Говорим правильно по смыслу или по форме?

Рассказывая о своих наблюдениях над отдельными словами, автор более всего опасался впасть в фактографию, но стремился объединить разнородный материал вокруг нескольких фундаментальных идей. Эти идеи, по мнению автора, существенно важны для всех людей, пользующихся русским языком, и автор хотел предложить читателям не столько рыбу, сколько удочку.

Эти идеи отражены в названиях глав и разделов. Однако не всегда содержание отдельных главок удалось точно соединить с названиями глав и разделов, поскольку авторские наблюдения и рекомендации часто носят многоаспектный характер. По этой же причине не удалось избежать некоторых повторений. Прося о снисхождении, автор подчеркивает, что в силу этих причин книгу можно читать с любого места и в любой последовательности.

Глава 1

От слов – к обозначаемой ими действительности (чтение, аудирование)

Как известно, Петрушка, слуга Чичикова из гоголевских «Мертвых душ», в отличие от многих современных молодых людей, «любил читать». Н.В. Гоголь так пишет об этой склонности своего героя: «Характера Петрушка был больше молчаливого, чем разговорчивого; имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть чтению книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно все равно, похождение ли влюбленного героя, просто букварь или молитвенник, – он все читал с равным вниманием, если бы ему подвернули химию, то он и от нее бы не отказался. Ему нравилось не то, о чем читал он, но больше само чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт знает что и значит…»

Строго говоря, за словом читать в случае с Петрушкой скрывается следующее: «уметь переводить буквы в звуки», а отнюдь не «соотносить буквенные и звуковые знаки, соединяя их в слова и предложения, с объектами, действиями, состояниями, признаками окружающей действительности».

Уметь читать (и слышать) значит «понимать» то, что стоит за соответствующими написанными или звучащими единицами. Процесс понимания – это установление связи между языковой формой (буквами, звуками) и отражаемой ею действительностью». Это соотношение устанавливает правая часть толковых словарей русского языка. Однако эти толкования нередко представляют собою просто более или менее синонимичные замены слова в левой части словаря так же требующими толкования словами толкующими. Поэтому более предпочтительными выступают толкования, состоящие из простейших по значению слов, соединенных между собой. Например, отец – 1) лицо мужского пола, 2) являющееся родителем 2а) в первом поколении; бабушка – 1) лицо женского пола, 2) являющееся родителем 2а) во втором поколении; сын – 1) лицо мужского пола, 2) являющееся рожденным 2а) в первом поколении. Или бежать – перемещаться а) по твердой поверхности (ср. лететь, плыть), б) со скоростью больше нормы (ср. идти, тащиться); ручей – водоем а) с движущейся водой (ср. озеро), б) небольшого размера по длине и ширине (ср. река); стул – 1) предмет для сидения 1) для одного человека (ср. лавка), 2) со спинкой (ср. табуретка) и 3) без подлокотников (ср. кресло). Впрочем, в последнем случае соответствующий рукотворный предмет можно было бы просто нарисовать, и это было бы хорошим объяснением того, что стоит за словом стул. К сожалению, читающие и слушающие не всегда предполагают за встреченным словом тот же самый набор содержательных признаков, что и автор соответствующего текста. И это, разумеется, создает ситуацию скрытого взаимного неправильного понимания.

Более того. Многие слова могут иметь несколько значений, а следовательно, читающий/слушающий может осмыслить встреченное слово не в том значении, в каком его употребил пишущий/говорящий. Так, например, слово строи́тельство в русском языке может обозначать и процесс, и место; слово изгнание – и процедуру, и ее результат, т. е. состояние, возникшее в результате этой процедуры; слово кофе может обозначать и зерна, и напиток и т. д. и т. п. Разумеется, знание ситуации, а также наличие других слов часто снимают возможность различного понимания между адресатом и адресантом, однако такое возникает не всегда, и есть немало случаев, когда возможность скрытого взаимного непонимания остается.

Есть также немало слов, в значение которых уже включено некоторое предварительное знание о называемом фрагменте действительности. Так, например, пощадить может лишь тот, кто обладает соответствующими возможностями, моральными, физическими, а слово перестройка сообщает лишь о том, что ситуация будет «другой», не такой, как раньше, однако же ничего не говорит, какой же именно, не называет ее новые характеристики. Иными словами, неясная, никак не названная зона смысла может по-разному заполняться и отправителем сообщения, пишущим, говорящим, и его получателем, читателем, слушателем. И это еще один источник скрытого взаимного непонимания.

К плану содержания многих встречающихся в русских предложениях и текстах слов принадлежит не только то, что обозначает окружающую действительность и представлено, лучше или хуже, в правой, толкующей, части словарной статьи. Во многих словах отражены еще и субъективные компоненты. Это личные отношения говорящего/пишущего к называемым им явлениям, нейтральное, положительное, отрицательное. Например, помощник – сподвижник – пособник; щедрый – мот, расточитель; стабильность – застой и т. п. в словах пособник, мот, расточитель, застой выражена не только «суть дела», но и отрицательная ее оценка со стороны автора, говорящего и/или пишущего. Добавлю, что в русском языке существует немало слов, не называющих никаких сущностей, но выражающих только авторскую оценку: чушь, ерунда (на постном масле), глупости, бредни, выдумки, плохо, – все эти слова сообщают читающему/слушающему только то, что автору нечто «не нравится», однако сама суть дела остается никак не обозначенной. Эта простая мысль особенно важна в педагогической деятельности, когда учащийся, воспринимая подобные слова относительно собственных усилий, осознает лишь то, что не угодил учителю, однако остается в полном неведении, отчего и почему такая реакция возникла. Разумеется, все то же самое, только уже с положительным знаком, относится к таким словам, как замечательно, чудесно, отлично, прекрасно, великолепно и т. п.

Другим субъективным проявлением, но уже не к сути сообщаемого, является отношение к читателю/слушателю. Ср., например, формы приветствия Здравия желаю – добрый день – здорово или обращения Петр Иванович – Петя – Петенька – Петька. Однако отношение к адресату, от подчеркнутого официально-вежливого до (увы) хамски пренебрежительного, может выражаться в слове и одновременно с обозначением некой сущности, ср., например, похитить – украсть, своровать, свиснуть, спереть, приделать ноги.

В главе I я предлагаю читателю книги встать в положение адресата и постараться всякий раз в процессе чтения или слушания (в отличие от гоголевского героя) точно понять, какие же именно сущности и субъективные проявления стоят за каждым встречающимся словом. Преодолевая возможные расхождения между замыслом автора и собственным восприятием с учетом 1) возможного различия в наборе характеристик, определяющих план содержания слова, 2) возможной неоднозначности некоторых слов, а также 3) с учетом того, что в содержание слов могут включаться некоторые предварительные допущения, а также другие, никак не выраженные смыслы. Понимая, что в плане содержания могут присутствовать не только объективные моменты, но и субъективные авторские проявления, оценка, положительная или отрицательная, высказываемого, а также отношение автора к адресату. Последнее обычно отражается в словарных пометах типа высокое, официальное, просторечное, грубое и т. п.

Высшим достижением со стороны читателя/слушателя является выделение таких слов и словосочетаний, за которыми либо не стоит никакой реальности (жареный лед, например), либо стоит отнюдь не самая суть обозначаемого, т. е. таких случаев, когда говорящий/пишущий просто употребляет слова ради того, чтобы надуть адресата в расчете на его невнимательность, необразованность, доверчивость.