Страница 26 из 31
Однако не только Англия, а весь мир возмутился этим происшествием, создавшим крайне неблагоприятную атмосферу в отношении русских эскадр, которым поручена была почти неисполнимая задача. А ведь предстояло еще снабдить эту эскадру углем в открытом океане. Пришлось заплатить очень крупную сумму для того, чтобы некий углепромышленник Гинсбург согласился на эту операцию. Надо сказать, что он выполнил ее блестяще, сохранив в полном секрете координаты, где была произведена погрузка угля.
В то время как эти обреченные на гибель суда 2-й Тихоокеанской эскадры шли вокруг Азии, мне случилось быть в Петербурге. Я побывал там у одной дамы, Марии Всеволодовны Крестовской, которая дрожала за судьбу своего сына, мичмана Картавцева, находившегося, кажется, на «Авроре».
Он писал ей со стоянки у острова Цейлон дипломатической почтой, то есть секретной. Сведения, которые он сообщал своей матери, если бы были разглашены, могли бы принести большой вред, но она все же прочла мне письмо. В нем были такие строки:
«Мама, приготовься ко всему. Команда, конечно, не знает правды. Ее от матросов тщательно скрывают. Но мы, офицеры, все знаем: мы идем на гибель!»
Тут следовали некоторые пояснения. Мне кажется, что говорилось о ракушках, которые облепили корпуса судов и тормозят ход. Затем Картавцев продолжал:
«Ход в бою очень важное условие. Мы придем в Японию, потеряв несколько узлов в скорости. Но этого мало. Наши орудия не так дальнобойны, как японские. Мы не будем добрасывать до их судов, они же будут в нас попадать».
Как известно, все это сбылось.
15 мая 1905 года у острова Цусима в Корейском проливе произошел полный разгром русского флота из-за грубых ошибок сдавшегося в плен японцам командующего эскадрой вице-адмирала З. П. Рожественского и главным образом из-за превосходства японских кораблей в дальности боя и скорости хода.
Картавцев, проплавав несколько часов, был выловлен японцами и таким образом спасен.
Но почему же все-таки роковое предсказание гласило: «Флот погубит Россию»? Потому, что Цусима — это было начало конца. Цусима роковым образом отразилась на престиже царя, ее никогда не могли забыть.
Великий князь Александр Михайлович, сам моряк, хорошо знавший морские дела, писал в своих мемуарах, изданных за границей, примерно нижеследующее:
«На его, то есть государя, месте я отрекся бы от престола в день Цусимы. Инициатива посылки эскадры под командой вице-адмирала Рожественского принадлежала царю. Обладая, вообще говоря, слабым характером, царь в данном случае проявил настойчивость.
Великий князь Александр Михайлович присутствовал на решающем заседании, после которого и был послан Рожественский. Все присутствующие, кроме вице-адмирала, высказались против плана обойти Азию и дать бой в японских водах. Только он, Рожественский, заявил, что поддерживает эту мысль. Поэтому ему и пришлось вести русские суда на бой, заранее проигранный».
Это писал великий князь, находясь в эмиграции, для опубликования. Но о роли государя в решении посылать Рожественского знал весь Петербург. Как это ни грустно мне сказать, но царя считали прямым виновником Цусимы. В решении отречься от престола, которое принял государь, запросив всех главнокомандующих фронтами, числом пять, быть может, главным стимулом послужило воспоминание о Цусиме.
Таким образом, пророчество «Флот погубит Россию» оказалось подлинной вспышкой ясновидения, на одно мгновение сверкнувший как молния.
В Думе по вопросу о морском флоте мне пришлось говорить 23 мая 1908 года на первой сессии третьего созыва, в связи с обсуждением доклада бюджетной комиссии по смете расходов Морского министерства на 1908 год. Докладчик комиссии, земский деятель октябрист Александр Иванович Звегинцев, рассказал членам Думы о необходимости серьезных реформ в Морском министерстве с целью искоренения зла, царившего там и приведшего Россию к Цусиме. После его доклада начались прения. От русской национальной фракции выступали князь И. В. Барятинский, П. Н. Крупенский и князь А. П. Урусов, от кадетов — А. Ф. Бабянский, от прогрессистов — Н. Н. Львов 1-й и А. Ф. Федоров 1-й. Все они, хотя и с разных позиций, критиковали Морское министерство, предлагая различные меры к увеличению мощи и боеспособности русского флота.
Резким диссонансом в этом хоре речей прозвучало выступление депутата от Кубанской и Терской областей и от Черноморской губернии, врача, бывшего на театре военных действий в Маньчжурии, социал-демократа, примыкавшего к большевикам, Ивана Петровича Покровского. Он не требовал ассигнований для увеличения и улучшения флота, он говорил совсем о другом:
— Три года, истекшие после Цусимы, мы видели борьбу между старым порядком России и новой Россией… Думское большинство, монополизировавшее в свое ведение дела внешней государственной обороны, через свою комиссию представило в Государственную Думу огромный доклад, который начинается и весь проникнут критикой Морского ведомства и всего нашего военно-морского дела. Критика сама по себе хорошая вещь, но есть критика и критика: есть критика, которая, разрушая старое, расчищает и указывает новые пути, а есть критика, которая, стараясь сохранить старое, признает мелкие недочеты в нем и указывает средства для устранения этих недочетов. К такой вот именно критике особенно склонны господствующие классы в моменты неустойчивости: перед всякой революцией господствующие классы готовы всегда поступиться формами для того, чтобы сохранить сущность старого порядка..
…Ведь у нас перед японской кампанией все с внешней стороны было хорошо, и мы восхищались, как известно, собою. Все блистало позолотой на русском великане. Но пришел пигмей-японец, ткнул железным кулаком, и все распалось в прах, потому что под золотом была глина. Так не к созданию ли такой мощи приглашает страну думское большинство?
…Но народ не захочет снова пережить позор, на который толкнули его силой помимо его воли. Позор цусимского и мукденского поражений, к которому привел нас старый порядок, порядок крепостнического насилия по отношению к русскому народу, порядок расточения народных денег на политические авантюры, этот позор пробудил русский народ от векового сна, поднял его к общему порыву, к строительству нового порядка, который один только может спасти Россию от гибели, государство от банкротства и народ от нищеты и разорения…
Но у богатыря русского народа, сиднем сидевшего целые столетия, слишком долго были связаны руки и ноги, у него хватило силы только на бурный порыв, но не хватило силы на долгую, упорную борьбу, у старого порядка, рыхлого, отжившего свой век, к сожалению, была железная опора — это и были так называемые средства внешней обороны, которые он обратил внутрь страны, и юная Россия была задушена. (Шум справа.) Старый порядок воскрес, старая ворона села на крышу и каркает над кровавым полем. (Шиканье справа. Рукоплескания слева. Звонок председателя.)
Пахнуло старым временем, прилетели старые птицы и запели старые песни: народ приглашают снова нести свои гроши и копейки в бездонный казенный мешок, приглашают ковать себе кандалы и строить миллиардный флот. (Голоса справа: «Довольно!»)
…Думское большинство смеет приглашать страну затратить миллиарды на постройку флота для забавы правительства и по-детски лепечущей русской буржуазии. Нет, этого не будет!
Непосредственно после этого выступления Покровского подходила моя очередь говорить. Я помнил пророчество моего отчима, и мне хотелось поскорее изложить свои соображения о реформе нашего флота. Поэтому я не стал полемизировать с Покровским, но все же должен был ответить ему, хотя бы несколькими словами:
— Господа члены Государственной Думы, — сказал я, — прежде чем приступить к моей речи, я должен сказать несколько слов депутату Покровскому.
Я, в сущности, не понимаю, почему депутат Покровский так ополчился на Морское ведомство. Когда вооруженный пролетариат поведет свои полчища, ему придется иметь дело с сухопутной армией, поэтому Морского ведомства, казалось бы, не так-то и нужно касаться слева. (Шум слева. Голос справа: «Социалисты, не шумите!»)