Сельская учительница

Нынешним вечером Лиля опять придумала причину для торжественного чаепития. Приглашенным Ветрову и Голованову она громогласно объявила:

— Отметим крупную победу сельской учительницы Майоровой: возвращение Константина Зюзина в класс!

— Ты считаешь это победой? — спросил Ветров.

— А как же! В моем присутствии сам председатель признал свое поражение, — ответила она.

— Немалые усилия Валентины Петровны увенчались успехом, — прибавил Саша Голованов.

— Немалые усилия… — с непонятной Валентине скорбью повторил Ветров и тем же тоном продолжил: — Этих усилий, к сожалению, было много и чуть ли не все они вели к отлучению голубовцев от родных ворот.

— Вы о чем это, Аркадий Тихонович? Какое отлучение? — удивилась Валентина. — Извините, но вы сегодня какой-то непонятный.

— Ну-ка, агроном, немедленно проясняйся, будь понятным! — топнув ногой, шутливо прикрикнула Лиля.

Нынче Ветров почему-то не был расположен к шуткам, хотя в другие вечера вел себя здесь по-иному.

— Я знаю, Валентина Петровна, — отвечал он, — из-за Кости вы ходили к Подрезову, ездили в Голубовку, посылали туда ребят на лыжах, приглашали в школу отца. С учительской точки зрения ваши поступки логичны и хороши. Но в связи с этим вот что подумалось мне: обезлюживается Голубовка… В недалеком прошлом там был свой колхоз «Красногвардеец», названный так в честь первого в здешних местах красногвардейского отряда, который был создан голубовцами. «Красногвардеец» числился в районе хозяйством крепким, да и село было не из последних, оно, как говорится, жило, процветало. А потом пошли молоть жернова: то объединяли колхозы, то объединенные укрупняли… И в этой волевой чехарде очень проиграла Голубовка.

— Но выиграло колхозное производство, — сказал Голованов.

— Если говорить о нашем колхозе, то выигрыш здесь призрачный, а точнее говоря, его нет. Вот пример: у земель бывшего «Красногвардейца» отдача когда-то была выше нынешней. Пойдем дальше. Ты знаешь, как берегли голубовцы свои луга и сколько накашивали преотличнейшего сена. Ныне эти луга оскудели, хотя мы и наладили их полив.

— Неубедительные примеры, Аркадий Тихонович. Завтра мы твоими стараниями улучшим обработку земли, и отдача вырастет, перешагнет рубеж прошлых достижений.

«Очень хорошо ответил Саша, молодец», — похвалила Валентина.

Гости и за столом продолжали спорить. Прислушиваясь, Валентина многое узнала из того, что было в Голубовке и чего теперь нет. При недавней поездке туда ей не встречались, например, заколоченные дома, опустевшие дворы, а они там, оказывается, есть. Особенно поразило то, что в классах тамошней школы-восьмилетки — недобор учеников, что в первый класс ходят всего-навсего четыре девочки и три мальчика… «Почему же у нас в школе не говорят об этом, а ведь Голубовка и Михайловка — один колхоз», — недоуменно подумала она.

— Я за колхозные усадьбы городского типа, — стоял на своем Голованов.

Ветров усмехнулся:

— Даешь агрогорода и не меньше!

— Но это же хорошо! — вмешалась в спор Валентина.

— Допустим. Но при этом хорошем, как мне кажется, будет плохо работаться Косте Зюзину, — опять-таки с непонятной Валентине скорбью ответил Ветров.

— Побойтесь бога, Аркадий Тихонович, — воскликнула она. — Уж кто-кто, а Костя уж сейчас готов ринуться в поле и работать наравне с опытными механизаторами, а вам «кажется»… Откуда сомнение такое?

— От вас, Валентина Петровна. Да, да, не округляйте свои черные глазки. Недавно вы преподали мне урок о том, что такое работа не в полную меру. Такая работа бывает тогда, когда человек забывает о духовной стороне.

— Я помню тот разговор, но он, поверьте, не имеет отношения к спору о центральных колхозных усадьбах городского типа, — возразила она.

— Именно здесь-то и зарыта собака, — сказал Ветров. — Еще побывайте в Голубовке, — продолжал он, — остановитесь у памятника погибшим на гражданской войне сельским красногвардейцам. Вы увидите, что к ним прибавились имена советских воинов-голубовцев, павших на фронтах Великой Отечественной. Среди красногвардейцев значится имя родного дяди Константина Зюзина, а среди советских воинов — четыре брата: два родных и два двоюродных. Не знаю, по чьей воле, только не голубовцев, разумеется, Голубовка объявлена селом неперспективным со всеми вытекающими отсюда последствиями. Где-то, в каком-то кабинете принято решение: переселить жителей Голубовки в Михайловку, а места, где не один век стояли их дома, распахать… Нетрудно догадаться и о судьбе памятника погибшим на двух войнах солдатам-голубовцам… Вот и скажите, Валентина Петровна, хорошо ли будет работаться Константину Зюзину в родных полях после такого чудовищного удара по его душе?

— Ты за Костю не расписывайся, — опять вместо Валентины ответил Саша Голованов.

— Костя — только пример, причина, так сказать, для серьезного разговора о духовных ценностях, которые кое-кем не берутся в расчет. Я решительно против разорения прекрасной Голубовки, против обезлюживания тамошней колхозной бригады. Наоборот, надо делать все, чтобы голубовцы имели общедоступные блага современной цивилизации, — убежденно сказал Ветров и тут же добавил: — К слову будь сказано, в Заречном я виделся на днях с корреспондентом центральной газеты. Разговорились мы примерно так же, как сейчас, и он предложил мне выступить в печати, даже название статьи придумал: «Кому помешала Голубовка».

— Это здорово, это оригинально! — воскликнула Валентина, целиком перешедшая на сторону Ветрова. Прежде он казался ей одним из тех, не лишенных находчивости и обаяния говорунов-технарей, знающих, конечно, свое дело, умеющих экспромтом эпиграммку выдать, анекдотец подбросить или уместной шуткой позабавить компанию. И вот приятная неожиданность: она увидела его другим, способным не только увлекаться посевами да всходами зерновых, но и увлеченно говорить о духовных ценностях.

— Статья в газете — это хорошо. Будешь защищать Голубовку — тоже хорошо. Но в чем будет главная идея статьи, ради которой можно идти на костер? — с легкой издевкой спросил Голованов.

Ветров будто ожидал, что ему зададут именно такой вопрос, потому-то, не задумываясь, ответил:

— Я выражу свою личную точку зрения: необходимо восстановить колхоз «Красногвардеец» в Голубовке. По моим скромным подсчетам выходит, что наше укрупненное хозяйство не дает ожидаемых результатов.

— Да кто же напечатает подобное? Официально ведь признано: укрупненные хозяйства дают продукции больше, чем бывшие мелкие, — заметил Голованов.

— Я повторяю, буду рассказывать только о нашем хозяйстве, только о наших местных проблемах. Вот и весь мой сказ.

По просьбе Саши Голованова (ему нужна была для контрольной какая-то книга) они втроем ушли в библиотеку.

Проводив Лилю с гостями, Валентина разделась и юркнула под одеяло с книгой.

Вернувшаяся в полночь Лиля неожиданно заявила:

— Ты знаешь, Ветров просит меня выйти за него замуж.

Валентина выронила книгу.

— То есть как это просит? — изумленно воскликнула она.

— Очень просто. Давай, говорит, поженимся.

— И что ты ему ответила?

— Почти согласилась.

Вот тебе и Лиля! Валентина вскочила с постели, торопливо набросила на плечи халат. По ее твердому убеждению, подруга поступает опрометчиво, поспешно. Для замужества нужна большая, настоящая любовь, а Лиля и Ветров не похожи на влюбленных. По ее наблюдениям, они были просто хорошими товарищами. И вдруг…

— Ты извини, меня, Лиля, но это очень странно.

— Я сама понимаю, — вздохнула подруга.

— Ты любишь Ветрова?

— Не знаю… Он мне нравится. Он хороший.

— Мало ли хороших, мало ли кто может нравиться, но выходить замуж…

— Но чем плох Аркадий? Чем?

— Я не говорю, что он плох, но этого мало для создания семьи.

— Что же нужно еще? — спросила Лиля. — А, понимаю, испепеляющая любовь. Так? А по-моему, такой любви нет, ее выдумали сочинители книг.

— Неправда, есть, есть! — крикнула Валентина.