Страница 20 из 71
В ходе боев на территории Восточной Польши 737 советских бойцов погибли и 1862 человека были ранены.[193] Небезынтересно вспомнить и о том, что в тот период советские войска захватили много польских военнопленных. Именно так именовали их тогда в служебных документах (в донесении Л. 3. Мехлиса от 24 сентября 1939 г. Сталину и Ворошилову сообщалось, что Красной армией была захвачена «в плен основная верхушка польского высшего командного состава»;[194] в приказе № 10 от 23 сентября 1939 г. войскам 3-й армии Белорусского фронта предписывалось «всех офицеров бывшей польской армии считать как военнопленных на территории СССР…Всех солдат бывшей польской армии, шатающихся по городам, селам и лесам, независимо, оказывал ли он сопротивление в борьбе против частей Красной армии или нет, взят с оружием или без оружия, также направлять в лагеря военнопленных»[195]) и печати,[196] так называл их, в частности, и Молотов.[197] Однако с июля 1941 г. (задумаемся: почему именно с этого времени?) у нас их стали называть интернированными.
По данным польского эмигрантского правительства, в период военных действий СССР в Польше Красной армией было взято в плен более 230 тыс. солдат и офицеров польской армии.[198] (Эти данные практически совпадают с данными, полученными мною на основе сводок Генерального штаба РККА, регулярно публиковавшихся на страницах центральной советской печати.) Среди них было 10 генералов, 52 полковника, 72 подполковника, 5131 другой офицер, а также 10 966 унтер-офицеров, не считая членов полиции и пограничной охраны.[199] Всего же к моменту начала Германией войны против Польши армия Польского государства насчитывала миллион солдат.[200]
В. М. Фалин справедливо считает дискуссию о том, как следует рассматривать в данном случае задержанных польских военнослужащих, вопросом принципиальным, и, исходя из того, что поскольку главнокомандующий польских вооруженных сил маршал Э. Рыдз-Смиглы от имени польского правительства отдал своим войскам приказ: «С Советами в бой не вступать, оказывать сопротивление только в случае попыток разоружения наших частей… Части, к которым подошли Советы, должны начать с ними переговоры с целью вывода наших гарнизонов в Румынию и Венгрию»,[201] и тем самым исключил возможность объявления нам войны, польские пленные должны считаться не военнопленными, а интернированными. Он считает серьезным заблуждением объявить постфактум войну с Польшей, назвав интернированных военнопленными.[202]
Доказав факт военных действий Красной армии против польских военных частей, отметим, что с юридической точки зрения для войны характерен такой признак, как формальный акт ее объявления. Но, согласно действовавшему до 1907 г. обычному праву, формальное объявление войны не было безусловно необходимым. Войны XIX века не раз начинались открытием враждебных действий без предварительного заявления. Лишь III Гаагская конвенция 1907 г. об открытии военных действий, ратифицированная Россией, установила, что враждебные действия между договаривающимися державами не должны начинаться без предварительного недвусмысленного предупреждения, которое будет иметь или форму мотивированного объявления войны, или форму ультиматума с условным объявлением войны. Последствием такого объявления является, как правило, разрыв дипломатических отношений между воюющими сторонами и прекращение действия большинства двусторонних договоров (в ноте советского правительства от 17 сентября 1939 г. на имя польского посла в СССР заявлялось, что СССР не может более нейтрально относиться к происходящим в Польше событиям; в этой же ноте констатировалось прекращение действия договоров, заключенных между СССР и Польшей, в том числе, стало быть, Рижского мирного договора от 18 марта 1921 г. и договора о ненападении от 25 июля 1932 г. между СССР и Польской республикой, так как Польское государство было объявлено «отныне не существующим», следовательно, исчезло как одна из сторон договора, как субъект международного права. По этой причине имело место прекращение дипломатических отношений между двумя странами. Начиная с 17 сентября советские власти не признавали дипломатический статус польских дипломатов в Москве и чинили им всяческие препятствия к выезду из СССР,[203] в то время как нормы дипломатического права и права вооруженных конфликтов, напротив, предписывали оказать сотрудникам польского посольства всяческое содействие в выезде. Дипломатические отношения были восстановлены лишь 30 июля 1941 г., когда, в связи с необходимостью создания антигитлеровской коалиции, СССР признал находившееся в Лондоне польское эмигрантское правительство во главе с генералом В.Сикорским и подписал с ним соглашение о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии[204]). Однако согласно ст. 2 Конвенции об определении агрессии, заключенной в Лондоне 3 июля 1933 г. СССР с другими государствами, агрессией признается не только объявление войны другому государству (этот случай предусмотрен п. 1 ст. 2), но и вторжение вооруженных сил, хотя бы и без объявления войны, на территорию другого государства (п. 2 ст. 2), нападение сухопутных, морских или воздушных вооруженных сил, хотя бы и без объявления войны, на территорию, морские или воздушные суда другого государства (п. 3 ст. 2). При этом, согласно ст. 3 названной конвенции, никакие соображения политического, военного, экономического или другого порядка не могут служить извинением или оправданием нападения, предусмотренного в ст. 2.[205]
В качестве примера таких «соображений» стороны, подписавшие конвенцию, в абзаце три приложения к ст. 3 конвенции назвали внутреннее положение какого-либо государства, мнимые недостатки его администрации.[206] Напомним, что именно якобы имевшим место распадом Польского государства и его правительства СССР мотивировал вторжение своих войск в Восточную Польшу. Следовательно, имея в виду вышеизложенное, 17 сентября 1939 г. СССР согласно Конвенции об определении агрессии от 3 июля 1933 г. выступил как прямой международный агрессор; при этом, с учетом германо-советского коммюнике от 18 сентября 1939 г. и последующих шагов правительств СССР и Германии, Советский Союз превратился, по существу, в военного союзника имперского правительства.
Именно в Польше с 17 сентября 1939 г. имели место обстоятельства, при которых Советский Союз фактически исполнял обязательства, предусмотренные союзным договором (casus foederis). Одним из свидетельств того, что СССР переступил черту, за которой начинался его военно — политический союз с Германией, явилось подписание 28 сентября 1939 г. в Москве В. М. Молотовым и И. Риббентропом Заявления советского и германского правительств, в котором содержался призыв к Англии и Франции прекратить войну с Германией, что отвечало бы, как сказано в документе, «интересам всех народов». Далее следовало предупреждение, что, если Англия и Франция откажутся от данного предложения, они будут нести ответственность за продолжение войны, причем «в случае продолжения войны правительства Германии и СССР будут консультироваться друг с другом о необходимых мерах».[207] Об этом же говорилось и в заявлении министра иностранных дел Германии И. Риббентропа, сделанном им 29 сентября 1939 г. по итогам проходивших в Москве 27–29 сентября советско — германских переговоров. В этом заявлении вновь было подчеркнуто, что если Англия и Франция не прекратят «бесперспективную борьбу против Германии… то Германия и СССР будут знать, как ответить на это».[208]
193
187. См.: О внешней политике Советского Союза. Доклад Председателя Совета Народных Комиссаров и Народного Комиссара Иностранных Дел В. М. Молотова на заседании Верховного Совета Союза ССР 31 октября 1939 г. // Известия. 1939. 1 нояб.
194
188. Из донесения JI. 3. Мехлиса Сталину и Ворошилову. 24 сентября 1939 г. // Бушуева Т. С. Счастье на штыках С. 165.
195
189. Из приказа № 10 войскам 3-й армии Белорусского фронта. 23 сентября 1939 г. // Бушуева Т. С. Счастье на штыках. С. 166.
196
190. См.: Оперативная сводка Генерального штаба РККА. 22 сентября 1939 г. // Известия. 1939. 23 сент.; Оперативная сводка Генерального штаба РККА. 23 сент. 1939 г. // Там же. 24 сент.; Оперативная сводка Генерального штаба РККА. 24 сентября 1939 г. // Там же. 26 сент.; Оперативная сводка Генерального штаба РККА. 25 сентября 1939 г. // Там же. 26 сент.; Оперативная сводка Генерального штаба РККА. 27 сентября 1939 г. // Там же. 28 сент.
197
191. См.: О внешней политике Советского Союза…
198
192. См.: Семиряга М. И. Преступление в Катыни // Сов. государство и право. 1990. № 12. С. 110.
199
193. Там же.
200
194. Эта цифра приведена верховным командованием германской армии 24 сентября 1939 года (см.: Германское командование об итогах войны в Польше. Берлин. 24 сентября 1939 года (ТАСС) // Известия. 1939. 26 сент.).
201
195. Цит. по: Иванов В. Канун катастрофы. С. 120.
202
«Круглый стол»: Вторая мировая война — истоки и причины. С. 7.
203
См.: Семиряга М. И. Советско-германские договоренности… С. 101.
204
См.: Соглашение между правительством СССР и польским правительством о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии, подписанное в Лондоне // Правда. 1941. 31 июля.
205
Внешняя политика СССР. Т. III. С. 645–646.
206
200. Там же. С. 647.
207
201. Правда. 1939. 29 сент.
208
202. Там же. 30 сент. По оценке М. И. Семиряги, предупреждение о том, что СССР и Германия будут консультироваться о принятии «необходимых мер», означало, что советское руководство в обстановке продолжающейся войны совместно с одной из воюющих сторон (Германией) шло на прямую конфронтацию с другой стороной (Англией и Францией), подвергая тем самым свою страну реальной угрозе быть вовлеченной в войну (см.: Семиряга М. И. Советско-германские договоренности… С. 103).