Страница 16 из 71
В статье 4 секретного дополнительного протокола от 23 августа 1939 г. о границе сфер интересов Германии и СССР обуславливалось, что обе стороны будут сохранять его «в строгом секрете». Советское правительство до последнего момента выполняло это обещание. Наряду с (последующим) желанием советских руководителей удержать в своих руках те будущие союзные республики, которые достались Советскому Союзу во исполнение возможностей, вытекавших из подписанных в 1939–1941 гг. с Германией секретных протоколов, а также наряду со стремлением сохранить выгодные военно-стратегические позиции на пространстве от Балтийского до Черного моря, которые им предоставляли эти договоры, прежде всего глубокий стыд помешал им в открытую декларировать свою причастность к этим соглашениям: в 1939 г. советские лидеры прочно вступили на ложный путь готовности к противоречившей всем международно-правовым нормам экспансии.
В пункте 5 постановления Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г. констатировалось, что протокол от 23 августа 1939 г. и другие секретные протоколы, подписанные с Германией в 1939–1941 гг., «как по методу составления, так и по содержанию являлись отходом от ленинских принципов политики».[134] С этой оценкой Съезда полностью солидарна И. Фляшхауэр.[135]
Данные суждения не выдерживают критики по следующим основаниям.
Формулировка «ленинские принципы внешней политики» имеет своим содержанием открытость международно-правовых соглашений, провозглашенную в абзаце 8 принятого 26 октября 1917 г. Вторым Съездом Советов Декрета о мире, где говорилось: «Тайную дипломатию правительство отменяет, со своей стороны выражая твердое намерение вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом».[136] (Текст декрета был написан В. И. Лениным.) Однако процитированная норма отнюдь не стала правилом советской внешней политики. Достаточно вспомнить роль Ленина в становлении и развитии тайного и незаконного советско-германского военного сотрудничества, опиравшегося на одобренные им секретные договоры с германским правительством. Так что тайные соглашения 1939–1941 гг. были всего лишь продолжением ленинских традиций, хорошо усвоенных Сталиным и его ближайшим окружением.
«Четвертый раздел» Польши
Советско-Польские события 1939 г
Подобно тому как польские лидеры Пилсудский и Бек, заключив в январе 1934 г. с гитлеровской Германией — злейшим врагом поляков — соглашение о ненападении, после которого в 1935 г. последовал обмен визитами высокопоставленных лиц обеих стран (в коммюнике, опубликованном по случаю поездки Бека в Берлин, говорилось о «далеко идущем согласии» между двумя государствами), в результате чего, по выражению историка Д. Е. Мельникова и публициста Л. Б. Черной, Пилсудский и Бек стали «тешить себя мыслью, что они вместе с гитлеровцами образовали нечто вроде «оси Варшава — Берлин, направленной против СССР»,[137] и тем самым «вступили на путь, который всего через четыре года привел к оккупации Польши гитлеровскими войсками»,[138] так и советские лидеры, Сталин и Молотов, заключив 23 августа 1939 г. с Германией договор о ненападении, фактически означавший германо-советский союз против Польши и западных демократий и сопровождавшийся взаимными заверениями в дружбе, встали на путь (если следовать логике Л Б. Черной и Д. Е. Мельникова), пройденный в 1934–1938 гг. Польшей. Характеризуя политику правительства Польши в указанный период как «позорную»,[139] авторы книги «Преступник № 1» избегают сравнения ее с политикой Сталина и Молотова в 1939–1940 гг., имевшей для СССР в 1941 г. те же последствия, что и в 1939 г. для Польши.
Между тем подобная параллель вполне уместна.
В 1939 г. цель советско-германского сближения выражалась недвусмысленно с обеих сторон: раздел мира, и в частности Польши. В сообщении от 22 мая 1939 г. французского посла в Берлине Кулондра отмечалось, что Риббентроп считал сближение между Германией и Россией с точки зрения длительной перспективы «насущным и неизбежным». Это отвечало «самой природе вещей и сохранившимся в Германии традициям. Только такое сближение позволило бы окончательно разрешить германо-польский конфликт путем ликвидации Польши на манер Чехословакии».[140] Риббентроп придерживался мнения, что Польское государство самостоятельно долго не в состоянии существовать, что «ему все равно суждено исчезнуть, будучи вновь поделенным между Германией и Россией».[141] Поэтому для Риббентропа, как и для Сталина, идея такого раздела была самым тесным образом увязана с германо-русским сближением. «Как видно, — писал французский посол, — одна из ближайших целей, которую желают достигнуть, заключается в том, чтобы в случае раздела Польши Россия взяла на себя такую же роль, какую Польша сыграла в Чехословакии (Польша ассистировала Германии при захвате Чехословакии, присвоив себе часть территории чешской жертвы — индустриальный район Тешин. — А. П.). Более отдаленная цель состоит в том, чтобы использовать огромные материальные и людские ресурсы СССР для развала Британской империи».[142]
Как немаловажное доказательство в поддержку того, что раздел мира со Сталиным был одной из реальных целей Гитлера, и ради этого он даже готов был отказаться от своей «антибольшевистской миссии», приведем тот факт, что в объявленной 8 марта 1939 г. на берлинском совещании представителей военных, экономических и партийных кругов Германии гитлеровской программе глобальной агрессии отсутствовало упоминание о СССР.[143]
Об этом же свидетельствует закрепленное в ст. V Берлинского пакта от 27 сентября 1940 г. о Тройственном союзе Германии, Италии и Японии (названный договор был подписан взамен антикоминтерновского пакта 1936 г.) заявление трех стран о том, что «данное соглашение никоим образом не затрагивает политического статуса, существующего в настоящее время между каждым из трех участников соглашения и Советским Союзом».[144] Советское руководство правомерно расценило эту оговорку как подтверждение силы и значения пакта о ненападении между СССР и Германией и пакта о дружбе и нейтралитете между СССР и Италией.[145] Названная статья была включена в Тройственный пакт по предложению Риббентропа и встретила немедленную поддержку Италии и Японии.[146]
25 ноября 1940 г. В. М. Молотов через германского посла в Москве Шуленбурга даст положительный ответ на сделанное Гитлером в ходе переговоров с Молотовым, состоявшихся 12–14 ноября 1940 г. в Берлине (к этой встрече гитлеровское правительство проявляло большой интерес начиная с лета 1940 г.), предложение Советскому Союзу присоединиться к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии и участвовать с ними в разделе «бесконтрольного британского наследства», которое останется после «неизбежного краха» Великобритании. Но оставим это за рамками настоящей работы и вернемся к осени 1939 г.
1 сентября 1939 г. германская армия начала войну против Польши. 2 сентября в «Правде» было опубликовано сообщение: «Берлин, 1 сентября (ТАСС). По сообщению Германского информационного бюро, сегодня утром германские войска в соответствии с приказом верховного командования перешли германо-польскую границу в различных местах. Соединения германских военно-воздушных сил также отправились бомбить военные объекты в Польше».
134
128. Правда. 1989. 28 дек.
135
129. Фляйшхауэр Я. Пакт. С. 355.
136
130. Известия. 1917. 27 окт. В предисловии к опубликованию секретных дипломатических документов из области внешней политики царизма и буржуазно-коалиционных правительств (Известия. 1917. 10 нояб.) говорилось: «Рабочее и крестьянское правительство упраздняет тайную дипломатию с ее интригами, цифрами и ложью. Нам нечего скрывать».
137
131. Мельников Д. Е.у Черная Л. Б. Преступник № 1 Нацистский режим и его фюрер. М., 1981. С. 262.
138
132. Там же.
139
133. Там же.
140
134. Цит. по: Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938–1939. М., 1990. С. 161.
141
135. Там же.
142
136. Там же. С. 162.
143
137. Гитлер призвал «полностью истребить» врагов немецкого народа — евреев, демократии и «международные державы». Ближайшими жертвами должны были стать Чехословакия и Польша. Затем «Германия раз и навсегда сведет счеты со своим извечным врагом — Францией». Падет и Англия, «ослабленная демократией». Используя британские и французские владения в Америке в качестве базы, «мы сведем счеты с еврейскими королями доллара в Соединенных Штатах» (Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы. Т. 1. М., 1990. С. 253–254).
144
138. Цих. по: Берлинский пакт о Тройственном союзе // Правда. 1940. 30 сент.
145
139. См. там же.
146
140. На это министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп обратил внимание советских лидеров вначале в письме от 13 октября 1940 г., адресованном Сталину (см.: Риббентроп — Сталину. Письмо // СССР — Германия. 1939–1941. Т. 2. С. 88), затем — в ходе переговоров, состоявшихся между ним и В. М. Молотовым в Берлине 12 ноября 1940 г. (см.: Запись беседы между Риббентропом и Молотовым в присутствии замнаркоминдел СССР В. Г. Деканозова и советников посольств Хильгера и Павлова в качестве переводчиков. Берлин, 12 ноября 1940 г. // СССР — Германия. 1939–1941. Т. 2. С. 98).