Страница 2 из 98
«Спокойно, продолжаем. Спокойно». Она приготовилась сделать скальпелем разрез между ребер женщины, и все ее внимание сконцентрировалось на предстоящей задаче. Она начала резать. Никакой крови. Она продолжила, разрезая слои мышц, пока не достигла полости сердца. Внезапно кровь хлынула из сделанного разреза, залив ее стерильный костюм и пол. Санитар, стоявший рядом, застонал.
– Нет давления, – сказала Линн. – И пульса тоже. Оливия подняла взгляд на гладкую зеленую линию на мониторе за головой пациентки, и ее собственный лоб покрылся потом. Они теряли ее. Нужно было расширить разрез. Она взглянула на поднос с инструментами:
– Расширителя для ребер у нас нет? Кейти покачала головой.
Конечно же, у них не было расширителя. Она снова опустила скальпель и с силой надавила на пятое ребро. Когда рана стала достаточно широкой, она просунула руку внутрь. Она осторожно обхватила сердце женщины, а затем заскользила большим пальцем по поверхности в поисках пулевого отверстия. Она нашла его быстро – маленькая ямочка на гладкой поверхности сердца – и зафиксировала палец на нем, чтобы остановить кровотечение, а затем нашла выходное отверстие на задней стенке сердца. Она перекрыла его средним пальцем и почувствовала, как сердце сократилось в ее руке. В операционную вернулось оживление, и Оливия перевела взгляд на монитор.
– Есть пульс! – сказала Кейти.
Оливия улыбнулась и вздохнула. Теперь они ничего не могли сделать: оставалось только ждать, когда появится Майк Шелли – заведующий отделением скорой помощи. Она не была уверена, что сможет долго продержаться в таком положении. Ей было мучительно неудобно. Она стояла наклонившись, и ей приходилось изгибаться, чтобы удерживать руку в нужном положении на сердце. Если она хоть чуть-чуть сдвинет пальцы, женщина умрет. Это было так просто. Мышцы ее ног начали дрожать, плечо ныло.
Она слышала, как приближается вертолет, как он со знакомым жужжанием спускается на крышу. Она очень надеялась, что он им понадобится, что им удастся «подштопать» сердце этой женщины и стабилизировать ее состояние настолько, что она выдержит это путешествие.
Оливия первый раз взглянула на лицо женщины. У нее была белая, немного веснушчатая кожа. Никакой косметики, длинные, густые темно-рыжие кудри ниспадали с края стола закрученными спиралями. Она напоминала рекламную картинку.
– Кто стрелял в нее? – Оливия подняла глаза на младшего из двух санитаров, стараясь отвлечься от своего неудобного положения.
У санитара были широко открытые карие глаза и лицо такое же белое, как и у пострадавшей.
– Она работала на общественных началах в приюте для женщин, подвергшихся насилию, в Мантео, – сказал он. – Какой-то парень пришел и начал угрожать своей жене и ребенку, а эта женщина загородила их.
Приют для женщин, подвергшихся насилию. Оливия ощутила болезненный спазм в груди. Ей пришлось сделать усилие, чтобы задать следующий вопрос:
– Кто-нибудь знает ее имя?
– Энни какая-то, – сказал санитар. – О'Брайен или что-то в этом роде.
– О'Нейл, – прошептала Оливия так тихо, что ее никто не услышал. Она окинула взглядом распростертое перед ней тело, кремово-белую в веснушках грудь, плавно изогнутую линию талии. Она закрыла глаза. Плечо горело, кончики пальцев онемели. У нее уже не было уверенности, что она держит их в правильном положении. Она снова подняла глаза на монитор: если пальцы соскользнут, она сразу поймет это по изменению ритма сердца.
Неужели прошел всего месяц с тех пор, как Пол написал ту статью для журнала «Сискейп»? Она помнила фотографии витражей в студии Энни Чайз О'Нейл. Женщина в шелковом одеянии, прилизанная голубая цапля, закат солнца на песке. Пол изменился после этой истории. Все изменилось.
Приехал Майк Шелли, и по его глазам она поняла, что он потрясен увиденным. Но он быстро вымыл руки и через несколько секунд стоял рядом с ней.
– Где Джонатан? – спросил он.
– Он посчитал, что ее нужно отправить в Эмерсон, а я решила, что ее нужно оставить. Поэтому он ушел вызывать вертолет и не вернулся.
Надев перчатки, Майк продел нить в изогнутую иглу.
– Может быть ее и нужно было отправить, – сказал он очень тихо, очень мягко, приблизив свои губы к ее уху. – А так ее смерть будет на твоей совести.
Глаза Оливии сверкнули. Неужели она приняла неправильное решение? Нет, эта женщина не перенесла бы дороги. Это точно.
Майку приходилось работать рядом с ее пальцами. Если бы она сдвинулась хоть бы на долю дюйма, кровь хлынула бы рекой. Плечо Оливии пылало огнем, а дрожь в ногах распространилась по всему телу. Но она все же не меняла положения, пока Майк засовывал крошечный кусочек кожи под ее большой палец и пришивал его на место. Но закрыть выходное отверстие было не так легко. Оно было большое и до него было почти невозможно добраться, не повредив при этом сердце.
Она видела, как на лбу у Майка собрались глубокие морщины.
– Пожалуйста, Майк, – прошептала она.
В конце концов он помотал головой. Кусочек кожи отказывался держаться, кровь сначала сочилась, а потом полилась из отверстия в задней стенке. Оливия ощущала ее тепло на своих пальцах, когда зеленая линия на мониторе задрожала и выпрямилась, и в комнате воцарилась горестная тишина.
На некоторое время все застыли в молчании. Оливия слышала, как дышит Майк, быстро и глубоко, в такт ее собственному дыханию. Она медленно выпрямилась, сжимая зубы от боли в спине, и посмотрела на Кейти:
– Здесь есть кто-нибудь из ее родных? Кейти кивнула:
– Да, и мы вызвали Кевина. Он вместе с ними в приемной.
– Я сообщу им, – сказал Майк. Оливия покачала головой:
– Я должна сделать это. Я была с ней с самого начала.
Она повернулась и пошла к двери.
– Погоди, – Майк поймал ее за руку. – Лучше сначала переоденься.
Она взглянула на свой пропитанный кровью костюм и почувствовала, что решимость покидает ее. Мысли путались в голове.
Она переоделась в комнате отдыха, а затем пошла в приемную. Проходя по коридору, Оливия заметила в высоких окнах танцующие снежинки. Ей захотелось хоть на одну секунду выйти на улицу. Мускулы все еще горели. И она ненавидела то, что ей предстояло сделать. Она надеялась, что Кевин Рикерт, социальный работник, подготовил их к тому, что им предстояло услышать.
Кевин оживился, увидев ее.
– Это доктор Саймон, – сказал он.
Их было трое: девочка лет тринадцати, поразительно похожая на женщину, которую она только что оставила на столе, мальчик несколькими годами старше и мужчина – муж Энни, Алек О'Нейл. Темноволосый, высокий, худощавый и спортивный, он был одет в джинсы и голубой свитер. Он нерешительно протянул ей руку, и его голубые глаза спрашивали, что уготовила ему судьба.
Она быстро пожала его руку.
– Мистер О'Нейл, – Оливия старалась задержать слова, которые слетали с ее губ. – Мне очень жаль. Пуля прошла прямо через сердце. Ранение было слишком серьезным.
В его глазах все еще жила надежда. Так бывало всегда. До тех пор, пока не скажешь прямо, пока не перестанешь подыскивать мягкие выражения, надежда не исчезает. Сын тем не менее все понял. Казалось, это Алек О'Нейл в юности: те же темные волосы, те же голубые глаза под темными бровями. Он отвернулся к стене, плечи опустились, хотя он не проронил ни звука.
– Вы поняли, что сказала доктор Саймон? – спросил Кевин.
Мужчина смотрел на нее, не отрываясь:
– Вы хотите сказать, что Энни умерла? Оливия кивнула:
– Мне очень жаль. Мы больше часа делали все, что было в наших силах, но…
– Нет! – Девочка бросилась на Оливию, толкнув ее на деревянную ручку одного из кресел. Она молотила ее кулаками, но Кевин обхватил ее сзади руками.
– Она не могла умереть! – кричала девочка. – Ведь крови совсем не было!
Алек О'Нейл забрал девочку из объятий Кевина и прижал к себе.
– Ш-ш-ш, Лейси.
Оливия вернула себе равновесие и положила руку девочке на плечо. Откуда она узнала насчет крови?
– У нее было внутреннее кровотечение, дорогая, – сказала Оливия.