Страница 25 из 103
- Кабы не был ты друг мне, ответил бы за всё, - рявкнул он, схаркивая кровь.
- А ты - падаль, гнильё вонючее, поганый чёрный пёс, - заорал Сполох, вновь кидаясь на него.
Головня увернулся и врезал товарищу по челюсти, но тут же получил ответный удар по шее. Сильный удар, болезненный - даже колпак сбился. Он набычился, выставил вперёд кулаки, прошипел:
- Не друг ты мне больше, Сполох. Так и знай.
- С такими друзьями врагов не надо, - огрызнулся тот.
Они кружили друг возле друга, примериваясь для удара. У Головни сочилась кровь меж зубов, кололо в правом боку, он тяжело дышал, но отступать не хотел. Сполох был без рукавиц, кулаки его запунцовели от мороза, открытые уши горели как ошпаренные.
- Как там у Отца на Яркиных харчах? - спросил сын вождя, оскалясь. - Хорошо было?
- Иди ты ко Льду, - ответил Головня, бросаясь на противника.
Они покатились по снегу, лупцуя друг друга. Рядом неистово лаяла собака, которой так и не дали полизать пропитанный мочой снег. Скоро к месту событий сбежались другие псы. На шум вышла Зольница, засмеялась, увидев побоище.
- Вот кого Огонь принёс. А ну-ка наподдай ему, сынок, чтоб жизнь невзвидел.
Оба бойца уже выдыхались, но злая баба подзуживала их, да ещё принесла из жилища маслобойку и принялась колошматить измученного Головню по спине. Меховик смягчал удары, но загонщику всё равно приходилось туго. Тело одеревенело от боли, в глазах вспыхивали искры, из носа и разбитых губ капала кровь. Он заорал в отчаянии, готовый уже вонзить зубы в глотку Сполоха, но тут чьи-то руки вцепились ему в плечи и отодрали от лежащего на снегу сына вождя.
- Хватит! Хватит! - прокричал ему на ухо испуганный голос. - Лёд отуманил!
Головня ещё вырывался, пытаясь врезать противнику, визжал что-то непотребное, но его оттаскивали всё дальше и дальше, а потом повалили на снег, и голос Жара-Костореза крикнул:
- Хватит! Хватит! Не дело это!
Головня с трудом сел, очумело огляделся. В башке гудело, снег забился за шиворот и теперь таял, стекая по спине ледяными ручейками. Пот стремительно замерзал, превращаясь в наледь.
Новый вождь нависал над ним словно родитель над расшалившимся ребёнком. Редковласое лицо его терялось под колпаком, так что Головня видел лишь жидкую бородёнку да выпяченную нижнюю губу.
- Раздухарились, - сказал Жар. - Олени!
И тут же старческий голос объявил:
- Воистину бесы показали своё лицо. Поднял руку брат на брата. Вот он, Лёд-то! Корчится в муках, корёжит вам души. А вы и рады ему отдаться, паскудники.
Отец Огневик бушевал, потрясая посохом. Даже на собрании, обличая вождя и чужака, он не был так взбешён, как сейчас. Громы и молнии сыпались на головы противников, вызывая суеверный ужас у баб, сбежавшихся на крики и лай.
- Что сделаем с ними? - спросил Жар-Косторез у старика.
Отец сопел, зыркая из-под дряблых век. Промолвил:
- Сполоха - в мужское жилище, а мачеху его - в женское. Нет у вас более своей избы, пакостники. Отныне станете блудить по чужим дворам как безродные бродяги. А этого телёнка, - показал он на Головню, - отправь за табуном. Пусть проветрится.
- Последнего лишаешь, Отче! - горестно воскликнула Зольница.
- Поделом! - ответил тот.
У бабы затряслись губы, он спрятала лицо в ладонях. Сполох тяжело поднялся, вытер рукавом разбитый нос. От него шёл пар, лицо алело, с волос капал пот. Он сумрачно глянул на Отца, но ничего не сказал. Только буркнул напоследок Головне:
- Доберусь ещё до тебя, сволочь.
И ушёл в жилище.
Люди начали расходиться, но тут вперёд вылезла Рдяница, тряхнула чёрными лохмами и осклабилась редкозубо - старая неукротимая волчица.
- А решать за вождя, это по-Огненному, Отче?
Косторез аж присел от такой дерзости. Глянул испуганно на жену, перевёл взор на Отца. Старик лишь отмахнулся рассеянно:
- Пустое молвишь...
Но Рдяница не унималась, воскликнула, обращаясь ко всем:
- Так кто тут вождь-то - Жар или Отец Огневик? Или не вождь, не община решают, кому где селиться? Что за времена настали, люди? Или уже обычай не про нас?
Старик медленно повернулся к ней, хмыкнул, прищурившись.
- Вождь, говоришь? Вон он, рядом с тобой стоит. Давай вместе и спросим. Слыхал, Жар, слова супруги? Что решишь? Надо ли Сполоха и его мачеху расселить по другим жилищам или оставим как есть?
Косторез колебался, взвешивал про себя, с кем опаснее ссориться - с женой или с Отцом. Потом выдавил:
- Надо... расселить.
- Вот и славно, - подытожил Отец Огневик. - Вот и решено.
И зашагал к себе в избу. А Жар стоял - поникший, раздавленный, полный стыда и горечи. И бабы, расходясь, качали головами - разве это вождь? Подтирка, а не вождь. Название одно.
Головня же, стирая снегом кровь с лица, посмотрел на Искру. Та держалась в отдалении, не смела подойти к нему, но загонщик перехватил её взгляд - страдальческий, испуганный, сокрушённый. Укор совести кольнул его (зачем обидел девку?), но загонщик был слишком зол, чтобы утешать Искру. Злобно осклабившись, он сказал Косторезу:
- Слышь, вождь, Отец сказал, что ты мне работу найдёшь. А какую - не сказал. Может, спросим у него, а?
Жар поднял на него выжженные глаза.
- Наглеешь. Не к добру. Мало тебе? - Вздохнул и отвернулся. - Дрова нужны.
- Ладно, - проворчал Головня, отряхиваясь. - Будут вам дрова.
Глава шестая
Глаза лошади - как два потухших угля. Морда - тёплый ворсистый камень. Зверь обдал Головню горячим дыханием, потянулся носом - загонщик отстранился и сплюнул, накидывая поводья на шею кобылы. Плевок замёрз на лету, стукнулся о вьюк на боку и отскочил в сугроб. Головня очистил нос кобылы от сосулек, проверил подпругу, поправил вьючное седло.
Сумрак стремительно наступал, сжирая краски. Головня не боялся темноты, теперь это было его время - время отверженных смутьянов. В темноте легче проникнуть туда, куда не осмелятся пройти малодушные. Он был сейчас как крот, живущий в норе - слепой когтистый зверёк, умеющий ходить там, где не пройдут другие.
Последние дни пролетели как сон. Возле Головни появлялись и исчезали какие-то люди, они что-то говорили ему, толкали в плечи - он не отвечал. Может, это были не люди, а призраки? Иногда приходил Жар. Бормотал, не глядя в глаза: "Ты это... пойди, копыта прижги... коровам". Головня поднимался и шёл, а вокруг шелестели злые голоски: "Отцу передался... Плавильщика с вождём заложил... Небось, наушничает старику, с рук его кормится...". Голоски плыли где-то над ним и внутри него. Он шёл сквозь них как сквозь пургу - выставив вперёд голову и вжав подбородок в грудь. Потом, когда голоса оставались позади, он облегчённо расправлял плечи и поднимал лицо. Но потом ему приходилось возвращаться, и всё повторялось.
Он достиг края, превратился в отщепенца. Но Огню и этого было мало. Суровый бог, Он послал Головне новую муку.
Голос Огонька барабанил над очагом россыпью мелких камешков. Захлёбывающаяся речь его то превращалась в журчащий ручеёк, то вновь извергалась мощным потоком. Слушая внука Отца Огневика, Головня чувствовал, как странное озарение постигает его. Названия ему он дать не мог, но чем дольше говорил Огонёк, тем чётче проявлялось перед загонщиком понимание того, что он обрёл, наконец, ту тропу, по которой следует идти.
А Огонёк тараторил:
- Как поднялись, отец уж говорит: "Недоброе что-то. Падалью тянет". Собаки тоже всполошились... залаяли... не уймёшь. Еле успокоили их, положились на милость Огня... тронулись. Едем и чувствуем - запах такой... не наш. Чужой какой-то. А уж псы разволновались - так и тянут прочь, будто демоны в них вселились. И вот думаю я: "Неужто чёрные пришельцы?". Думаю, и сам себе не верю. А на душе камень такой... тяжесть, хоть из нарт выпрыгивай. Билось во мне что-то, стучало вот здесь, - Огонёк притронулся пальцем к макушке. - Верьте-не верьте, а чуял я... И тут ка-ак шарахнет! Да с раскатами... Аж земля сотряслась. Истинная правда! Жар подтвердит. Жахнуло... точно скала с неба упала. Псов оглушило - метнулись кто куда... в ремнях запутались...а мы - кубарем с нарт, все в снегу - страху-то, страху! Будто Лёд с неба спустился...Жар себя потерял, пополз на четвереньках, а отец сидит в сугробе и ругается... рычит. Я с псами вожусь... пытаюсь распутать. И се, зрим: над самым окоёмом... вдалеке... несутся, угорелые - олени! Видимо-невидимо. Точно стая волков их гонит. А только нет там волков. Нету! А знаете, что было? Кто догадливый? - Огонёк улыбнулся, многозначительно вылупил глазёнки. - Пришельцы! Точно такие, какими их старик описывал... чёрные, как угольки... а одёжа - будто наизнанку... кожей наружу. Так чудно! Мчат на лошадях и палками машут... у каждого своя... прижимают одним концом к плечу и бахают... Великий Огонь, спаси и сохрани! И сверху - клянусь вам! - тёмные демоны так и сигают. И вообразите-ка: на небе неведомо что творится, духи завывают, а тут - прорва оленей и пришельцы... все - с громовыми палками. Мчатся, лупят, и олени падают - один, второй... третий... а грохот-то, грохот! Жар в снег зарылся... верещит. Мы с отцом застыли, не двигаемся. Колдовские чары! Олени несутся вдалеке... А чёрные пришельцы гонят их, гонят... А вслед за ними - духи холода, духи болезней... летят, оскалясь, и лязгают зубами... пожирают свет... и всё темней и темней вокруг...