Тень под землей

Все это Омегин говорил с чувством горечи и сожаления. Создавалось впечатление, что ему тяжело было вспоминать о своих прежних работах.

Я не понимал Омегина. Меня раздражала его манера разговаривать, подчеркнутая снисходительность к молодым, плохо скрытая зависть и в то же время стремление как-то принизить себя.

Чувства мои были противоречивы. Я не мог не заметить в Омегине вдумчивого и страстного ученого, преданного своей научной идее, человека знающего и талантливого. Несмотря на свой скептицизм, он горел желанием найти «горную смолу» и создать новые виды пластмасс.

Мне хотелось узнать Омегина поближе, поэтому я осторожно спросил его о характере опытов, которые могут производиться в лаборатории пластмассового дома.

Он ответил уклончиво, говоря только об испытаниях стойкости пластических масс, где многое решает время.

— Я помню, — рассказывал Омегин, — задолго до войны ученые придумали прекрасную пластмассу для радиодеталей — она называлась «полистирол». Ее электрические свойства и механическая прочность были идеальны. Многие американские и европейские фирмы выпустили приемники с деталями из полистирола. Из него были сделаны ламповые панельки, каркасы катушек, переходные изоляторы. Все было хорошо, приемники работали, но вдруг через два года лампы стали вываливаться из панелей, катушки лопаться. Новый материал не выдержал проверки временем. Теперь полистирол совсем другой.

— Вы не опасаетесь, что и ваш дом скоро рассыплется? — с улыбкой спросил Андрей и посмотрел себе под ноги.

— Не бойтесь, мой друг, — в тон ему ответил хозяин. — Мы теперь стали умнее. В наших лабораториях мы заставляем пластмассы искусственно стариться, причем за очень короткое время.

Андрей сказал о металле, который может жить века, если к нему относиться по-хозяйски.

Но Омегин рассердился.

— По-хозяйски, по-хозяйски, — повторял он. — Прежде всего надо навсегда уничтожить коррозию. Плохо мы этим делом занимаемся. Ходим вокруг да около. Тут нужны решительные меры… Широкий фронт работ.

С этим не мог не согласиться Андрей, но беспокойный дух противоречия заставил его вновь возражать.

— У нас есть прочные сплавы, многие из них совсем не окисляются, — сказал он. — Трудно представить себе даже мало изученный металлический сплав, который бы рассыпался в порошок, как ваш злополучный полистирол.

— Коротка память у моего молодого коллеги, — забасил Омегин, и его круглые щеки затряслись от негодования. — Точно такая же история, как и с полистиролом, произошла в свое время с магниевым сплавом, который назывался «электроном». Он был необыкновенно легок и прочен, из него даже собирались строить самолеты, наделали много разных аппаратов, но через некоторое время они также рассыпались в порошок, превратились в магнезию, которую врачи прописывают как слабительное. Вот вам и хваленый металл! Зато новые сорта специальных пластмасс, — их я вам уже показывал, — очень стойки. Они не подвержены действию щелочей и кислот, даже очень сильных. Не то что, например, железо. От капли кислоты оно мгновенно ржавеет и лопается.

Мы с Андреем переглянулись.

— Так вы и над металлами проводите свои опыты? — с подчеркнутым равнодушием спросил Андрей.

— Конечно. Я должен знать все достоинства и недостатки тех материалов, которые будут заменяться пластмассами.

— Значит, вам нужно проверять свойства металлов, например, в части их сопротивляемости коррозии? — допрашивал Андрей. — Думаю, что это вы делаете, не ограничиваясь пробирками, а детально исследуете ржавчину на поверхности готовых изделий, предположим, на железной ограде, на машинах?

— Вы прекрасно представляете себе мой творческий метод, — согласился хозяин, попыхивая трубкой.

Тут я не удержался и сказал, что на болтах нашей машины вдруг появилась странная коррозия, причем настолько сильная, что некоторые из болтов лопнули.

Омегин насмешливо взглянул на меня.

— Еще одно доказательство того, что мы не умеем пользоваться металлом.

— Простите, пожалуйста, — сказал Андрей, протягивая Омегину найденный в лагере кусок породы. — Вам никогда не попадался такой минерал?

— Что это?

— Рубидиевая руда — лепидолит.

Омегин взял камень, внимательно посмотрел на него, подкинул на руке и, отдавая его обратно Андрею, с улыбкой, проговорил:

— Как я люблю свой дом! Без железа и даже рубидия.

Андрею, видимо, показался несколько странным такой неожиданный поворот в разговоре.

— Да, но ничего не поделаешь, — с притворным сожалением заметил он. Совсем рядом с вашими владениями залегает пласт железной руды. Думаю, что через некоторое время вместо пластмассового дома здесь будет стоять… домна.

Омегин замахал на него руками:

— Да что вы в самом деле! Разве можно из-за этого переносить мою опытную станцию. Я так привык к здешним местам. — Он подошел к рычагу на стене и опустил его вниз. — Смотрите!

Сначала из купола, затем из наружной стены медленно убегала наполнявшая капилляры темная краска. Стена заметно посветлела, а потом, постепенно проясняясь, стала прозрачной, как глыба сверкающего льда.

Невольно вздрогнув, Андрей схватил меня за руку.

Впечатление было такое, словно, проснувшись в яркое солнечное утро, ты увидел, как исчезла, растаяла стена твоей комнаты и перед тобой открылись невиданные дали.

Я навсегда запомнил эти минуты, когда смотрел на чудесную картину: луга, серебристый ивняк, зеленовато-дымчатые холмы, сверкающая река, ее крутой берег с известковыми террасами. Все это я видел сквозь почти неуловимую дымку прозрачной стены.

Глядя на плывущие облака, Омегин мечтательно сказал:

— Конечно, жалко привычных мест, но все же не это главное. Небольшую работку я тут начал. Хотелось бы закончить до отъезда. Признаюсь откровенно, думаю заменить металл во многих частях машин.

Он вытащил из бокового кармана пробирку с прозрачной жидкостью. Наверное, это ее я видел на просвечивающем экране палатки.

— Здесь горная смола, которую мне удалось найти вон у тех холмов. — Он указал пробиркой вдаль. — Она войдет в состав новой пластмассы, и если я получу такой материал, о котором мечтал, то из него можно будет делать все, даже болты, не уступающие стальным. Сегодня я уже снимал их размеры. Целый час ползал возле вашей машины.

Сказка о двух петухах

Об этой сказке мы узнали от Сандро. Он подробно доложил нам не только результаты испытаний «СЛ-1» в поисках девушки, видимо потерявшей интересующий нас кусок руды, но и честно рассказал о всех своих встречах и приключениях.

Пока мы вели дипломатические переговоры с Омегиным, выясняя его отношение к осколку лепидолита и странным опытам, касающимся нашей машины, Сандро Беридзе занимался, как он считал, серьезнейшими испытаниями «СЛ-1», которые ему были поручены.

Он шел по дороге к городу и внимательно смотрел на экран аппарата.

Изредка Сандро останавливался, чтобы вытереть пыль с решеток у всасывающих рупоров и записать кое-какие данные, связанные с испытаниями.

До этих испытаний он не мог себе представить, что синий луч покажет ему не только направление, куда идти за мотоциклисткой, но и поведет его за ней по невидимой «запаховой дорожке».

Чемодан тянул нашего Сандро вперед, как собака, почуявшая дичь. Дрожащая синяя черта приказывала ему идти за собой. Сандро попытался свернуть с дороги и пройти перелеском, там было не так жарко, но черта резко дернулась в сторону и заставила шагать по пыльной дороге.

Как мне рассказывал Сандро, его в то время мучило странное название «Тубероза». Он старался представить себе, как выглядит этот цветок, и решил, что он чем-то должен походить на розу.

Солнце стояло уже высоко. День обещал быть жарким. Со лба Сандро катились капли пота, он ставил на землю тяжелый чемодан и вытирал лицо.

«Не дает ему покоя нежный запах тубероз», — повторял он привязавшуюся фразу. Он не мог вспомнить, откуда эта строчка, и, главное, не соглашался с ней. Нежного запаха нет в научной классификации. Сандро при мне читал инструкцию к аппарату, где говорилось, что запахи делятся на шесть классов: пряный, цветочный, фруктовый, смолистый, гнилостный и пригорелый. Это Сандро хорошо запомнил и дорогой определил, что тубероза попала во второй класс.