Страница 23 из 73
16 ноября 1909 года в Мариинском театре состоялось чествование артистки.
Накануне Анну Павлову посетил интервьюер «Петербургской газеты».
— Десять лет позади, половина артистической жизни, — с грустной улыбкой говорила Анна Павловна, — сколько лет осталось работать? Пять, шесть, может быть, десять — не больше!
Задумавшись на минуту, она продолжала искренне:
— Оглядываясь назад, я вижу, что мне везло. Мне посчастливилось не быть затертой, выдвинуться, встать на ноги. Первый год службы я была в тени, нисколько не стараясь обратить на себя внимание. Меня все-таки заметили, стали давать хорошие места в балетах…
Интервьюер торопливо записывал, держа блокнот на коленях, Анна Павловна говорила, воскрешая в памяти прошлое.
— Я хорошо знаю, какой балет мне удается, а какой не в моем стиле… Но нужно иметь репертуар! Я была бы счастлива, если бы поставили особый балет для Павловой! Теперь еду в Париж и Лондон танцевать балеты, которые ставит для меня Фокин… А пока готовлюсь к тяжелому путешествию и совершенствуюсь в технике и выносливости у Чекетти…
Кончая беседу, Анна Павловна вспомнила Петипа и с уверенностью сказала, что как бы ни развивалось балетное искусство, то, что создано Петипа, останется вечно.
Перелистывая сильно пожелтевшие, постаревшие листы петербургских газет начала нынешнего века, невольно удивляешься формальности художественной критики. Большинство отчетов носит домашний характер и ограничивается повторением общеупотребительных определений, как «талантливый», «даровитый», «гениальный». Попытки раскрыть конкретное содержание этих понятий очень редки. Это чувствовала и Павлова и потому внимательно вслушивалась в отзывы товарищей по профессии.
Насколько Гердт был прав и как учитель, и как воспитатель, предсказав своеобразие таланта Анны Павловой, свидетельствуют отзывы современных ей балерин. Приведем здесь один из них — Натальи Владимировны Трухановой:
«Анна Павлова! Какие определения найти, говоря о ней? Балерина? Танцовщица? Тех и других существует, как и существовало, множество, а Анна Павлова была во всем мире единственной. Секрет ее превосходства и отличия ото всех прочих заключался в ней самой, в ее неповторимой индивидуальности. Сама природа наделила ее какими-то особыми и несравненными сочетаниями. Глядя на нее, казалось, что видишь не танцы, а воплощение своей мечты о танцах… Стоит мне закрыть глаза — и образ Павловой предстанет передо мной, воздушный и неземной. Она летит, как пух, и растворяется, как облачко. Она была небольшого роста и буквально идеального сложения. У нее от природы были какие-то особые мускулы, благодаря которым она без усилий располагала тем, что никакой работой не дается: баллоном, элевацией, шагом. Она то опускалась на сцену, то возносилась над ней, то пролетала через нее, как молния. Никакой особо головокружительной техникой она не обладала, да и не гналась за ней, но в силу нервного своего темперамента располагала беспримерной быстротой движений».
Павлова была на редкость естественной и обаятельной балериной. Она никогда не скрывала ни от кого тайны своего успеха.
— Секрет моей популярности в искренности моего искусства! — говорила она.
Имея чрезвычайно широкий круг знакомых, но очень мало свободного времени, Павлова не могла распоряжаться собой, как того хотелось бы. И далеко не всех собратьев по сцене, искусство которых ценила высоко, знала вне сцены.
Балерине не пришлось встретиться в жизни с великой Дузе, хотя их многое роднило в сфере сценического искусства. Павлова более других артистов любила именно ее; балерина находила в своей современнице ту же искренность, высокую простоту, которые исповедовала сама на сцене.
И Дузе отметила среди балетных артистов именно Анну Павлову.
Как-то один из зрителей после спектакля, зайдя к ней за кулисы, сказал, что ее голос сегодня унес его в волшебный мир. На лице Дузе появилась добрая усталая улыбка. Помолчав, она ответила: «Вероятно, потому, что я вчера видела эту волшебницу Павлову и только о ней и думаю».
Павлова любила в жизни естественность во всех проявлениях. У нее были и среди цветов, и среди животных свои любимцы. Анна Павловна не представляла себя без заботы о собаке, кошке, птице. Сколько собак перебывало в гостеприимном павловском доме! Однажды балерине подарили громадного пса. Он был несколько неуклюж и часто цеплялся за тяжелые шелковые портьеры, смахивал своим хвостом флаконы духов, вазы с цветами. Раз Анна Павловна решила искупать его. Пес упирался, а Павлова упрямо подталкивала его, пока тот не схватил свою хозяйку за ногу и крепко держал, не разжимая зубов. Она ласково уговаривала собаку до тех пор, пока та не успокоилась и не отпустила ногу. Балерина потом шутя говорила друзьям, что, возможно, и она поступила бы аналогично, если бы ее заставляли насильно делать то, чего она не хотела.
Знаменитый полярник Седов подарил как-то Павловой красивую умную лайку. Анна Павловна любила брать эту собаку с собой на прогулку. Но случилось непредвиденное. Ехали они мимо заснеженной Невы, — лайка увидела бескрайние просторы снежного поля, с лаем выскочила из саней и, радуясь знакомому пейзажу, быстро исчезла из виду. Так и не дождалась Павлова своего питомца.
Был и еще пес у Павловой — английский бульдог но кличке Буль. Его все знакомые балерины очень любили. Буля сменил Поппи — бостон-терьер. Смышленый лес привык к гастрольным поездкам хозяйки и, чтобы но расставаться с ней, сам залезал в корзину и, как бы ни была далека дорога, ни разу не выдал на таможне своего присутствия. Так он объездил с труппой всю Северную Америку.
В той же Америке Павлова еще раз показала удивительное самообладание в любых ситуациях. В одном из национальных парков, недалеко от отеля, сбрасывали кухонные отходы. На злачное место повадились приходить медведи. И Павлова ежедневно появлялась там и подкармливала их сахаром или шоколадом. И вот однажды один из медведей встал на задние лапы, переднюю положил на плечо балерины и выпрашивал лакомство, не отпуская Павлову. Все пришли в ужас, глядя на когтистую лапу зверя, лежащую на хрупком плече Павловой. А она смеялась и разговаривала с ним, как со своей собакой. И медведь отпустил балерину, лизнув на прощание ей руку.
IX. Старый и новый свет
…До тех пор, пока вы не будете чувствовать, вы будете не артисткой, а автоматом!
И до гастролей Анны Павловой в Соединенных Штатах Америки там бывали танцовщицы из театров западноевропейских стран. Своего же балета, каким он существовал в Европе и России, в Новом Свете не было. Редкие гастролеры, однако, не могли жаловаться на равнодушие американцев. Импресарио Сол Юрок вспоминал, что прославленная австрийская балерина Фанни Эльслер, выступавшая чуть ли не во всех странах мира, в том числе и в России, своими танцами в «Жизели» и «Эсмеральде», «полными драматизма и страстности, сводила Америку с ума. Она была гостьей президента в Белом доме. Конгресс в дни ее выступлений отменял свои заседания. Ее забрасывали цветами, на ее пути расстилали красные ковры».
Все это говорило о том, что и в Америке есть люди, которые тонко чувствуют и способны полюбить хореографическое искусство, если бы могли его видеть.
Знаменательный факт — появление Анны Павловой в Нью-Йорке на сцене «Метрополитен онера Хауз» 28 февраля 1910 года, по мнению Сола Юрока, следовало бы считать в Америке днем зарождения американского балета. Юрок содействовал знакомству американских зрителей с искусством Шаляпина, Глазунова, Павловой.
Гастроли Павловой организовал директор «Метрополитен опера» и вице-президент Филармонического симфонического общества Отто Германович Канн. Путешествуя по Европе, Канн увидел Павлову в Берлине и немедленно заключил с ней контракт па гастроли в течение месяца.
Начало выступлений в «Метрополитен опера», казалось, не сулило хорошего продолжения. Но, как это порой случается в жизни, плохое начало ведет к счастливому концу. Директор Итальянской оперы, занимавшей в это время здание театра, Гатти-Каццадзи не любил балета. Он боялся потерять зрителей, не веря в успех русских танцоров. Стремясь застраховать свое дело от неуспеха, Гатти отдал распоряжение, чтобы выступление Павловой шло после «Вертера» Массне. Этот очень длинный спектакль оканчивался почти в одиннадцать часов вечера.