа из бутылки». Моя задача вовсе не раздражение страстей, а как раз наоборот. Я хочу установить полное понимание для того, чтобы вы могли поступить обратно Красновской формуле, а именно: все поняв, —   ничего не простить… Вы не можете меня простить и по очень простой причине: хотя вы меня судите, но это только одна видимость, ибо в этой зале есть только один человек, кто может сказать о себе: «Я победил», и этот человек — я… (Голос: «Совсем записки Поприщина!»)

Подсудимый: И это я сейчас докажу. Но прежде я должен установить, против чего вы пошли. Заповеди учили: «Аз есмь Господь Бог твой»… (Голос с места: «Знаем! Слышали!»)

Подсудимый: Слышали. Слышали звон… да не знаете, в чем он — звон церковный… Не знаете, что этими простыми словами с души человеческой снимается самый тяжелый груз: мысль о бесцельности человеческого существования. Внутренний инстинкт побуждает человека жить, но проснувшаяся мысль спрашивает: к чему? зачем? И заповедь отвечает: затем, чтобы идти к Богу, ибо «Аз есмь», Я существую, —   Господь Бог твой! Я существую, и ты, усталый, обременный жизнью человек, придешь ко Мне. Я существую, и потому все твои страдания и горести только ступени вверх, то есть ко Мне. И потому страдания — не страдания. Это только способ стать лучше. Посмотри на гранильщика алмаза: то, что делает он с камнем, чтобы сделать его прекрасным, то самое делает страдание с твоей душой. Если хочешь быть лучше, ты должен выстрадать положенное. Но зачем «быть лучше»? Затем, что если не будешь совершен, не можешь прийти к Богу, то есть к счастью, которого жаждет твоя душа. А счастье, вечное блаженство есть, оно существует! Ибо существую Я, твой Творец, о котором сказано: «Аз есмь Господь Бог твой»…

Душа человеческая боится смерти. Она не вмещает ужасной мысли о том, что «меня не будет». И заповеди говорят: «Неразумное дитя, чего ты боишься? Ты не можешь умереть, ибо ты вечен, ты всегда был, и всегда будешь, ибо ты есть частица Того, кто тебя создал, а Он есть! Не сказано ли: «Аз есмь Господь Бог твой»…

Человеческое сердце привязывается к себе подобным, мысль об их смерти еще более тяжела, чем мысль о собственном «конце». И заповеди говорят: конца нет! И утешают словами поэта: «Встретимся мы скоро в неведомой стране». Смерти нет, есть разлука, на несколько лет, которые — мгновенье перед вечностью. А вечность это и есть Господь Бог, «иже еси на небесех».

Идея вечности сама по себе глубоко моральна. Отрицание вечности роковым образом влечет к некоему мировому наплевательству. Самый аморальный человек был, по-моему, тот французский король, который провозгласил доктрину: «После меня хоть потоп». Потоп и разразился в виде французской революции, но тем, кто с высоты престола занимался насадительством кокоточной идеи «день, да мой», можно сказать: «Пожинаете то, что сеяли». Только вечность дает правильную ориентировку, как и бесконечно далекая звезда. Путник, который идет по звездам, не собьется с пути, но тот, кто бежит за болотными огоньками, в болото и попадет, — так говорил Столыпин. И это понятно. Только «звездное чувство» дает возможность человеку сообразовать свое поведение с основами мироздания. Звездное чувство иначе называется ощущением греха. Что такое грех? Грех есть Поступок, не соответствующий вечным целям. Таким образом, ощущение греха тесно связано с понятием вечности. А вечность, заключая в себе нечто, что мы одновременно и ощущаем и нет; представляем и в то же время не можем себе представить; понимаем и через мгновенье не вмещаем в разум, — есть та дверь, через которую человек засматривает в то неведомое, но существующее, что есть Господь Бог, который устами Моисея сказал сам про себя: «Аз есть»… (Голос: «Довольно вздора!»)

Председатель: Вы удаляетесь от существа вопроса.

Подсудимый: Товарищ председатель, ведь если понятие греха или, вернее, его ощущение исчезает, то какие мотивы остаются, чтобы удержать человека от поступков и актов, которые вредны всякому обществу? Страх наказания? Но ведь, чтобы применять систему наказаний или то, что вы называете «системой социальной защиты», надо, чтобы те, кто устанавливает эту систему, чем-то руководствовались. Надо же установить, за что наказывать! Но на основании чего установить? Почему это можно, а того нельзя?

На этот вопрос может быть два ответа. Ответ номер первый: того-то и того-то нельзя делать, потому что сие грех. А грех сие потому, что это запретил Господь. А почему это запретил Господь, мы в точности не знаем, но знаем другое. Знаем, что если будем поступать против заповедей Господних, то подвергнемся страшным бедствиям, еще здесь на земле. А если не мы, то дети наши. А кроме того, и это главное, будем страдать в будущей жизни нашей, а она, будущая жизнь, есть, потому что есть Господь Бог… И — точка! И система отлита: предписано все то, что пророческим вдохновением сконцентрировано в «одиннадцати заповедях Господних». Вся человеческая мудрость есть только развитие этих основных положений, этих социальных аксиом…

Ответ номер второй: того-то и того-то нельзя делать потому, что человеческий разум определил: сие вредно. Но если такое определение есть дело рук человеческих, то назовите, кто этот человек. Называют: это Карл Маркс, немецкий еврей, и Владимир Ульянов — из русских террористов. Так это они установили непреложные законы? Они. Но почему я должен им верить? А может быть, Карл Маркс, в качестве еврея, установил такие законы, которые только для того и устанавливаются, чтобы евреям жилось хорошо, а все остальные люди были скотами бессловесными? А может быть, Владимир Ульянов, когда писал свои законы, только о том и думал, как бы побольше русского народа со свету извести за то, что русское правительство его брата родного повесило, а повесило оно его за то, что Ульяновский брат императора