Страница 32 из 45
— Остаются считанные недели! — восклицал то один, то другой. — Готовятся и республиканцы Вальдек-Руссо, и Тьера, и монтаньяры Ледрю-Роллена, и даже креатуры герцога Омальского — сынка Луи-Филиппа! А располагаем ли мы всем необходимым, и в первую очередь — деньгами, деньгами, деньгами…
Таково было содержание и суть почти всех разговоров, на разные лады ведшихся в гостиных и коридорах особняка в ожидании начала совещаний. Они и имели главным пунктом своей повестки изыскание денежных средств на проведение важнейшей выборной кампании: Франции впервые за всю историю ее предстояло избрать президента! Ни Дантон, ни Марат, ни Робеспьер не были президентами Французской республики. Они были «слугами народа», «гражданин-депутат» было у них высшим званием. А сейчас тридцатимиллионный французский народ призывался к избирательным урнам повсеместного плебесцита, чтобы персонально и определенно назвать главу исполнительной власти — президента.
Национальное собрание не единодушно пошло на этот шаг. Всем была ясна опасность такого всенародного вручения власти и ответственности некоему определенному лицу. Больше всех хлопотали о проведении плебесцита бонапартисты, в изрядном числе пришедшие в Национальное собрание, и теперь провалиться в плебесците означало бы для них полный крах всех их мечтаний и расчетов.
— Хоть из-под земли, хоть с облаков, хоть со дна моря, — но деньги должны быть раздобыты, — возбужденно гудели наполеоновские герцоги и генералы, сберегшие свои звания и титулы, но не сохранившие мешков с золотом и ларцов с драгоценностями. Или, быть может, просто наученные жизнью не рисковать, не расходоваться, очертя голову, на политику?
Перед началом совещания в личном кабинете претендента разыгралась довольно оригинальная сцена.
Луи-Наполеон Бонапарт, тот самый петушиного облика господин, который днем подходил к столику Эдмона в кафе «Режанс», стоял сейчас за своим столом, и грозно опершись на него руками, в упор спросил вошедшего к нему в кабинет Жоржа-Шарля Дантеса:
— Прошу безотлагательно, до каких-либо переговоров объяснить мне, барон Баверваард, кто этот человек, повергший вас сегодня в ужас? Настолько, что вы от него позорно бежали?
Жорж-Шарль не мог не ожидать этого вопроса и заранее подготовил ответ:
— Ваше высочество, это мой дальний родственник из рода Дантесов, к коим принадлежали и мои предки до получения в прошлом веке — из рук вашего незабвенного дяди, императора Наполеона I, также драгоценного баронского титула…
Шли в ход, и небезуспешно, все полузабытые и полурастраченные козыри в искусной подаче уже немало искушенного в политике Жоржа-Шарля вполне годились, видимо, для игры… в том числе и «ваше высочество»…
«Принц Луи» слегка опешил:
— Ваш дальний родственник? Но с каких пор бегают от родственников, да еще тем более от дальних? — оправясь от изумления, произнес он, позволив себе даже чуточку юмора. — Неужели он настолько беден, что даже вам нужно от него бегать, барон?
— Напротив, ваше высочество, — почтительно возразил Жорж-Шарль своему новому покровителю. — Этот человек сказочно богат…
Луи-Наполеон вскинул вверх свою бородку, недоумевая еще больше.
— Ничего не понимаю! Кто же бежит от сказочно богатого родственника? — уже скорее с досадой воскликнул он. — Тем более, зная в каком положении наше дело, наша организация! Не сошли ли вы внезапно с ума, месье барон! Как имя этого человека?
Пришлось выкладывать.
— Когда-то он был, как и я, просто Дантес… (Тьфу, опять обмолвка от растерянности!). Но сейчас, и довольно уже давно, он — граф Монте-Кристо.
Луи-Наполеон наморщил лоб, что-то припоминая.
— Граф Монте-Кристо? Владелец островка в Медитеррании? Но я что-то слышал о нем… Он был как-то связан с императором как будто?
— Да, как будто было нечто в этом роде, ваше высочество! — поддакнул, чтобы выиграть время Жорж-Шарль.
Претендент опять задумался.
— Мы не имеем права убегать от таких личностей, месье барон. Это преступно в отношении нашего дела. Да ведь это для нас была бы просто неоценимая находка!
Начал понимать сущность дела и Жорж-Шарль.
— Вы хотите сказать, ваше высочество?.. — пробормотал он.
— Да, я хочу сказать, дорогой мой, что этот ваш дальний родственник, пусть он даже вам и не родич, должен быть всеми способами и средствами вовлечен в сферу нашего влияния и нашей деятельности… Если подтвердится, что он был действительно чем-то или как-то связан с великим императором, это будет уже залогом его сближения с нами. А если, как вы отметили, он и в самом деле довольно богат — насчет сказочности его богатства, может быть и гипербола, — тогда его полезность для нас еще больше увеличится.
— Когда-то, во время нашей первой с ним встречи, около семи лет назад, он не моргнув, отвалил мне пятьдесят тысяч голландских гульденов… И обещал мне несколько миллионов наследства, если я сумею доказать, что я действительно его родственник.
— Только и всего? — изумленно уставился на него принц Луи. — И вы не сумели этого сделать? Простота и растяпа! Вот уж не мог бы предположить в вас такого… такого…
— Такой щепетильности, ваше высочество… — попытался проявить достоинство Жорж-Шарль.
— Головотяпства и беспомощности, сударь! — отчеканил Луи-Наполеон, как видимо старавшийся поскорее подготовить себя к подражанию своему дяде в резкости, бесцеремонности обращения со своими будущими придворными.
— Сейчас поздновато об этом говорить, ваше высочество… — оправдывающимся тоном произнес Жорж-Шарль. — Кроме того, он предъявил мне еще и другие условия… для меня оскорбительные…
— Да? Какие же, не поделитесь?
— Он потребовал от меня отказа от политической и общественной деятельности… Отказа от поединков… Вторгался в мои семейные права…
— Предполагая сделать вас своим наследником, он, естественно, хотел обезопасить вас от случайностей, ошибок молодости.
— Возможно, ваше высочество, — почти согласился Жорж-Шарль, — но я не мог на это пойти.
— Вот это и есть головотяпство, сударь! — решительно повторил свою оценку Луи-Наполеон. — Еще если бы вы были из семьи Бонапартов, у вас было бы право на подобную щепетильность… Подумать, что потеряла бы политика без вашего вмешательства в нее? Надо исправлять вашу тяжелую ошибку… Что позволяется Юпитеру, то не позволяется быку.
— Ваше высочество! — уже почти возмутился Жорж-Шарль.
— Не хочу слышать никаких возражений! — вскричал претендент. — Если вы не сделаете все от вас зависящее, чтобы восстановить отношения с этим графом, если вы не пожертвуете даже чем-нибудь большим, чем ваше сомнительное самолюбие…
— Ваше высочество… — почти простонал Жорж-Шарль.
— Мы отбросим вас, сударь, как отбрасываем никому ненужную ветошь, и вы тотчас же убедитесь, что вы действительно никому не нужны! При всей своей неразборчивости наши единственные реальные соперники — кавентьяковцы не сочтут возможным воспользоваться услугами человека, последовательно отброшенного и Бурбонидами, и Орлеанидами, и Бонапартидами… Вам останется записаться в санклоты; сударь, да, в санклоты новой формации — образца 1848 года.
— Ваше высочество! — в третий раз подряд возопил Жорж-Шарль. — Я совершенно не намерен бросать вас, изменять вам, переходить в какой-нибудь иной лагерь…
Луи-Наполеон иронически ему кивнул:
— За полным отсутствием какого-либо иного лагеря, сударь.
— Я готов сделать все, чтобы не только примириться с моим странным и страшным родственником, ваше высочество, но и завербовать его в наш лагерь в Союз Друзей Империи.
— Ну, вот так-то будет лучше, — одобрительно и примирительно снова кивнул кандидат бонапартистов. — И чем скорее вы начнете действовать в этом направлении, тем будет больше шансов на успех. Время дорого, этот граф сможет уехать, может проникнуться к нам таким презрением, что не захочет и разговаривать с вами… А нам нужно уже сегодня внести успокоение в умы и сердца наших людей. На совещании, которое я должен сейчас открыть в большом зале, нас уже наверняка ожидают собравшиеся. Либо вы, либо я сам должны в числе возможных наших ресурсов назвать и этого графа, даже не дожидаясь никаких проверок… Время не ждет, не будет беды, если он и не обнимался с Наполеоном I, не связан и с вами кровными узами, важно, что он богат, важно, что он уже открывал вам свой кошелек. Пустите в ход все, даже шантаж, если это понадобится, сударь, но мы должны выиграть этого человека, как выигрывают крупную ставку в карты или даже как важную битву! Запомните все это — и за дело!