Страница 8 из 140
Примерно в то же время бихевиористское движение в психологии полностью отвергло интроспекционистскую традицию. Был разработан новый, «объективный» вид психологического объяснения, в котором не оставалось места для сознания. Этот вид объяснений имел лишь ограниченный успех, но он утвердил идею о том, что психологическое объяснение может игнорировать феноменальное. В теоретических взглядах бихевиористов не было единства: одни признавали существование сознания, но считали, что оно не имеет отношения к психологическим объяснениям, другие вовсе отрицали его существование. Многие из них пошли еще дальше, отрицая существование любых ментальных состояний. Официальной причиной этого было предположение о том, что внутренние состояния не имеют отношения к объяснению поведения, которое может осуществляться исключительно на основе отсылки к внешним данным. Но, возможно, более глубокой причиной было то, что все ментальные понятия были подернуты дымкой уже дискредитированного феноменального.
В любом случае две эти разработки сделали ортодоксальной мысль о том, что объяснение поведения никоим образом не зависит от феноменальных понятий. Сдвиг от бихевиоризма к вычислительной когнитивной науке по большей части сохранил эту ортодоксию. Хотя этот сдвиг вернул определенную роль внутренним состояниям, которые могли даже называться «ментальными» состояниями, в них не было ничего особенно феноменального. Эти состояния допускались именно потому, что они были нужны для объяснения поведения; любые же связанные с ними феноменальные качества оказывались в лучшем случае нерелевантными. В фокусе тем самым оказалось понятие ментального как психологического.
В философии смещение акцента с феноменального на психологическое получило систематическое выражение у Гилберта Райла (Ryle 1949), доказывавшего, что все наши ментальные понятия могут быть проанализированы в терминах определенных видов связанного с ними поведения или в терминах предрасположенности вести себя определенным образом[7]. Эта позиция — логический бихевиоризм — явным образом предвосхитила многое из того, что считается ортодоксией в современной философии психологии. В частности, она являла собой наиболее детальную кодификацию связи между ментальными понятиями и продуцированием поведения.
Райл подавал свою теорию не в качестве анализа лишь некоторых ментальных понятий. Он намеревался охватить ею все такие понятия. Многие полагают, как полагаю и я, что эта установка заведомо непригодна для анализа наших феноменальных понятий, таких как ощущение и само сознание. Многим казалось очевидным, что, когда мы говорим о феноменальных состояниях, мы уж точно не говорим о нашем поведении или о какой-то поведенческой диспозиции. Но в любом случае анализ Райла указал перспективный подход ко многим другим ментальным понятиям, таким как убеждение, радость, желание, притворство и припоминание.
Помимо проблем с феноменальными состояниями, позиция Райла не была лишена и некоторых технических трудностей. Во-первых, естественно допустить, что ментальные состояния продуцируют поведение, но если ментальные состояния сами относятся к поведению или являются поведенческими диспозициями, в противоположность внутренним состояниям, то трудно понять, как они могли бы выполнять эту задачу. Во-вторых, был выдвинут аргумент (Chisholm 1957, Geach 1957), что никакое ментальное состояние не может быть определено одним набором поведенческих диспозиций, независимых от других ментальных состояний. Так, если кто-то убежден, что идет дождь, его поведенческие диспозиции будут меняться в зависимости от того, хочет ли он промокнуть. Поэтому при характеристике поведенческих диспозиций, связанных с данным ментальным состоянием, надо обращаться к другим ментальным состояниям.
Эти проблемы были хитроумно разрешены в так называемом функционализме, разработанном Дэвидом Льюисом (Lewis 1966) и, детальнее всего, Дэвидом Армстронгом (Armstrong 1968)[8]. Согласно этому воззрению, ментальное состояние определяется исключительно посредством его каузальной роли, то есть в терминах различных типов стимулов, которые обычно производят его, типа поведения, которое оно обычно производит, и того, как оно взаимодействует с другими ментальными состояниями. Эта концепция полностью интериоризировала ментальные состояния, наделив их возможностью находиться в надлежащем каузальном отношении к поведению, отвечая тем самым на первое возражение, и она допустила возможность определения ментальных состояний в терминах их взаимодействия, давая тем самым ответ на второе возражение.
Согласно этой концепции, наши ментальные понятия могут быть подвергнуты функциональному анализу — в терминах их фактических или типичных причин и действий. Осуществление подобного анализа для какого-либо конкретного ментального понятия — крайне непростое дело. Армстронг (Armstrong 1968) проводит ряд таких анализов, но они оказываются очень далеки от завершенности. Но в принципе функционализм может давать приемлемое толкование многих наших ментальных понятий, во всяком случае в той мере, в какой они играют какую-то роль в объяснении поведения. К примеру, понятие обучения могло бы быть проанализировано как адаптация чьих-либо поведенческих способностей в ответ на стимулы, идущие из окружающей среды. Если взять более сложное состояние, убеждение в том, что идет дождь, то в самом общем виде оно могло бы быть проанализировано как состояние такого рода, которое обычно порождается, когда идет дождь, которое вызывает поведение, уместное при дожде, определенным образом инференциально взаимодействует с другими убеждениями и желаниями и т. д. Детали нуждаются в значительной проработке, но многие сочли общую идею в целом верной.
Подобно Райлу, Армстронг и Льюис, однако, преподносили это не в качестве анализа некоторых ментальных понятий. Скорее, он был задуман как анализ всех ментальных понятий. В частности, они доказывали, что подобным образом могут быть проанализированы понятия опыта, ощущения, сознания и т. п. Эта ассимиляция феноменального в психологическое представляется мне не меньшей ошибкой, чем декартовская ассимиляция психологического в феноменальное. Это попросту неверный анализ значения феноменального. Когда мы задаемся вопросом, имеется ли у кого-то опыт цвета, мы не спрашиваем о том, получает ли он стимулы из окружающей среды и обрабатывает ли он их определенным образом. Нас интересует, переживает ли он ощущение цвета, и это — другой вопрос. Концептуально непротиворечивой возможностью является то, что нечто могло бы играть данную каузальную роль, не будучи связанным с опытом.
Иначе говоря, этот анализ феноменальных понятий оставляет неясным то, почему кого-то вообще должна была беспокоить эта проблема[9]. В том, как некое состояние могло бы играть определенную каузальную роль, нет особой тайны, хотя тут, конечно, есть технические научные проблемы. Таинственно то, почему такое состояние должно как-то переживаться; почему оно должно иметь некое феноменальное качество. Вопросы о том, почему исполняется каузальная роль и почему имеется феноменальное качество, совершенно различны. Функционалистский анализ отрицает раздельность этих вопросов и поэтому представляется неудовлетворительным.
Позже я гораздо более подробно буду говорить об этом, пока же мы можем отметить, что даже если функционалистский подход не позволяет удовлетворительно проанализировать феноменальные понятия, он может хорошо справляться с анализом других ментальных понятий, таких как обучение и память, а возможно, и убеждение. В этих случаях не возникает тех проблем, о которых шла речь выше. В том, что некая система должна быть способна к обучению, не больше таинственного, чем в том, что некая система должна быть способна адаптировать свое поведение в ответ на стимулы, идущие из окружающей среды; и впрямь речь здесь идет примерно об одном и том же. Аналогичным образом, когда мы спрашиваем, обучился ли некто чему-то, кажется вполне приемлемым сказать, что, задаваясь этим вопросом, мы интересуемся, претерпел ли он такое изменение, которое улучшит его способность справляться с определенными ситуациями в будущем. Разумеется, исчерпывающий анализ понятия обучения будет более утонченным, чем этот, данный в первом приближении, но его дальнейшая детализация будет проводиться в тех же самых рамках.
7
Эта обычная интерпретация Райла не учитывает тонкостей его теории, но это хотя бы полезная фикция.
8
Существуют и другие виды функционализма, к примеру патнэмовский (Putnam 1960). Я не рассматриваю их здесь, так как они предлагались в качестве эмпирических гипотез, а не анализов ментальных понятий.
9
Нагель (Nagel 1970) выдвигает сходное возражение против Армстронга, отсылая к проблеме других сознаний.