Страница 81 из 89
Когда м-ль Виардо с воспитанницами вернулись, полные впечатлений и восторга от поездки в Виченцу, они застали Алису в жару и бреду. Учительница вызвала врача, и тот нашел, что Алиса серьезно больна. Остальным девушкам было запрещено входить в комнату, чтобы не беспокоить ее. Прославившаяся своей выдержкой и дисциплиной учительница целыми ночами просиживала у постели больной, а днем с остальными ученицами бегала по намеченному маршруту, чтобы познакомить их с историей Венеции и ее искусством.
Когда приехали родители Алисы за телом покойной дочери, когда с помощью тети Энн сложили чемоданы, собрали платья и разные мелочи этой немного безалаберной, но, пожалуй, самой замкнутой девушки, учительница подумала, что на будущее лучше отказаться от экскурсии в Венецию, чей климат пагубен в это время года, и заменить ее поездкой в Рим и Флоренцию, как она предлагала уже давно, после того, как другую ученицу, иранку, постиг несчастный случай и у школы были серьезные неприятности с ее отцом; теперешняя поездка дала ей веский довод, способный убедить директрису. Последний вечер в театре Лa Фениче она печально слушала вместе с девочками оперный спектакль, завершавший экскурсию. Пели Вагнера, которого она всегда терпеть не могла.
Этой сценой в опере заканчивается рассказ Билли Апуорд.
— Иначе говоря?
Вероятно, следует изъять из повествования все эпизоды жизни Билли в Риме и Венеции, а также некоторые семейные и университетские события. Предложение Леоноры написать роман о последних двадцати годах — просто глупость. Надо обойтись без биографического материала. Забыть о детстве Билли в Малаге, о странностях ее родителей, о воспитании, полученном в Бате, которым она так гордилась, забыть все ее рассказы о прошлом, об изучении Моцарта в Вене и Зальцбурге, дружбу с Тересой Рекенес, «Тетради». Может быть, даже не упоминать о существовании Рауля.
Он мог бы взять в рассказчики женщину вроде Леоноры, ничего не знающую о прошлом героини. Для нее Билли была бы просто неприятной иностранкой, с которой приходится изредка встречаться в университете, в доме общих друзей, на концертах и которая к тому же утверждает, что много лет назад была знакома с ее мужем в Европе. Вот и все. До этой женщины доходили бы смутные слухи о давнишнем престиже Билли, а иногда ей самой случалось бы слышать из уст Билли весьма странные речи, когда та выпивала лишнее в гостях, видеть, как она распускалась и не раз попадала в глупое, смешное положение. Конечно, никакой симпатии у рассказчицы Билли не вызывает.
Свое повествование она может начать сразу со дня поездки в Папантлу на состязание поэтов. В этот раз туда собиралась группа профессоров и студентов, так как поэт, удостоенный премии, был профессором литературного факультета. Рассказчица —, женщина, смутно напоминавшая Леонору, — читала, так же как она, в университете курс, только не истории театра, а, предположим, истории искусства и была замужем за писателем, который перестал писать, а читал курс литературы; первое время ему нравилось каждый год читать новый курс, выбирая различные периоды испанской и мексиканской литературы, а также вести семинары, посвященные какому-нибудь одному писателю с мировым именем (первый был Конрад, второй, и последний, — Ибсен); но потом он избавился от этих семинаров и предпочитал не менять темы своих лекций, а из года в год читать один и тот же курс, пользуясь старыми записями и набросками, чтобы, по его словам, глубже проникнуть в определенные периоды и произведения; с ним она уже несколько лет делила довольно однообразное супружеское существование. Эта женщина была родом не из Халапы, и ее жизнерадостность несколько увяла от провинциальной скуки. В Папантлу, на состязание поэтов, она собиралась первый раз, и пришлось поехать вместе с Билли Апуорд. На ее факультете в кружке друзей, на других факультетах с восторгом говорили об интересных программах этих празднеств. Туда поедут почти все ее городские знакомые, примут участие группа пантомимы и камерный оркестр университета. Театральный факультет предоставит автобусы для мимов, музыкантов, преподавателей и студентов. Рассказ начнется с этих приготовлений.
Мнимая Леонора поведает о том восторге, какой вызвало в ней предстоящее путешествие. С самого приезда в Халапу она мечтала познакомиться с археологическими достопримечательностями Тахина. Прекрасный случай пригласить к себе кузину Грасиэлу. Тут, чтобы создать нужную для романа атмосферу, он заставит ее рассказать немного о своей семейной жизни, об отношениях с мужем, о том, как удалось ей за время брака смягчить многие его странности и предубеждения, для нее неожиданные. В крайнем случае, если Грасиэла не поспеет к празднику или ей вообще не захочется в Папантлу, они могут поехать с четой Веласко, с ними всегда хорошо. Она убедилась, что в компании они с мужем ладят лучше. Дальше она опишет, как, вопреки всем предположениям, они в конце концов поехали не с Грасиэлой и не с Веласко, а с Билли Апуорд, которая утром, перед самой поездкой, появилась у них дома в соломенной шляпе с огромными полями, подвязанной яркими лентами.
— Это была самая возмутительная встреча за все наше знакомство, — заметит потом рассказчица, вспоминая это вторжение.
Накануне вечером Билли позвонила по телефону и спросила, не может ли она поехать вместе с ними. Ей сказали, добавила она, что для нее оставили место в университетском автобусе, но она возразила, что не желает принять его.
И начиная с этого момента для создания романа достаточно лишь точно записывать дальнейшие события и разговоры. Как просто! Он может позволить себе некоторую вольность, передавая размышления рассказчицы об университетской жизни, о ее положении, о среде, где она вращается, но все, что касается героини, должно быть точно. Взяв со стола Джанни несколько карточек, он восстановил, стараясь следовать памяти, телефонный разговор.
— Не могу я ехать с этими актерами, — заторопилась Билли, уловив на другом конце провода желание возразить. — Они испортят всю поездку, ты не представляешь, меня просто убивает их вульгарность. Лучше я совсем не поеду. Не терплю я эти разговоры, эти шутки, этот хохот. Я заболеваю при одной мысли, что хоть на десять минут окажусь с ними взаперти. Клянусь тебе, я не выношу их. Но если я не поеду, ректор будет недоволен, а это для меня невозможно. Он через многих передавал мне, как заинтересован в моем присутствии на празднике. Конечно, ему и в голову не пришло, что его подчиненные засунут меня в один автобус с этой пантомимой. Уверена, что все это придумал…
Рассказчица прервала ее. Твердо и решительно объяснила, что они никак не могут взять ее с собой. В их машине поедут Веласко и еще ее кузина Грасиэла, приехавшая из Сан-Луиса. Пять человек; еще один — и всем будет крайне неудобно. Она постаралась как можно убедительнее оправдать свой отказ. При такой тесноте Билли будет еще хуже, чем в автобусе. Можно ведь поехать в какой-нибудь другой машине. Она не говорила с Торресами? Или с Росалесами?
— Никак не пойму, почему Веласко не могут поехать в собственной машине. Бензин хотят сэкономить?
Тон вопроса взбесил рассказчицу. И муж — а это будет он сам, увиденный глазами Леоноры, — разделил ее негодование, когда, вернувшись в гостиную, она передала ему телефонный разговор. Он словно сам услышал резкий, настойчивый и бесцеремонный тон Билли, не раз выводивший его из себя.
Раньше ему и в голову не приходило создать роман, где бы рассказчицей была женщина, его жена. Можно воспользоваться случаем и описать как бы увиденную ею мелочность окружающих их людей. Изобразить три-четыре персонажа, вроде тех, кто если не отравил ему существование полностью, то доставил немало неприятных минут. Он подумал также создать персонаж вроде негодяя Вальверде, которого знал в юности и которым уже воспользовался для рассказа о сахарной плантации и семействе Гальярдо, или вроде скудоумного Росаса, этого бесталанного журналиста, неизвестно как и зачем проникшего в университетский круг. Впрочем, это может позабавить его некоторое время, дать выход раздражению, вызванному мелкими пакостями этих глупцов, но неизбежно снизит уровень книги, придаст ей оттенок дешевой мстительности, чуждый главной теме, отвлечет его от злоключений Билли и в лучшем случае только потешит его злость.