Анархия и Порядок

Это заблуждение философского ума, как ни плачевны его результаты, было, вероятно, необходимо для пополнения его исторического воспитания. Вот почему, несомненно, Бог потерпел его. Предупрежденный трагическим опытом минувшего века, философский ум знает теперь, что, разнуздывая свыше меры принцип критики и отрицания, он шествует к пропасти и придет к уничтожению; что этот принцип, совершенно законный и даже спасительный, когда он прилагается с умеренностью к преходящим и человеческим формам божественных вещей, делается мертвенным, ничтожным, бессильным, смешным, когда он нападает на Бога. Он знает, что есть вечные истины, которые выше всякого доверия и всякого доказательства и которые не могут даже быть предметом сомнения, ибо, с одной стороны, они нам раскрыты мировым сознанием, единодушным верованием веков и что, с другой стороны, они находятся в качестве врожденных идей в уме всякого человека и настолько свойственны нашему сознанию, что достаточно нам углубиться в самих себя, в наше интимное существо, чтобы они появились перед нами во всей своей простоте и во всей своей красоте. Эти основные истины, эти философские аксиомы суть: существование Бога, бессмертие души, свободная воля. Не может, не должно быть вопроса о том, чтобы оспаривать их реальность, ибо, как это столь прекрасно доказал Декарт, эта реальность нам дана, нам навязана тем самым фактом, что мы находим все эти идеи в сознании, которое наша мысль имеет о себе самой. Все, что нам остается сделать, – это понять их, развить их, согласовать в стройную систему. Таково единственное назначение философии.

И это назначение, наконец, совершенно осуществляется системой г. Виктора Кузена. Отныне мыслитель будет поклоняться Богу в духе и сможет даже освободить себя от всякого другого культа. Он имеет полное право совсем не посещать церковь, если только он не считает полезным идти туда ради своей жены, ради дочерей или ради людей. Но будет ли он посещать ее или нет, он всегда будет относиться с почтением к учреждению и даже к культу Церкви, какими бы отжившими ни казались ему ее формы: во-первых, потому, что даже эти формы и ложные идеи, которые они отчасти вызывают в массах, вероятно, еще необходимы для того состояния невежества, в каком находится сейчас народ; во-вторых, потому, что, резко нападая на эти формы, можно пошатнуть те верования, которые при довольно несчастном положении, в каком находится народ, составляют для него его единственное утешение и единственную моральную узду. Он должен, наконец, уважать их потому, что Бог, которого Церковь и народ обожают под этими нелепыми формами, есть тот самый Бог, перед которым почтительно склоняется величавая глава доктринера-философа.

Эта утешительная и успокоительная мысль была прекрасно выражена одним из наиболее знаменитых представителей доктринерской Церкви, самим господином Гизо, который в одной брошюре, опубликованной в 1845 или 1846 г., весьма радуется тому, что божественная истина так хорошо представлена во Франции в ее самых разнообразных формах: Католическая Церковь, говорит он в этой брошюре, которой у меня нет под руками, дает нам ее в форме авторитета, Протестантская Церковь – в форме свободного исследования и свободы совести, и университет – в форме чистой мысли. Нужно быть очень религиозным человеком – не правда ли? – чтобы осмелиться говорить и печатать подобные глупости, будучи в то же время человеком умным и ученым.

11. Борьба, поставившая в оппозицию метафизиков и теологов, возобновилась в мире интересов материальных и политики. Это – памятная борьба народной свободы против власти Государства. Эта власть, как и власть Церкви в начале истории, была, разумеется, деспотической. И этот деспотизм был спасителен, ибо народы вначале были слишком дики, слишком грубы, слишком мало зрелы для свободы – они еще так мало зрелы в настоящее время! – слишком мало еще способны склонить свою шею под иго божественного закона, как это делают теперь немцы, и добровольно подчиниться вечным условиям общественного порядка. Так как по природе человек ленив, необходимо было, чтобы внешняя сила толкала его на труд. Этим объясняется и узаконивается институт рабства в истории не в качестве вечного института, но как временная мера, продиктованная самим Богом и ставшая необходимой по причине варварства и извращенности природы людей – как средство исторического воспитания.

Устанавливая семью, основанную на собственности[139] и подчиненную высшему авторитету супруга и отца, Бог создал первый зародыш Государства. Первое правительство необходимо было деспотическим и патриархальным. Но по мере того, как увеличивалось число свободных семей в нации, естественные связи, объединившие их сперва в единую семью под патриархальным управлением единого главы, ослабели, и эта примитивная организация должна была быть заменена более ученой и более сложной организацией – Государством. В начале истории это было повсюду делом теократии. По мере того как люди, выходя из дикого состояния, приходили к первым и, разумеется, весьма грубым понятиям Божества, стала образовываться каста более или менее вдохновенных посредников между небом и землей. Во имя Божества священники первых религиозных культов установили первые государства, первые политические и юридические организации общества. Отбросив второстепенные различия, во всех древних государствах можно найти четыре касты: касту священников, касту благородных воинов, составленную из всех членов мужского пола и главным образом из глав свободных семей; эти две первые касты составляют собственно религиозный, политический и юридический класс, аристократию Государства; затем следует почти неорганизованная масса пришельцев, беженцев, клиентов и освобожденных рабов, лично свободных, но лишенных юридических прав, участвующих в национальном культе лишь косвенным образом и образующих все вместе собственно демократический элемент, народ, и, наконец, масса рабов, на которых даже смотрели не как на людей, а как на вещи, которые оставались в таком же жалком положении до появления христианства.

Вся история древности, которая развертывалась по мере того, как все больше и больше развивался и распространялся интеллектуальный и моральный прогресс человечества, направлялась всегда невидимой рукой Бога, который вмешивался не лично, разумеется, но посредством своих избранников и вдохновенных пророков, священников, великих завоевателей, политических людей, философов и поэтов. Вся история представляется непрерывной и роковой борьбой между различными кастами и серией целого ряда побед, одержанных сперва аристократией над теократией, и позже – демократией над аристократией. Когда демократия была окончательно побеждена, так как была неспособна организовать Государство, эту высшую цель всякого человеческого общества на земле, – особенно организовать неизмеримое Государство, которое победы римлян основали на развалинах всех отдельных национальностей и которое охватывало почти весь мир, известный древним, – она должна была уступить место военной императорской диктатуре Цезарей. Но так как мощь Цезарей была основана на разрушении всех национальных и частных организаций древнего общества и представляла, следовательно, разложение социального организма и сведение Государства к чисто фактическому существованию, опирающемуся единственно на механическую концентрацию материальных сил, то цезаризм оказался фатально осужденным в силу своего принципа на собственное саморазрушение до такой степени, что, когда варвары, бич Божий, посланный небом для обновления земли, пришли, им уже почти нечего было разрушать.

Древность завещала нам в области духовной: первые понятия Божества и метафизическую выработку божественной идеи, весьма серьезное начало позитивных наук, свое чудное искусство и свою бессмертную поэзию; в области земного: высшее установление Государства с патриотизмом, этой страстью и добродетелью Государства, юридическое право, рабство и бесконечные материальные богатства, созданные накоплением труда рабов и расточенные немного плохой экономией варваров, хотя тем не менее эти богатства, подправленные, пополненные и возросшие с тех пор благодаря подчиненному регламентированному труду средних веков, послужили первой основой к созданию современных капиталов.

139

Философы-доктринеры, равно как и юристы, и экономисты, предполагают всегда, что собственность создалась раньше государства, между тем как очевидно, что юридическая идея собственности, точно так же как и право семейное, юридическая семья, исторически не могла родиться иначе как в государстве, первым актом коего было неизбежно их установление. – Прим. Бакунина.