Злой волк

Что это? Ханна не поверила своим глазам. Все четыре колеса ее черного «Порше Панамера» были спущены! Она вытерла рукой пот со лба и подошла ближе. Одно спущенное колесо еще могло быть случайностью, но не все четыре. Но когда она подошла к машине ближе, то увидела самое худшее. Она оцепенела. Ее сердце бешено заколотилось, колени обмякли, и она почувствовала, как в ее глазах закипели слезы, слезы беспомощной ярости. Кто-то на сверкающем черном лаке капота нацарапал слово. Единственное слово, жестокое и недвусмысленное, большими, неуклюжими буквами. СУКА.

Боденштайн поставил чашку в кофейный автомат и нажал кнопку. Затрещало мельничное устройство, и через несколько секунд крошечная кухня наполнилась восхитительным кофейным ароматом.

Инка привезла его домой чуть за полночь. За пиццей он говорил практически один, но это пришло ему в голову лишь тогда, когда Инка высадила его на парковке перед «домом кучера». После того как они осмотрели дом, Инка стала такой молчаливой, какой бывала редко, и Боденштайн спрашивал себя, не сказал ли он или не сделал ли что-нибудь, что ее могло бы разозлить. Может быть, он не поблагодарил ее должным образом за то, что она встретила его в аэропорту и раздобыла ключи от дома? В своей эйфории от чувства свободы, с которым он вернулся из Потсдама, он действительно весь вечер говорил только о себе и своем душевном состоянии. Хотя это было не в его духе. Боденштайн решил позже позвонить Инке и извиниться за это.

Он выпил кофе и заставил себя пойти в миниатюрную ванную комнату без окон, которую он после ванной почти класса «люкс» в гостинице Потсдама нашел еще более темной и узкой, чем обычно.

Действительно, настало время наконец вновь обрести настоящий дом – собственную мебель, хорошую ванную, кухню с большой плитой, которая бы имела больше двух конфорок. Ему наскучил «дом кучера» с двумя комнатами, низкими потолками, окошками чуть больше бойниц и дверными проемами, в которые мог пройти только гном и о которые он постоянно задевал головой. Ему надоело быть гостем у своих родителей и брата, к тому же он знал, что его невестка с большим удовольствием сдала бы дом и получала за него арендную плату, чем предоставила его родственнику, который платил только за коммунальные услуги. Она постоянно совершенно откровенно спрашивала его, когда он наконец съедет, а в последнее время даже постоянно появлялась с потенциальными арендаторами.

В скудном мерцании света лампочки в сорок ватт, расположенной над зеркалом, Боденштайн небрежно побрился. Ему в самом деле всю ночь снился дом, который он осматривал вчера вечером с Инкой. Сегодня утром, еще до конца не проснувшись, он его мысленно обставлял. София имела бы свою собственную комнату и жила бы совсем близко от него, кроме того, он наконец-то смог бы опять принимать гостей. Дом в Келькхайме был практически уже продан. На следующей неделе нотариус должен встречаться с покупателями. За половину суммы он определенно мог приобрести квартиру в двухквартирном доме в Руппертсхайне.

На улице стоял какой-то шум, он слышал голоса. Вторая чашка кофе вернула ему жизненные силы. Он поставил чашку в мойку, надел пиджак, снял с панели у входной двери ключи от машины. На парковочной площадке рабочие из Келькхайма сгружали с оранжевого грузовика оградительную решетку, и он вспомнил, что сегодня вечером в поместье должен состояться джазовый концерт. Регулярно город арендовал историческую усадьбу для проведения культурных мероприятий, что приносило родителям Боденштайна дополнительные деньги. Боденштайн запер дверь и по дороге к автомобилю кивнул рабочим. Сзади раздался сигнал клаксона, и он обернулся. Рядом с ним остановилась машина его деловой невестки.

– Доброе утро! – бойко крикнула она. – Все утро тебе звоню. Розали получила приглашение на конкурс молодых шеф-поваров во Франкфурте! Собственно говоря, она хотела сама тебе об этом рассказать, но до тебя невозможно дозвониться. Что с твоим мобильником?

Розали, старшая дочь Боденштайна, после выпускных экзаменов на аттестат зрелости решила не поступать в университет, а пойти учиться на повара. Сначала Козима и он подумали, что причиной такого решения был звездный повар, в которого Розали была тайно влюблена, и они рассчитывали на то, что через пару месяцев под строгим надзором француза она оставит эту затею, но у Розали открылся талант, и она с восторгом занималась новым делом. Она завершила обучение с отличием. Приглашение на кулинарный конкурс Французской гильдии гастрономов и рестораторов было наивысшей оценкой и признанием ее достижений.

– У меня все утро нет приема, – Боденштайн поднял свой смартфон и развел руками. – Странно.

– Да, я в этих вещах тоже не разбираюсь, – сказала Мари-Луиза.

– А я разбираюсь! – Ее восьмилетний сын, сидящий на заднем сиденье, наклонился вперед и высунул руку из окна. – Покажи-ка!

Боденштайн со снисходительной улыбкой передал своему младшему племяннику мобильник, но через пять секунд улыбка исчезла с его лица.

– Приема и не могло быть. Ты же включил режим полета, дядя Оли, – объявил умный не по годам ребенок и заскользил пальцами по сенсорной панели. – Это ведь видно по значку самолета. Вот, теперь все нормально.

– О… спасибо, Йонас, – пробормотал Боденштайн. Мальчик благосклонно кивнул ему с заднего сиденья, и Мари-Луиза с ехидцей засмеялась.

– Позвони Розали! – крикнула она и нажала на педаль газа.

Боденштайн чувствовал себя в дурацком положении. Он летал не так часто и вчера вообще впервые включил на своем айфоне режим полета, и то лишь потому, что сосед в самолете показал ему, как это делается. А во время полета в Потсдам он просто выключил телефон.

Пока он шел к своему автомобилю, его телефон производил настоящую какофонию звуков: поступили десятки эсэмэс, просьбы перезвонить, ссылки на пропущенные звонки, и в довершение ко всему раздался звонок.

Пия Кирххоф! Он нажал кнопку приема.

– Доброе утро, Пия, – сказал он. – Я только сейчас увидел, что ты пыталась вчера мне дозвониться. Что…

– Ты еще не читал сегодня газету? – прервала она его не очень вежливо, что было явным признаком беспокойства. – Вчера вечером у гидроузла в районе Эддерсхайма мы изъяли из Майна труп девушки. Ты приедешь сегодня в контору?

– Да, разумеется, я уже еду, – ответил он и сел в автомобиль. Сначала он хотел позвонить Инке из машины, но потом решил вечером завезти ей букет цветов и поблагодарить лично.

Езда в автомобиле день ото дня становилась для нее все более затруднительной. Если так будет продолжаться и далее, то через короткое время она со своим большим животом вообще не сможет сидеть за рулем или не достанет ногами до педали газа и тормоза. Эмма свернула налево на Висбаденерштрассе и бросила взгляд в зеркало заднего вида. Луиза смотрела в окно. За всю поездку она не проронила ни единого слова.

– У тебя все еще болит живот? – спросила Эмма озабоченно.

Малышка покачала головой. Обычно она тараторила без умолку. Что-то с ней не так. Может быть, у нее проблемы в детском саду? Ссора с другими детьми?

Через пару минут она остановилась перед детским садом и вышла из машины. Луиза умела сама отстегиваться и выходить, и Эмма придавала большое значение этой ее самостоятельности. В своем положении она была рада, что не должна поднимать ребенка, чтобы вынести его из автомобиля.

– Что случилось? – перед дверью детского сада Эмма остановилась, присела на корточки и испытующе посмотрела на Луизу. Сегодня утром она ела без аппетита и без сопротивления надела зеленую футболку, хотя не любила ее, так как та якобы царапалась.

– Ничего, – ответила девочка и отвела взгляд.

Не было смысла пытать ребенка. Эмма решила позже созвониться с воспитательницей и попросить ее последить за Луизой.

– Тогда приятного дня тебе, моя сладкая, – сказала она и поцеловала дочку в щеку. Та без эмоций ответила на поцелуй и без обычного восторга побежала через открытую дверь к своей группе.