Страница 39 из 78
Себастьяна, оставшегося во дворе, охватывает беспокойство. Его возлюбленная все еще не вернулась, а взрывы смеха на веранде настраивают жениха на подозрительный лад.
Всеми забытая, испуганная, неопытная девушка не знает, какая судьба ее ждет.
Судьба появляется в обличье пьяного гостя с большими усами. Убедившись, что компания на веранде слишком занята выпивкой и веселой болтовней, он хватает Марию, спрятавшуюся за дверь, и тащит ее в одну из дальних комнат.
Близкий друг Себастьяна, слуга помещика, видит это и выбегает во двор рассказать обо всем Себастьяну.
Себастьян бурей врывается на веранду к веселящимся гостям, сбив по пути с ног охрану. Он требует, чтобы ему сказали, где Мария.
Начинается свалка, но длится она недолго, ибо Себастьяну одному не совладать с противниками. Его сбрасывают с лестницы.
Дверь распахивается настежь, и перед разгоряченной компанией предстает пьяный насильник. Следом за ним на веранде появляется обезумевшая от горя Мария.
Атмосфера становится еще более напряженной. Но старый хасиендадо — человек «добродушный». Ему не хочется обижать гостей, ему не хочется портить праздник…
Чтобы разрядить обстановку, он дает знак оркестру. Гремит музыка, зажигается фейерверк, начинаются игры.
Марию до разбора дела сажают на всю ночь под замок. За играми, в громе музыки, в опьянении праздничным весельем прискорбный случай всеми забыт.
Но чем ярче вспыхивают фейерверочные огни, тем сильнее разгорается гнев в груди Себастьяна. Его охватывает жажда мщения. Рождается заговор. Трое его товарищей обещают, что они помогут ему отомстить. Выбрав подходящую минуту, они пускают пылающую шутиху в стог сена. Огонь распространяется как на лесном пожаре.
Пока все мечутся в ужасе, Себастьян вместе с товарищами хватает хозяйские винтовки и патроны и пытается освободить Марию из заточения.
Завязывается перестрелка с охраной помещика, и бунтовщики вынуждены отступить. Под покровом ночи они скрываются от преследователей. Утро застает их в лесу на склоне юры.
С трудом пробираясь сквозь лесные заросли, они держат путь к горному перевалу. Но чаррос на своих прекрасных конях, а вместе с ними и Сара с двоюродным братом подъезжают к перевалу первыми и там перехватывают беглецов.
Среди зарослей кактуса завязывается перестрелка.
Увлеченная стрельбой, Сара стремится вперед, и брат силой удерживает ее, охраняя от свистящих пуль. Сара убивает одного из пеонов, но погибает и сама.
Перестрелка вспыхивает с новой силой.
Беглецы отступают в глубь кактусовых зарослей. Они прячутся за огромным магеем.
Пули со свистом впиваются в мясистые листья, и сок их, как слезы, стекает по стволам.
Патроны у Себастьяна и его друзей на исходе. Они пытаются спастись бегством.
Ловкие чаррос набрасывают на них лассо и связывают.
Себастьяна и двоих его уцелевших друзей приводят на похороны Сары. Одежда на них изодрана в клочья, они еле держатся на ногах. Око за око… они расплачиваются жизнью за свою отвагу.
В поле магея, где протекала жизнь, любовь и труд пеонов, Себастьяна и двух его товарищей настигает мученическая смерть.
Третья новелла — «Фиеста».
Время действия то же, что и в новелле «Магей», следовательно, до революции 1910 года. Испанский колониализм. Во всем чувствуется его влияние на искусство Мексики, на ее архитектуру. Колоннады, церковные алтари в стиле испанского колониального барокко, превращающего камень в кружево. Под стать этому и изощренность изобразительной стороны, мизансцен и всей композиции «Фиесты».
Живопись, которую испанцы внесли в жизнь Мексики, налицо в этой части фильма.
Испанская архитектура, костюмы, бой быков, романтическая любовь, ревность, коварство, легкость, с которой южане пускают в ход оружие, — все это есть в третьей новелле.
Новелла четвертая — «Солдадера».
Фон этой истории — будто огромное полотно, на котором изображены непрерывные передвижения армий, воинских эшелонов, жаркие бои — все, что последовало за революцией 1910 года.
Вопли, крики — общий переполох царит в маленьком мексиканском селении.
Сначала теряешься, нельзя понять, что там происходит: женщины ловят кур, свиней, индюшек, женщины второпях уносят еду. Женщины скандалят, дерутся, кричат друг на друга…
Что случилось?
Это солдадеры, солдатские женки, передовой отряд армии, ворвались в селение. Солдадеры захватывают провизию — им надо накормить своих усталых мужей.
Солдадеры разбивают лагерь у моста через реку, вынимают из мешков комья серы, шелушат кукурузные початки, разжигают костры. Похлопывание их рук, разделывающих тесто на лепешки, казалось бы, возвещает о мире и покое.
В селение входят усталые солдаты. Измученные переходом, они жадно вдыхают дым костров, предвкушая ужин.
Звук горна — сигнал на отдых.
Артиллеристы выпрягают ослов и мулов из запыленных орудий; женщины отыскивают в толпе солдат своих мужей.
Панча находит Хуана. Она кормит его жареной курицей и горячими лепешками. Поужинав, Хуан кладет голову ей на колени и подпевает гитаристам.
На гитарах играют «Аделиту». Эта песня служит лейтмотивом новеллы «Солдадера».
Усталость берет свое: Хуан засыпает. Панча стирает рубашку Хуана и чистит его винтовку.
Треск пулеметов. Скачет кавалерийский отряд. Идет сражение. Хуан участвует в нем. Он стреляет. Кидается в атаку в самую гущу рвущихся снарядов.
Сидя под вагонами товарного поезда, солдадеры молятся за своих сражающихся мужей.
Они подвесили к вагонному колесу маленькие изображения святой девы, а лампадки нацепили на вагонные рессоры.
Треск пулеметов стихает. Прекращается стрельба…
Уже не слышно больше криков сражающихся.
Солдадеры бегут к паровозу и смотрят туда, где шел бой.
Солдаты возвращаются, забрызганные с ног до головы грязью; среди них есть раненые.
Солдадеры бегут им навстречу, вглядываются в их лица.
Вопросы. Ты моего не видел?
Взволнованная Панча ищет Хуана.
Вот несут раненого.
Панча подбегает к нему.
Откидывает плащ с его лица…
Нет, это не он…
Солдадеры перевязывают раненых, ухаживают за ними, как умеют. Прикладывают к ранам лепешки, бинтуют их ивовым лыком.
Хуан цел и невредим, но еле шагает от усталости. Он влезает в вагон вслед за другими солдатами его части. Слышна офицерская команда, паровоз дает свисток к отправлению.
Убедившись, что Хуан успел сесть, Панча вскакивает на буферную площадку паровоза.
Грозный окрик часового:
— Что у тебя там под шалью?
И, распахнув свою шаль, Панчо спокойно отвечает:
— Как знать, сеньор? Может, сынок, может, дочка…
Поезд двигается под крики и пение солдат. В набитых битком вагонах они поют «Аделиту». А солдадеры, точно вороны, рассаживаются по вагонным крышам вместе со своими детьми и своим домашним скарбом.
На железных крышах уже горят костры, и похлопывание ладоней по тесту спорит с грохотом вагонных колес.
Воинский эшелон исчезает в ночной темноте.
На рассвете черный от угля кочегар на ходу вылезает на крышу головного вагона и бежит по всему составу, пробираясь между женщинами и детьми.
Вот он лег ничком и кричит что-то сверху в открытые двери вагона…
Отозвавшись на его голос, Хуан с помощью товарищей взбирается наверх.
Грохот поезда заглушает голос кочегара, и что он говорит Хуану, не слышно.
Они оба бегут назад и светлеют лица женщин, лежащих вповалку на крышах вагонов. Добегают до паровоза и спускаются вниз. Под одеждой, которая сушится на фонаре, под солдатским бельем, хлопающим на ветру, около костра сидит Панча с новорожденным.
И тот же самый свирепый часовой с пулеметом спрашивает Панчу:
— Так кто же, сын или дочка?
Воинский эшелон, пыхтя, одолевает среди облаков крутой горный подъем.
Еще одно сражение…
Снова треск пулеметов…
Солдадеры снова ждут раненых.
Но на этот раз Хуан не возвращается.