Страница 10 из 10
Безусловно, и ему, и разведке Германии известно, что группа ученых и специалистов в Москве также работает с ракетами. Однако не уверен, что фон Браун знает о двигателях Глушко, о том, что русский конструктор его опередил. Ни разу в своих донесениях фюреру немецкий конструктор не упоминает об аналогичных исследованиях в России и Америке – напротив, он всегда подчеркивает, что они впереди…
Наверное, рано или поздно руководство Третьего рейха узнало бы правду, и тогда трудно было бы Вернеру фон Брауну оправдать свое незнание. Но ему помог Сталин. Удар по новейшему оружию (и вообще по всей военной технике!) был почти смертельный: в ГУЛАГе оказались все, кто имел хоть малейшее отношение к ракетам!
Об истинных масштабах ГУЛАГа мир узнает еще не скоро – Александр Солженицын еще только учится в школе, а именно ему предстоит поведать миру о наших концлагерях. И только потом для всех это слово «ГУЛАГ» станет символом ада, сквозь круги которого предстояло пройти лучшим людям.
В стране царит «ежовщина».
Арестованы руководители РНИИ – Клейменов, Лангемак, Королев…
Пришла очередь и Глушко.
Он фигурирует в «Заявлении от члена ВКП (б) с 1922 г.», направленного в партком НИИ № 3 А. Костиковым.
В частности, там говорится:
«Раскрытие контрреволюционной троцкистской диверсионной вредительской шайки, их методов и тактики настойчиво требует от нас вновь еще глубже присмотреться к нашей работе, к людям, возглавляющим и работающим на том или ином участке Ин-та. Конкретно я не могу указать на людей и привести факты, которые давали бы достаточное количество прямых улик, но, по моему мнению, мы имеем ряд симптомов, которые внушают подозрения и навязчиво внушают мысль, что у нас не все обстоит благополучно… Работы по двигателям на жидком топливе начаты Глушко В. в Ленинграде еще в 1928 году. Причем он начал работать сначала с одним топливом (бензин – жидкий кислород), а затем, кажется, в 1929 году перешел на керосин – азотная кислота. Таким образом, в течение 7-ми лет ведется работа целой группой людей под руководством Глушко над освоением двигателя, и нужно сказать до сих пор этот вопрос не решен. Вокруг работ Глушко в прошлом и даже теперь создана большая шумиха. Этот человек и в ГДЛ, и в Институте расценивается со стороны дирекции очень высоко. Достаточно указать, что Глушко все время получает высокую персональную ставку, и в прошлом даже состоял на Инснабе. Что же мы имеем на самом деле? Где причины, которые тормозят более быстрое развитие и решение вопроса?..»
И далее автор весьма подробно живописует все неудачи Глушко. Более того, он заверяет, что и в следующем своем заявлении он постарается дополнить.
«Следующее заявление» не сохранилось, и сейчас трудно установить, что в нем было.
Ну а судьба самого Костикова сложилась весьма необычно: он возглавил институт, стал Героем Социалистического Труда, в 1943 году был избран членом-корреспондентом АН СССР. Считалось, что именно он – Главный конструктор легендарных «катюш».
В начале 60-х годов, когда появилась возможность писать о «закрытых» ученых и конструкторах, Ярослав Голованов подготовил для «Комсомолки» полосу о Костикове как о конструкторе «катюш». Как и положено, он послал ее на визирование в Министерство обороны – там была специальная служба. Вскоре в редакции раздалось два звонка: первый – от Королева, второй – от Глушко. Оба Главных конструктора настоятельно требовали, чтобы такой публикации о Костикове не было. А потом они прислали письмо, в котором утверждалось, что именно доносы Костикова и послужили основой для их ареста.
Впрочем, в то время еще было много живых соратников Костикова, которые утверждали иное… В общем, вокруг предполагаемой публикации в «Комсомолке» разразился скандал. Материал опубликован не был.
Время расставило все по своим местам: рассекречивание архивов КГБ приоткрыло истину, хотя, конечно же, не всю…
26 декабря 1937 года в институте состоялось заседание бюро ИТС, на котором обсуждалась работа инженера Глушко. Через полтора месяца – еще одно заседание, через неделю – еще одно. Зачем? Стенограмма заседания сохранилась, и по ней легко можно установить, кому мешал талантливый инженер.
Глушко пытается защищаться…
«Дудаков: Симптоматичен тот факт, что Глушко воздержался от выступления на активе института при обсуждении вопроса о вредительстве в институте. Не сделал он этого и позднее ни устно, ни через печать.
Глушко: Признаю своей ошибкой, что я не заявил вовремя о своем отношении к Лангемаку…
Дудаков: И к Клейменову, и к Клейменову…
Глушко: Должен признаться, что я Лангемаку до самого последнего момента верил, и для меня было полной неожиданностью, что он оказался вредителем…
Кочуев: Странно, что Глушко не обнаружил вредительской деятельности Лангемака, будучи в близком отношении, считаю Глушко политически близоруким… Если Глушко не усмотрел вредителя Лангемака, то он тоже может поддаться под влияние шпионов, и Глушко нужно бояться работать в оборонной промышленности…
Пойда: Глушко сотрудничал в книге Лангемак – Глушко, где он подписался не только за техническую сторону книги, но и за политическую… вынести ему недоверие и исключить его из членов инженерно-технической секции. Глушко следует сделать соответствующие выводы. Если он советский инженер, то те ошибки, на которые ему указывали, он должен признать. Но если он не советский инженер, он этих ошибок не исправит. Кто слышал, чтобы Глушко выступал хоть раз по общественным вопросам, хотя по техническим вопросам он выступает, и выступает неплохо…
Костиков: Правильно ИТС выразил недоверие к Глушко… Для меня непонятно, что Глушко – младенец по политическим вопросам?.. Глушко берет под сомнение в книге родину ракетной техники в СССР, указывает, что родиной ракетной техники является Германия. Но мы, и не только мы, а весь мир признал Циолковского первым ученым по этому вопросу. Я считаю предложение Пойда правильным о выражении недоверия и исключении его из ИТС».
У Костикова много было «соавторов» в доносе, и каждый из тех, кто выступал тогда на заседаниях и собраниях, несет ответственность за происшедшее.
23 марта 1938 года Валентин Петрович Глушко был арестован.
В подвалах Лубянки через два дня он подписывает признание: «Я являюсь участником антисоветской организации в оборонной промышленности, по заданию которой проводил вредительскую подрывную работу. Кроме того, я занимался шпионской работой в пользу Германии».
Он никогда не рассказывал, почему он подписал эту бумагу…
Но через три месяца, уже в «Бутырке», Глушко не признает ничего! Видно, сокамерники ему объяснили, что единственный способ выжить и не попасть под расстрельную статью – это борьба. Он пишет сначала Вышинскому, потом Ежову и, наконец, Сталину. Текст почти одинаков:
«Прошу Вашего распоряжения о пересмотре моего дела, поручив его новому следствию, т. к. форма допроса, которому я подвергся, носила характер морального и физического принуждения, в результате чего мною были даны показания, не отвечающие действительности.
Прошу не замедлить с пересмотром моего дела (№ 18102), обеспечив нормальный метод следствия, т. к. я сижу в тюрьме уже 7 месяцев».
Ответа нет, но заявления подследственного все-таки докладывают начальству.
А Глушко из камеры № 113 пишет новое письмо зам. наркома Берии:
«Будучи оклеветан врагами народа, я был арестован 23.III.38 г. и подвергся со стороны следственного аппарата НКВД моральному и физическому принуждению, в результате насилия я был вынужден подписать протокол допроса, содержание которого является вздором, вымыслом».
Глушко добивается того, что назначается новый следователь…
Почему же все-таки заключенных, которые писали жалобы, не убирали? Казалось бы, в первую очередь следовало уничтожать не тех, кто послушно подписывал протоколы допросов, а непокорных… На самом же деле те, кто был сломлен, довольно быстро отправлялись в лагеря или на расстрел – все зависело «от выполнения плана», а непокорные продолжали писать свои жалобы.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.