Большой Хинган

— Повезет туда! — изобразил он, как японец потащит орудие на восток. — Там, — обвел он рукой поля кукурузы, — еще есть. Вылавливайте.

Китайцы поняли.

— Хао! Хао! — заулыбались они и энергично закивали.

Тотчас, гомоня, всей толпой двинулись прочь.

На усталых лицах артиллеристов белозубо сверкали улыбки.

— Какой части, ефрейтор? — окликнул кто-то Андрея.

— ПВО, братцы. Надежные стражи неба! По соседству к вам, малость разжиться… Знаем, что вы не жадные. Одно слово — боги войны! Наблюдали, товарищ старший лейтенант, как вы из дотов душу трясли, — не обошел он комплиментом комбата. — Китайского табачка попробуете? Не были в ихней деревне? И не ходите: смотреть не на что, живут беднее бедного…

Через полчаса вносовцы возвратились на пост с полной канистрой бензина.

13

 Андрей вел машину. Он был рад, что именно в этот день Лесин, сломленный усталостью, на несколько часов передал ему руль. Настоящая дорога (надолго ли, неизвестно) убегала под колеса. А по ее обочинам на восток шли и шли группы китайцев. Большинство были босы и обнажены до пояса, некоторые облачены в рваные рубахи и халаты. У каждого на правой руке — красная повязка. Обгонявшую их военную машину китайцы приветствовали дружным криком «Шанго-о!». Вверх поднимались руки — четыре пальца сжаты в кулак, большой отставлен…

— Шан-го-о!.. — то и дело влетало в кабину.

Эти люди рвали и дробили для японцев камень в горах. Теперь возвращались по домам.

Слово «шанго» переводилось, как «хорошо» и как «спасибо»: «Хорошо, что вы пришли! Спасибо, что освободили нас!..» Андрей часто сигналил: и для того, чтобы кто-нибудь не попал под колеса, и чтобы ответить на приветствия. Вот так же было весной в Восточной Пруссии» Только там по дорогам, освобожденные из лагерей и трудовых колоний, шли русские и украинские девчата, поляки, французы, немцы-антифашисты… «Спасибо, родные наши! Вива Совьет! Камераден!..» И не обожженные горы были вокруг, не резко-синее небо над головой, а тронутые пухом первой зелени сады и поля, обнесенные металлическими сетками, черепичные крыши фольварков, часто пробитые снарядами…

Горы ожили. Все чаще мелькали кучки глинобитных фанз. Посвежел воздух — утром прошумела короткая гроза с ливнем. А в деревушке, которую проехали часа два назад, китайцы подарили пять крупных спелых арбузов!

Ниязов сосредоточенно рассматривал порвавшуюся на сгибах карту. Ротный пост передал: связаться с ним, когда достигнут станции Болотай. Андрей искоса поглядывал на карту — не терпелось добраться до станции. Там он получит весточку от Нины. На крыле никто из наблюдателей сейчас не ехал. Пост отстал от передовых частей. Танки и самоходки опередили его на полсуток.

Утреннюю сводку Информбюро сегодня не слушали: Легоньков и Елпанов меняли аккумулятор и опоздали включить рацию. Но было известно: Первый и Второй Дальневосточные фронты двигались вперед безостановочно.

Андрей вспомнил, как в Монголии они гадали: сколько, полгода или год, продлится эта война? Явно недооценивали свои силы. Японцы в сущности разбиты, хотя война длится всего несколько дней. Кто знает, может, еще где-нибудь перед Новым годом он сядет за руль машины с номером ачинской автобазы.

Мысленно Кречетников прилепил к ветровому стеклу своей будущей гражданской автомашины карточку Нины. Они, конечно, перед свадьбой сфотографируются вместе. Но в машине у него будет та карточка, что лежит сейчас в солдатской книжке в нагрудном кармане.

«Шевроле» обогнал еще одну группу китайцев. Эти «Шанго!» не кричали. Шедшие позади подняли руки с отставленным большим пальцем, передние же только повернули головы. Они кого-то несли на самодельных носилках. Кречетников кинул короткий взгляд и понял: тут медицинская помощь уже без надобности. Несшие носилки сами едва передвигали ноги.

Андрею почему-то вспомнилось, как вчера на привале Кокорин свернул из обрывка старой газеты фунтик и насыпал в него кукурузных зерен. Здешняя мощная кукуруза на бывшего колхозного бригадира произвела сильное впечатление… Спрятал фунтик в свой вещевой мешок — отвезет домой.

Группа китайцев с носилками оказалась последней. Вернее, она была первой, шедшей из гор. Дорога опустела. И сразу как бы сузилась. Ведь до советских танков и самоходок только ишаки горцев, да и то не часто, таскали по ней повозки на деревянных колесах.

Насвистывая, он правил машиной, как виртуоз, — так ему казалось. Он мысленно взглянул на себя со стороны. С первого взгляда было видно: «шевроле» с зеленой будкой вел фартовый парень! Андрею нравилось, что у этого парня сбитая набок пилотка непостижимым образом держалась на голове, что лицо, шея и руки были бронзово-шоколадные, а на груди позванивали медали.

Проскакивали в стороне раскидистые невысокие деревья. Под ними лепились фанзы. Было видно, как китайцы выбегают из оград и смотрят на дорогу из-под ладоней. Полей тут не было, обрабатывались крохотные приусадебные участки. Порой Андрею хотелось остановиться, посадить в машину всех мужчин, женщин и голых ребятишек какой-нибудь деревушки и перевезти в другое, более удобное для жительства место.

Приедет домой — заставят рассказывать о фронтовых годах. И о переходе через Большой Хинган тоже. Пожалуй, большая удача, что пришлось принять участие в этой войне. Ведь иначе бы не встретился с Ниной.

Ниязов положил руку Андрею на плечо, ко тот уже сам нажал ногой на педаль тормоза. «Шевроле» остановился метрах в пяти от завала, перегородившего дорогу. Камни размером с железные бочки для бензина скатились с кручи, нависавшей над дорогой.

Все, кто ехал в будке, с удовольствием разминали ноги. Потягивались, дышали полной грудью.

Кречетников, Колобов и Лесин, подойдя к завалу, попытались стронуть с места верхнюю глыбу. Теплый, розовый осколок гранитной скалы только покачнулся и плотнее осел в щебне.

Решили поискать объезд. Развернуть машину на узкой дороге было невозможно. Предстояло двигаться задним ходом. Андрей сел за руль, остальные ушли назад, чтобы посигналить ему на поворотах.

Вскоре Андрей перегнал товарищей и остановился обождать их.

Собственно, сколько так ехать? Не лучше ли где-нибудь тут срезать серпантины и спуститься к китайским деревушкам.

Андрей вылез из кабины и прошелся по краю дороги. Обрыв был крут. Рискнуть — верное дело раз десять показать плававшим в небе коршунам елочки на резине.

Сел на бампер, закурил. В конце концов к чему торопиться? Погода отличная, японских самолетов нет. Войне не сегодня-завтра конец, и нечего лезть на рожон. Его Нина ждет… Подошли товарищи, Андрей бросил цигарку, встал, собираясь вновь залезть в кабину.

— Капитан! — вдруг донесся призывный крик.

Снизу по дороге бежало несколько китайцев в темных одеждах. Передний размахивал руками и пошатывался из стороны в сторону. Видимо, выбился из сил.

— Капитан!

Сердце Андрея ворохнулось, почуя недоброе. Китаец, подбежавший первым, несколько минут не мог произнести ни слова. Он тяжело дышал и вынужден был опереться обеими руками на капот автомашины.

Набежали другие. Все разом они посыпали торопливые, щелкающие слова, показывая руками назад и изображая телодвижениями не то бег каких-то животных, не то идущий поезд.

Солдаты переглянулись. Было ясно: откуда-то грозила опасность.

— Тут? — показывая на дорогу, спросил Легоньков, Как и другие вносовцы, он подумал, что позади них на дороге неожиданно появились японцы.

— Ту! Ту! — высоким голосом воскликнул отдышавшийся китаец и ткнул пальцем в гору. — Паф! Паф! Паф! — вскинул он затем руки, как бы стреляя из винтовки.

Без сомнения — речь шла о каком-то поезде. Видимо, по ту сторону горы проходила железнодорожная ветка.

— По местам! — скомандовал Ниязов и повернулся к Легонькову. — Иван, включи рацию.

— Есть! — вскинул руку к пилотке Легоньков и полез в будку.