Война чувств

— Да просто ревнует, что тут такого? А вот ты не ревнуешь меня?

— Нет. Зачем?

— А если бы я встречалась с другим и ты узнал бы об этом?

— С каким другим?

— С мужчиной другим.

— Лера, ты серьезно?

— Что бы ты сделал? Убил бы меня, побил или что?

— Не знаю… — Епифанов озадаченно почесал затылок, но это не привело к нужному решению. Он просто не мог предположить, что его любимая жена, красавица и умница, совершит такую глупость.

Она засмеялась, крепко прижалась к нему. Долго молчала, а потом дурашливо чмокнула в губы и сказала:

— Жорка, не бери дурного в голову! Я люблю только тебя, и никто мне не нужен, правда-правда.

— Тогда почему спрашиваешь?

— Ну просто… хочется, чтобы ты немного ревновал меня. Не так сильно и глупо, чуть-чуть. Даже не ревновал, а думал обо мне всегда-всегда, понимаешь?

— Я всегда о тебе думаю. Но если хочешь, и ревновать буду. — Он грозно сощурился и зарычал: — А ну, признавайся, жена, где была сегодня, что делала?!

И навалился на нее, припадая дрожащими от страсти губами к соблазнительным грудям.

Глава 3

За окном тихо шелестел дождь, как будто ветер трепал листья деревьев, но листья почти все уже опали, и этот голос принадлежал теперь дождю. Окно было закрыто светло-коричневыми, с золотым узором, шторами, в спальне царил полумрак. Тепло было, в Москве уже давно включили отопление, да и полы с подогревом кое-что значили, а все равно вылезать из-под одеяла не хотелось. Но надо было, электронные часы показывали 7:30.

Епифанов потянулся и нехотя сел на постели, опустив ноги на теплый пол. Он всегда вставал в это время, но часто с большой неохотой, потому что рядом сладко посапывала его красавица Лера. Хотелось разбудить ее, хотелось… Но Лера была типичная «сова», бойкая и энергичная поздним вечером и ночью, вялая и раздражительная утром. Ну а ему приходилось быть и «совой», и «жаворонком»; не уснешь ведь в одиннадцать или в полночь, когда рядом ласковая и страстная женщина, и не проспишь утром, потому что красавице необходимо обеспечить должный уровень жизни, и, значит, как говорил дедушка Ленин, нужно работать, работать и работать. Но Епифанов не уставал, напротив, после таких ночей, как эта, только что закончившаяся, он готов был горы сдвинуть. Когда в семье все замечательно (тьфу-тьфу-тьфу), то и работа спорится, а если и случаются неудачи, так их просто не замечаешь. Права Лариса Долина, утверждающая, что «главней всего погода в доме». У него в доме были страстные и романтические тропики.

Однако ж пора подниматься. Душ, бритье, овсяная каша и чашка кофе на завтрак, и — в путь. Лера открыла глаза, ткнула его кулачком в бок.

— Ты проснулась? — удивился Епифанов. Наклонился, поцеловал ее теплые доверчивые губы.

— У меня в школе всего два часа после обеда, еще высплюсь, — с улыбкой сказала Лера. — Хочешь, я тебе завтрак приготовлю?

— Ну уж нет! Ни за что! — воспротивился Епифанов.

— Почему?

— Потому что это будет явный перебор. Ты у меня и так самая красивая, это аксиома, самая заботливая, тут есть доказательства в виде ужинов, и самая ласковая, этому тоже есть немало доказательств. Лучше просто не бывает. А если будет, надо призадуматься: что это значит?

— Я поняла, о чем ты думаешь, Епифанов, — лукаво прищурилась Лера. — Боишься, что еще одну шубу попрошу. Угадала?

— Нет. У тебя их три, не считая дубленок, и ты у меня умница, сама не хочешь десять шуб, ну а если что-то очень понравится — куплю с радостью.

— Да хватит мне и тех. Просто хотела тебе завтрак приготовить. Мне было очень хорошо, я целых три раза кончила.

Он внимательно посмотрел на нее и засмеялся.

— Что тут смешного?

— Представил себе… все старшеклассники, наверное, влюблены в тебя… представил, что ты задумаешься и брякнешь такое на уроке…

— Дурак ты, Жорка. А тебе было хорошо?

— Да, но я кончил только два раза, — признался Епифанов.

— Вечно ты отстаешь, Епифанов.

— В этом деле главное — не бежать впереди паровоза. Спи, Лерка, я пошел.

Он еще раз поцеловал жену и вышел из спальни. А Лера лежала с открытыми глазами, смотрела в потолок и думала о том, что брякнула мужу вчера. А вдруг он поймет ее неправильно? Да, собственно, как он может правильно понять ее, ведь не знает о Стасе, о том, что Людка встречается со своим бывшим любовником, доводит мужа до белого каления, того и гляди что-то случится. Вон какой злой звонил вчера, хоть и кричит Людка, что он грубиян и бандит, а никогда прежде не разговаривал так. Но не это беспокоило ее, а собственные слова. Зачем было говорить их? Да ей никакой другой мужчина не нужен, она любит Жорку, и не за деньги его, а потому что… потому! Любит, и все. И сдуру брякнула чего не следует. А ведь знала женщин, у которых все было замечательно, но приедалось, и начинали они искать острые ощущения и находили… бочку с дерьмом, в которой и оказывались по самые уши.

Из ванной доносился шум упругих струй воды, и его приятно было слышать. Это означало, что Жорка дома и все у них по-прежнему замечательно. Хоть бы вечно было так, подумала она, засыпая, тут же поняла, что ничего вечного в этом мире нет, и поправилась — ну или как можно дольше, она сделает для этого все, что сможет. Все сделает…

Епифанов быстро позавтракал, осторожно заглянул в спальню — Лера уснула. С минуту он смотрел на ее красивое лицо (без косметики оно казалось еще более красивым и таким родным!), а потом пошел в прихожую.

Когда его синяя «вольво» вырулила на Можайское шоссе, Епифанов заметил на остановке автобуса Алеся, украинца, работающего на новой «Горбушке». Месяца два назад Алесь остановил его машину и чуть ли не со слезами стал умолять довезти его до «Багратионовской», поскольку опаздывал, а хозяин был строгий, мог и уволить. Епифанов был тогда в прекрасном расположении духа и подвез украинца, хотя пришлось сделать крюк. Денег не взял, и с тех пор, встречаясь во дворе (Алесь снимал в этом же доме квартиру с пятью земляками), они всегда здоровались, как добрые знакомые. Сегодня, несмотря на хмурое утро, у Епифанова было прекрасное настроение, он подъехал к остановке, приоткрыл дверцу, крикнул:

— Алесь! Садись, подвезу!

Алесь поначалу замахал руками, но потом, уступая настойчивости хозяина иномарки, сел на переднее пассажирское сиденье, повторяя:

— Шо ты беспокоишься, Жора? Та я ж и сам доберусь…

— Ладно, чего уж там, — добродушно сказал Епифанов. — Настроение у меня хорошее, понимаешь? Жена меня любит, бизнес в порядке, все, слава Богу, нормально. Ну так чего ж не помочь хорошему человеку?

— Спасибо тебе, Жора. Ну и дай Бог, чтобы усе так и было дальше у тебя.

— А твоя-то жена как, ждет?

Алесь сосредоточенно засопел, долго смотрел на хмурые дома, грязные машины, мчавшиеся по Можайскому шоссе, а потом неуверенно пожал плечами:

— Деньги ей посылаю каждый месяц. Сто баксов, а то и двести, когда премия… На то и живет. Попервах, конечно, всякие мысли были, я ж все время дома жил, у Житомире, на Богунье, может, слышал про такой район? Не? Красивый… На заводе начальником цеха работал… А потом усе рухнуло, завод остановился, пришлось ехать у Москву. А шо тут поделаешь? Если и встречается с кем-то, лучше про то не знать. Главное — улыбается, когда домой приезжаю на пару дней раз в месяц, то ж выходные сэкономлю, та и поеду… А все другое — та гори оно синим пламенем!

— Ну, раз улыбается, рада тебе, значит, все нормально, — сказал Епифанов.

— Так-то оно так, алэ трошечки не так. Другая баба стала. Не та, шо была, понимаешь, Жора? Навроде усе нормально, а чую — другая баба. Это ж… пятнадцать лет вместе прожили… так просто и не скажешь, шо там такое случилось.

— А ты не бери дурного в голову, — посоветовал Епифанов.

— Так я-то… и не беру. Слухай, Жора, у меня скоро день рождения, сорок лет… Оно, конечно, нельзя праздновать, но хочу пригласить тебя выпить. Ребят попрошу погулять, хоть часик посидим. Ты хороший человек, а я ж тоже… инженер-конструктор по специальности. Натворили дел те политики, вот, торгую… А хочется с нормальным человеком посидеть, поговорить.