Страница 58 из 103
Мальчишка смотрел на неё, открыв рот, и не двигался с места. Хлопнул себя по щеке - раздавил комара.
- А сани что же? - спросил он.
- Не нужно их. Останемся здесь. Верь мне, сынок. Так будет лучше.
Костовик кивнул и, вскочив, помчался в родительское жилище. А Рдяница, опираясь на дочерей, заковыляла в женское жилище.
На пологом склоне огромным зрачком мигал огненный круг. Внутри него шевелился утонувший в полумраке табун - каурые, пегие и вороные кобылицы охраняли прикорнувших жеребят, а над ними то тут, то там вздымались головы коней: выпрастывались из темноты, крутились туда-сюда и снова исчезали в скопище тел. Небо треснуло и разверзлось бурлящими красками - алой, белой, жёлтой. Призрачный свет полился на дремлющее в сумерках становище. Рдяница вскинула голову, прошептала сквозь зубы: "Помоги мне, Огонь! О, помоги же мне, Огонь!".
Костровик был скор - прибежал к женскому жилищу даже раньше, чем туда доковыляла Рдяница. Стоял, взбудоражено приплясывая, как горячий скакун. В руке его темнели резные деревянные ножны изумительной работы. Жар ладил их для себя, расстарался, любовно выведя каждую чёрточку - огненные зигзаги, ледяные конусы, череп с устрашающим оскалом: намёк на участь тех, кто выступит против владельца. Доделать не успел - внизу, на самом острие, было ещё много пустого места.
Рдяница, узрев сына, всплеснула руками:
- Быстро же ты, пострел. Постой здесь покуда. Да кричи, ежели кто вздумает войти.
Дочерей она отослала в отцовское жилище, велев не высовываться. Затем ступила внутрь.
В темноте льдисто переливались остывающие угли, словно капли с бушующего красками неба. Могуче гремел в провонявших дымом мохнатых стенах старушечий храп. Рдяница нащупала воткнутую рядом со входом лучину, запалила её от углей, осмотрелась.
- Вставайте, девки!
Раздались сонные возгласы, перепуганная Варениха, перестав храпеть, завопила:
- Кто тут? Кто тут? Изыди, нечистый, прочь, прочь...
В неверном свете лучины всклокоченная, исполосованная чёрными от грязи морщинами Рдяница и впрямь смахивала на пришельца с того света.
- Не узнали, девоньки? - ухмыльнулась она.
- Рдяница, ты что ли? Никак Сполох смилостивился? Освободил тебя?
- От него дождёшься, как же. Сама вызволилась, а теперь вот к вам заявилась.
Девки и старухи подступили к гостье, окружили её полукольцом. Варениха крикнула своим:
- Огонь-то раздуйте, не видно ни Льда... - Потом придвинулась к Рдянице. - Да точно ли ты? Не дух ли к нам заявился? А то смотри, заклятье страшное наложу, неснимаемое.
- Да я это, я. Вот хоть пощупай.
- Ну тогда проходи к очагу. У нас там варёные голени с вечера остались. Горивласа, вытащи-ка...
- Некогда нам сидеть. Пришла я, девоньки, вот зачем: узнала, что Рычаговы на наших злоумышляют, хотят извести. Надо родичей подымать.
Присутствующие озадачились.
- Это как же? Собрание что ли созвать? - боязливо спросил кто-то. - Так там нас не послушают...
- Хватит, наболтались уже. Сами управимся. Кто со мной?
- Прежде расскажи, что задумала. Куда мы попрёмся среди ночи?
- Родичам кровь вскипячу, чтоб очнулись от дрёмы. Клич брошу.
Пламя лучины так и прыгало в расширенных от страха глазах женщин. Точно Огонь, вдохновляя на подвиг, рассыпался искорками по зрачкам, воспламенил умы, разжёг тлевшие надежды. Но они ещё колебались. Привыкшие лишь вздыхать и жаловаться, они со страхом вслушивались в слова подруги.
- От вас мне многого не надо, - продолжала Рдяница. - Бегите по жилищам да вопите, что Рычаговы на Сполоха напали. Остальное - моя забота.
- Да неужто ж напали? - ахнула Варениха. - Вот нечестивцы-то!
Рдяница, улыбнувшись, вытащила из костра горящее полено. В трескучем пламени её волосы зашевелились как огромные черви.
- Бегите, девоньки, бегите. Спасайте род.
И девки понеслись, голося, перепуганными птенцами рассыпались по становищу, а Рдяница, подняв над собой горящее полено, направилась к жилищу Сполоха. Костровик двинулся за ней, судорожно тиская в ладони ножны.
Снизу, от загона, послышались изумлённые голоса:
- Эй, бабы! Что стряслось? Чего орёте? Медведя что ль увидали?
Рдяница даже не обернулась - приблизившись к жилищу помощника вождя, ткнула горящим поленом в шкуру, натянутую меж перекрещёных лесин. Приказала сыну:
- Встань-ка, милый, у входа. Если кто полезет, ножом его. Да бей без пощады! Нечего миловать.
Сын оторопел. Спросил:
- Да как же это, матушка? Живого человека?
Мать не ответила ему - двинулась вокруг жилища, ведя по нему пылающей деревяшкой. Глаза её бешено таращились, с лица не сходил жуткий оскал. Ворсинки на шкурах вспыхивали и гасли, выгорая чёрной полосой.
В жилище послышались возгласы, оттуда на четвереньках выполз Сполох в камусовом нательнике.
- Бей его! - завизжала Рдяница. - Бей, сынок, не жалей!
Костровик очнулся от оцепенения, выхватил нож - чуть изогнутое вдоль краёв, лезвие оранжево сверкнуло в свете занимающегося пламени.
- Бей! Чего ждёшь? Вот он, вражина, мучитель проклятый!
Сполох устремил взгляд на мальчишку, изумлённо моргнул и кинулся обратно в жилище. А Рдяница, подскочив ко входу, бросила внутрь горящее полено.
- Вот тебе, изверг! Сгори без остатка!
Изнутри потянуло дымом, в стенки что-то несколько раз глухо стукнулось.
- Не выпускай его, сынок! - орала Рдяница, прыгая как ряженая плясунья. - Не выпускай!
Кончик ножа в руке Костровика задрожал. У мальчишки сделалось странное, каменно-дикое лицо. Рдяница завертелась, точно Отец на камлании, задвигала головой, бегая взглядом по прелой земле. Потом увидала что-то, с радостным криком бросилась туда, подняла камень - неровный, белесый, с острыми краями. Осколок стены древних.
А по стойбищу уже нёсся утробный, мучительный вой, и носились верещавшие тени, и вспыхивали тут и там смоляные факелы.
- Наших, наших бьют!
- Кто тут? Горивласа, ты, девка?
- Пылан, поднимайся! Буди своих. Дядю Светлика тормоши...
- В топоры, братья! В топоры!
- Ааааа! Измена, измена!
- Пришельцы?.. Хто напал-то? Хто, а?
Из жилища снова выскочил Сполох - теперь уже с длинным ножом в руке. За собой он тащил растрёпанную, полуодетую девицу. С грозным рыком он бросился на Костровика, отбил его робкий удар и мазнул лезвием по шее и плечу мальчишки. Костровик, вскричав от боли, опрокинулся навзничь, начал кататься, выгибаясь дугой. А Сполох поскакал прочь, не выпуская девку.
- Сынок! - взвизгнула Рдяница.
Камень выпал из её рук. Не помня себя, она подбежала к сыну, рухнула на колени, завыла. Ладони её сделались мокрыми и липкими.
- Сынок, живой? Скажи что-нибудь.
Костровик кашлял и захлёбывался кровью. Подбородок его с начавшим пробиваться русым волосом почернел, будто измазанный сажей. Глаза смотрели изумлённо и жалко.
Рдяница обернулась к жилищу - то уже полыхало, дыша в её сторону жаром и дымом. В кругу света проявилась исхоженная, вся в следах, суглинистая земля с пепельными россыпями оленьего мха и подсохшими лепёшками навоза. Торчала из сумрака, упираясь концом в землю, ошкуренная рукоять кожемялки.
Трясущимися руками Рдяница пыталась зажать Костровику рану, прижималась к ней губами, звала на помощь.
- Эй, кто-нибудь! Люди! Несите кору... клей... О великий Огонь, где Ты? Приди, защити... Костровик, милый, живи, слышишь? Живи!
Но Костровик уже не слышал. Глубокие слюдяные глаза его гасли, тёмно-зелёные, как свежий мох, зрачки смотрели в одну точку. Рдяница неотрывно глядела в его лицо, словно пыталась взглядом удержать сына на этом свете.
Из полыхавшего жилища вылезла, сипло кашляя, какая-то девчонка. Поползла, вся в дыму, к Рдянице, захрипела, вытаращив налитые кровью глаза, и рухнула без сил.
К Рдянице подбежал кто-то, запричитал в ухо:
- Беда-то, беда-то какая! Как жить-то теперь? Не хворью унесённый, а своими же, соседями, лишённый жизни... О, батюшки мои, что за горе! Глаза им выдрать, языки повырывать, руки-ноги пооткусывать, сволочам таким...