Страница 27 из 107
— Дядя, ты отвратительно выглядишь. Тебе просто необходимо на время отойти от дел и отдохнуть… — заявил я, переступая порог рабочего кабинета вице-канцлера. — Или мне стоит обращаться к тебе официально? Лорд Дортмунд? Ваша светлость?
— У меня нет времени на традиционные семейные нежности, младший! — раздражённо буркнул Витар из-за своего стола.
Стол заслуживал отдельного внимания: огромный, светлого дерева, с округлыми краями, он походил на льдину, которую оторвало волной и забросило в просторный кабинет Дортмунда. Толстенную столешницу поддерживали мощные тумбы, и всё равно казалось, она едва выдерживает вес вороха бесчисленных бумаг, с которыми работал вице-канцлер. Рапорты, донесения, выписки, конторские книги, шифровки. В их хаотичном нагромождении дядюшка Витар ориентировался безошибочно, снуя ловко и деловито, точно паук в ячеях своей паутины.
— Проходи, — сухая, жилистая рука взметнулась из-за бумажных завалов и сделала неопределённый жест. — Я рад, что ты пришёл, Сет. Присаживайся! Есть разговор.
Не споря, я пересёк кабинет и опустился в кресло, указанное Витаром. Жёсткое, чёрт возьми! Как раз для костлявого зада Человеколюба.
Дядя кивнул, слегка разгрёб бумажные баррикады на столе и обнаружил за ними пузатый графин тёмного, непрозрачного стекла. Сняв колпачок, он принялся разливать в высокие стаканы зеленоватую жидкость. По комнате немедля разнёсся сильный виноградный запах.
— Граппа! — пробурчал Человеколюб, двигая стакан в мою сторону. — Настоящий напиток! Тряпичные головы, конечно, редкостные мерзавцы, но в напитках они знают толк. Тройная перегонка и двойная очистка. Амброзия! Не то, что кислятина, которой ты травишься в забегаловке Упитанного Вана.
Надо же.
Спятивший дядюшка-Слотер, выглядит как схимник, почти уморивший себя отказом от пищи, однако же, пытается корчить из себя эдакого гурмана. Правда, за напиток богов он выдаёт обжигающее горло пойло, на какое лютецианцы только попусту переводят прекрасный виноград. Тряпичными головами в Уре именовали как раз жителей Лютеции за их моду носить на голове парики и букли. В последние годы, правда, употребление прозвища стало редким, поскольку упомянутая мода начала проникать и в аристократические круги Блистательного и Проклятого. К счастью, для местных нобилей ещё не считалось неприличным показаться в обществе без искусственных завитушек на голове, обсыпанных пудрой…
Я не стал ничего говорить вслух, но небрежно поинтересовался:
— Ты так хорошо знаешь мои привычки?
— Если я скажу, что много чего знаю, это будет банально, — проворчал вице-канцлер, — Но так оно и есть. Если кто и может доставить этому городу максимальные неприятности, так это в первую очередь мои собственные родственнички. Поэтому на вас, а также на всех прочих носителей Древней крови у меня собраны самые подробные досье… предотвращая твой вопрос — не покажу! К ним имею доступ только я.
— Ну, если ты такой осведомлённый, дядя, то должен знать, что пару раз я не дал Блистательному и Проклятому провалиться в Преисподнюю. Где моя награда?
Витар лишь махнул рукой.
Скряга.
Дядюшка поднёс стакан ко рту, сделал щедрый глоток и довольно скривился, всем своим видом уподобившись неспелому лимону. Затем отставил граппу в сторону и заявил:
— Довольно, младший. Я не люблю упражняться в остроумии. Ты мне нужен, и потому ты здесь.
Взятый им тон мне совершенно не понравился. И я не преминул это продемонстрировать:
— Дядя, ты слишком долго играешь в человека, привык командовать своими чернильными душами и совсем забыл, как разговаривать с себе подобными. Со Слотерами!.. Я здесь, потому что мне интересно, но не более того. Посему изволь сменить манеры, иначе все твои Псы не помешают мне встать и убраться отсюда.
Мы скрестили раздражённые взгляды точно шпаги.
Я был нужен дяде куда больше, чем он мне, и Витар отступил.
— А ты, как всегда, в своём амплуа, младший, — смягчившимся голосом произнёс Человеколюб, — Груда мышц и ни капли сомнения в своих возможностях. До сих пор не усвоил, что сила есть на любую силу?
— Усвоил, дядя. Но тогда я пользуюсь этим.
Тяжеленные стволы «громобоев» грохнули о столешницу.
— Это что? Обрезанные мушкеты? Хандаконды? Гм… надо же, настоящая ручная артиллерия! Неподготовленному человеку запросто может переломать пальцы. Весьма интересная конструкция… — одобрительно хмыкнул Витар, повертев пушки в руках, — Стоит подумать, чтобы добавить такие в арсенал Псов. Ладно, закончили расшаркиваться. Признаю, я не могу тебе приказывать, младший. Поэтому я прошу тебя помочь мне. И гарантирую оплату по тем расценкам, какие назовёшь. Конечно, Магистрат вечно норовит урезать моему Департаменту ассигнации, но сейчас случай особый. Догадываешься, почему я тебя пригласил?
— А что тут гадать, — Я небрежно пожал плечами. — Ренегат.
Витар пригубил из стакана и крякнул.
— Я бы сказал, что ты догадлив, младший, но, во-первых, ты и сам это знаешь, а во-вторых, причина действительно очевидна. Да, кровь и пепел, Ренегат!
За последние триста лет Человеколюб хоть не отучился ругаться по-семейному.
— Этот кровожадный ублюдок — прости, младший, — пьёт из меня кровь. В переносном смысле, конечно, но уж лучше бы он попытался сделать это по-настоящему!
— Ага, так бы хоть упал, да сдох в корчах… — вставил я.
Витар странно посмотрел на меня и продолжал:
— Ты не представляешь, что сейчас творится в городе.
— Почему не представляю? В отличие от тебя, я ещё хожу по улицам своими ногами. Ренегат выстилает мостовые трупами. Люди требуют погромов в гетто. — Человеколюб поморщился, услышав неофициальное наименование Квартала Склепов. — Вампиры грозят, что будут обороняться. Город на грани беспорядков и стычек между живыми и мёртвыми. А спрашивают за всё с тебя. Магистрат, конечно же, требует, чтобы ты перебрал по кирпичику каждое здание в городе, но нашёл его. Да и его величество, небось, тоже нервничает и покрикивает с трона?
— Его величество тяжело болен, — покачал головой вице-канцлер. — Шепну тебе по секрету: если бы не взбесившийся вампир, на этой неделе объявили бы о временном регентстве герцога Хорина. Лишь в связи с последними событиями решили повременить: при подобных обстоятельствах королю нельзя проявлять слабость.
Слухи о недомогании короля уже давно ходили по Уру, но я не подозревал, что всё настолько серьёзно. И, дядя прав, сейчас это ой как не вовремя.
— Расклад хреновый.
— Если бы только это, младший. Если бы… Я знаю, ты по собственной инициативе, ну то есть по частному заказу, почти схватил засранца! И тот факт, что он выкрутился, свидетельствует о, скажем так, весьма незаурядных способностях Ренегата… — Витар замолк и вновь пригубил стакан с граппой, — Кстати, довольно остроумно с твоей стороны было искать мёртвого среди мёртвых. Жаль, мои канцелярские крысы до такого не додумались!
— Это был жирный намёк, дядя? — пропустив комплимент мимо ушей, спросил я, нутром чуя за этим его «скажем так» важную недоговорённость.
— Жирнее некуда, — мрачно подтвердил Человеколюб.
Резким движением он отодвинул кресло от стола, поднялся на ноги и принялся ходить взад-вперёд по кабинету, хрустя длинными костлявыми пальцами. На спинке кресла осталась висеть небрежно брошенная перевязь со шпагой. Сухой и тощий, как аист, дядя казался совершенно безобидным (дунь ветер — унесёт), а неуклюже висящая на нём шпага только подчёркивала это впечатление. Но её чашка и крестовина были избиты и исцарапаны многочисленными ударами чужих клинков, а сам Витар встречал утро если не в кабинете за бумагами, то в гимнастическом зале за тренировками. Мне не раз случалось видеть, как, демонстрируя своё искусство владения клинком, Человеколюб на лету ловил кончиком учебной рапиры разноцветные кольца, которые бросали в него шесть человек с разной скоростью и с разной дистанции. Они бросили шестьдесят четыре кольца, каждое размером с кулак. Он поймал все, стоя на месте и даже ни разу не переступив ногами.