Сокровища капитана Малисиозо

– Малисиозо? – лицо у пирата вновь передернулось как от зубной боли.

– Ну, где еще вы купите такого красавца, такого крепыша? – продолжал окучивать пирата хитрый, как лис, торговец рабами.

– Ладно! Черт с тобой! Акулу тебе в глотку! – выругался недовольный торгом Пуэрко. – Ридо, отсчитай этому плутоватому прохвосту три тысячи пятьсот монеро, и закончим на этом!

– Капитан! Три тысячи девятьсот! – продолжал торговаться Терри.

– Хорошо! Черт с тобой, прохиндей! – согласился капитан Пуэрко, отворачиваясь от назойливого торгаша.

Давая понять, что торг закончен, одноглазый пират, припадая на левую ногу, со свитой направился к харчевне, широкие двери которой были распахнуты настежь, так как из них выбрасывали на булыжную мостовую очередного, пьяного вдрызг посетителя.

– Премного благодарен, дорогой капитан, – пропел баритоном вслед торжествующий Терри.

– Доставишь его к вечеру на галеру «Каналья», старина, – давал указания работорговцу Ридо, сосредоточенно отсчитывая золотые монеты из большого кожаного кошелька, висевшего на широком потертом поясе.

– Мы можем это сделать хоть сейчас!

– Кстати, с тебя причитается, благодари меня, что я уговорил капитана Пуэрко.

– За мной не заржавеет, Ридо. Разве я тебя когда-нибудь подводил? Сочтемся. Ты же меня знаешь: я своих верных партнеров не забываю.

– Не сомневаюсь.

– Прекрасную сделку совершил твой капитан. Не пожалеете: ведь парень хорошо знаком с морем, служил когда-то на военном корабле юнгой! – вслед помощнику капитана прокричал Терри, довольный совершенной сделкой.

Глава седьмая

Тяжелая жизнь гребца галеры

Так, наш герой, наш Торбеллино, стал галерным рабом Одноглазого Пуэрко, одного из известных своим коварством и жестокостью пиратов. Галера представляла собой парусное судно. На верхней палубе располагалась орудийная батарея, а нижняя была отведена под сотню гребцов, которые, когда не было ветра, гребли что было сил, чтобы галера не теряла скорости. Поэтому-то Пуэрко не составляло никакого труда догнать любое судно и взять его на абордаж.

Бедного юношу приковали цепью к дубовой скамье гребцов. И началась для него изнурительная, полная лишений жизнь галерного раба, если ее только можно было назвать жизнью. Скоро сетка кровавых рубцов покрыла его широкую, крепкую спину. На нижней палубе между скамьями прохаживались свирепые надсмотрщики и длинными бичами подгоняли утомленных гребцов. Кормили рабов из рук вон плохо, многие не выдерживали тяжких условий у капитана Пуэрко и умирали.

Человек ко всему привыкает, как бы ему не было тяжело в жизни. Так и на галере в жизни восьмидесяти гребцов, полной боли, унижений, лишений, было место не только проклятиям и горьким слезам, но и шуткам, и печальным песням. Напарником Торбеллино по веслу оказался могучий Туни, чернокожий великан с Черепашьего Острова. Ловец жемчуга был захвачен пиратами в Жемчужном Проливе вместе с другими ныряльщиками из своего племени. Туни сильно тосковал по воле и никогда ни с кем не разговаривал. Целыми днями он мог негромко распевать протяжные туземные песни, легко управляясь с тяжелым веслом.

Иногда на нижней палубе галеры появлялся пьяный вдрызг, еле державшийся на ногах, одноглазый капитан, размахивающий бутылкой рома. Его неизменно сопровождал помощник Рыжий Ридо, который заливался веселым смехом от проделок хозяина. Пуэрко почти каждый вечер напивался до бесчувствия и начинал чудить. То, ни с того ни сего, палил из своих огромных двуствольных пистолетов, то лез целоваться к гребцам, то угощал всех ромом, то вдруг зверел и мог забить бичом любого, кто по какой-нибудь причине ему не понравился. Бывали случаи, когда во время плавания он пьяным вываливался за борт. К большому счастью, для него все кончалось благополучно. Капитана вылавливали, откачивали и сушили. Однажды, надравшись рома до свинячьего визга, его понесло на «марс». Он шустрой обезьяной вскарабкался на самый верх грот-мачты и, устроившись на клотике, стал на всю гавань орать благим матом, представляя себя марсовым:

– Земля! Земля! Вижу землю!

Чем всполошил мирно спящую гавань Карамбы. А потом, нечаянно оступившись, сорвался вниз. Но и здесь вновь к нему оказалась благосклонна судьба: пролетев с десяток метров, он зацепился подтяжками за рею, так на ней и уснул в подвешенном состоянии, пока к обеду не протрезвел.

Утром соседи с других пиратских судов интересовались, кого там еще вздернули на галере у Пуэрко, за какие такие проступки и грехи. Даже капитан Малисиозо во время утреннего моциона, разглядывая в подзорную трубу галеру своего давнего соперника, полюбопытствовал у боцмана:

– Грозеро, взгляни, кто там, на «Каналье», болтается на рее?

– А черт его знает, капитан? – ответил хмурый боцман. – Наверняка, Одноглазый Пуэрко снова не в духе, вот и вздернул кого-то из своих сорвиголов.

– Похоже, кто-то словил пеньковый галстук, – живо отозвался Бабило, телохранитель капитана, тоже с любопытством всматриваясь в нужном направлении.

– Эх, если б это был Жульен, – мечтательно протянул Фрипоно-младший, правая рука капитана в финансовых вопросах.

– Чем тебе Жульен не угодил? – буркнул Малисиозо.

– Уж больно жуликоват! Все, прохиндей, тащит под себя. И в карты постоянно передергивает, за ним постоянно нужен глаз да глаз.

– Можно подумать, ты у нас святой. Не у тебя ли я на днях видел монету с «орлами» с двух сторон и колоду с краплеными картами?

– Был такой грех. С кем не бывает, – промямлил Фрипоно.

– Кстати, кто вчера перстень с бриллиантом умыкнул, который я нечаянно под стол обронил? Не ты ли? Наверняка, он у тебя в левом кармане камзола затаился, если ты еще вчера вечером его не спустил какому-нибудь барыге на берегу или не проиграл в карты тому же Жульену.

Фрипоно смущенно замялся, густо покраснел и потупил свои наглые глаза.

– Не мешало бы и у нас кого-нибудь за жульничество вздернуть на рее, – проворчал, брезгливо морщаясь, Малисиозо. – Воспитываешь вас, безмозглых болванов, воспитываешь. Учишь скромности, уважению, приличным манерам. И все усилия как коту под хвост!

На борту фрегата «Пари» капитан Малисиозо всех держал в ежовых руковицах. Пираты обязаны были неукоснительно соблюдать установленное им правило: на корабле запрещалось строго-настрого пить спиртное и играть на деньги. Только сойдя на берег, они предавались своим слабостям: пьянству, азартным играм и разгульной жизни. Как-то кучка возмущенных строгими порядками пиратов попыталась взбунтоваться, но суровый капитан быстро охладил их пыл и поставил на место, застрелив у всех на глазах двух неугомонных зачинщиков, которые в открытую подбивали недовольный экипаж на бунт.

Давайте, дорогие друзья, вернемся к нашему герою.

Глубокой ночью, когда галера «Каналья» стояла на рейде, когда нижняя палуба была погружена в полный мрак, в котором слышались беспокойный храп и приглушенные стоны измученных дневным переходом гребцов, Торбеллино осторожно приподнялся, напряженно прислушиваясь к звукам, доносившимся сверху. Извлек спрятанный в лохмотьях, кривой ржавый гвоздь, который накануне случайно оказался у него под ногами, когда утром раздавали жидкую баланду. Весь день он был в возбужденном состоянии, мысль о близкой свободе не давала ему покоя. Торбеллино, присев у скамьи, стал тихонько ковырять гвоздем дерево вокруг кольца, через которое была продета его цепь. Работать приходилось медленно, не делая резких движений, чтобы не загремели звенья цепи.

Вдруг чья-то сильная рука, словно железными клещами, с силой сдавила его кисть. Торбеллино рванулся, но не тут-то было. Он поднял голову, его взгляд встретился с мелькнувшими в темноте белками глаз невидимого Туни. Торбеллино разжал от боли пальцы. Черный великан завладел его орудием и стал неистово ковырять дерево скамьи.

Неожиданно в этот момент на верхней палубе грохнул пистолетный выстрел, за ним второй, третий… Раздался звон разбитого фонаря и чье-то грязное ругательство… Потом гулкий топот и грохот упавшего тела. Никто из гребцов не шелохнулся, даже бровью не повел, все давно привыкли к подобному шуму и гвалту на верхней палубе по ночам. Похоже, одноглазый капитан опять накачался без меры спиртного и начал чудить. Чудачества были неотъемлемой частью финала любой пьянки на «Каналье».