Роман, написанный иглой

— Начальник штаба партизанского отряда заготовил соответствующий аусвайс… пропуск. Кроме того, необходимые документы должны иметься у самого полковника. Ну, а главное… Наша группа будет ведь переодета в форму полевой жандармерии. А Седых владеет немецким языком.

— Значит, всё в порядке, — резюмировал майор Рагозин.

В землянку зашёл дед Тарас, козырнул по-военному. Стал докладывать обстановку.

— Фрица того, значит, хватать надобно у самого мосточка. Такий мосток, бревенчатый. Туточки и рощица, и ложок… вроде оврагу, и никаких нимцив нэма. Сховаются хлопцы в кустах. Парочку брёвен на мосте мы повынаем — и в дамках.

Рагозин внимательно слушал старика.

— Толковый у нас дед Тарас, — Пётр Максимович глубоко вздохнул, словно скинул с плеч тяжёлую ношу. — А теперь за дело. В путь-дорогу собираться. До Сосновки часа четыре ходу. Далековато, конечно, зато там фрицы непуганые. Это хорошо.

Раньше всех отправилась на задание группа наблюдателей. Её задача — разведать обстановку в районе Сосновки. Часа в два ночи партизанскую базу покинули группа захвата и Рустам со своими разведчиками. В жандармских шинелях у них был глупый вид. Парни чертыхались. Сергей Туманов еле дышал, как он выразился, «в чужой поганой шкуре». На его могучей фигуре жандармская шинель трещала по швам. В последний момент обнаружилось досадное обстоятельство: как быть с Катей? Не надевать же и на неё жандармскую шкуру! Решили — пусть остаётся в своём кожушке. Вроде бы задержанную везут.

Настало время прощаться. Пётр Максимович крепко пожал разведчикам руки, обнял Катю, предложил:

— По русскому обычаю… Присядем на дорожку.

Посидели, помолчали.

— Ну, ни пуха вам, пи пера.

Партизанская группа и разведчики, выставив головной и боковые дозоры, двинулись во тьму. Пётр Максимович остался на партизанской базе. Руководство предстоящей операции он поручил капитану Солдатову. Капитан шагал рядом с Шакировым и то и дело «подрабатывал обстановку».

— Сержант Шакиров, ещё раз предупреждаю: полковника берём мы. Никаких боевых азартов, слышите?

— Так точно, товарищ капитан, слышу. Принимаем от вас готовенького полковника.

— Если фон Штурма не удастся взять тихо, появится погоня, — вариант с поездкой по шоссе отпадает. Пленного тогда надо доставить в лес.

— Будет сделано, товарищ капитан.

Так, «подрабатывая обстановку», добрались наконец до места назначения. Люди устали, но действовали умело, без суеты. В кустарнике, возле самого мосточка, залегла группа захвата. В прилегающей к кустарнику рощице капитан расположил свой резерв, на случай, если завяжется бой. В неглубоком логу обосновались разведчик и Катя. К ним присоединился капитан Солдатов. Внешне он был спокоен. Только уж слишком часто поглядывал на часы со светящимся циферблатом.

Время тянулось медленно, нудно. На востоке появилась бледно-синяя полоска рассвета. Предутренний туман клубился, тихо плыл клочковатыми облачками… Вот и туман стал рассеиваться, таять, превращаться в росу. Посветлело небо…

— Шесть часов пятьдесят минут, — произнёс Солдатов, — Скоро должен пожаловать высокий гость.

— Да, довольно высокий, — усмехнулся Рустам. — Рост у него метр восемьдесят… Кстати, товарищ капитан, отчего это на шоссе никакого движения нет?

— Гражданскому населению гитлеровцы по этому шоссе ездить запретили, а сами, в соответствии с приказом, начинают движение только после восьми утра. Хоть в не беспокоят их здесь партизаны, а всё равно ездят только при свете дня… Ого! Семь ноль-ноль. Где же он?..

— Опаздывать изволит господин оберст.

— Безобразие, — не то в шутку, не то всерьёз возмутился капитан. — Вот вам и хвалёная немецкая аккуратность!.. — Он не договорил. На околице Сосновки, белеющей на взгорке, появилась крохотная точка и заскользила по шоссе Солдатов выскочил из оврага, подал команду. Несколько партизан подбежали к мостику, быстро вынули из проезжей части два бревна, спрятались.

Чёрная точка превратилась теперь в крохотный автомобильчик. Вот он исчез за поворотом, вновь появился— теперь уже большой, урчащий мотором. «Оппель-капитан» выкатился па прямой участок шоссе, ведущей к мостику… Резко взвизгнули тормоза…

«Оппель-капитан» остановился. Из него выскочили шофёр и долговязый молодой лейтенант. Огляделись но сторонам. Тишина. Успокоились, стали, ворча что-то себе под нос, волочить вынутые брёвна к мостику. Пожилой немец, тот самый долгожданный блондин с водянисто-голубыми глазами и шрамом на щеке, сидел в машине как истукан. Наконец и он не выдержал, вышел из «оппеля», стал прогуливаться, по-журавлиному высоко поднимая длинные ноги.

Фон Штурм не сразу даже понял, что, собственно, произошло. Оглянулся, но вместо шофёра и адъютанта увидел группу вооружённых людей с автоматами наизготовку. Полковник отшатнулся, потянулся рукой к кобуре. Его сграбастали, стиснули так, что он взвыл и тут же умолк — ему сунули в рот кляп. Оберст дико вращал глазами, силясь понять, что с ним произошло. Неужели его выследили партизаны? Неужели!..

Оберст замычал от восторга, увидев четверых фельджандармов, застонал — жандармы переговаривались между собою по-русски.

Подошёл широкоплечий здоровяк в форме фельджандарма, сказал оберсту по-немецки:

— Вы попались, оберст. Слушайте меня внимательно. Минутку… — он вытащил изо рта полковника кляп. — Кричать, звать на помощь не советую. Хотите сохранить жизнь — поступайте так, как вам будут приказывать.

У оберста стала подёргиваться щека, лицо позеленело от ужаса.

— Спокойствие, господин оберст. Вам всё понятно?

Оберст замотал головой, как лошадь, отгоняющая мух. Подошёл человек в ватнике. В руках он держал портфель оберста. Широкоплечий просмотрел бегло содержимое портфеля, удовлетворённо хмыкнул.

Фон Штурму казалось, что всё происходящее с ним— жуткий сон. Ещё немного, и кошмар исчезнет. Скорей… Скорей бы!

Кошмар не исчез. Оберста потащили, втолкнули в «оппель». По обе стороны сели «жандармы» и молоденькая девушка. Третий «жандарм» сел за руль, четвёртый — по-видимому, главный — рядом с шофёром. Широкоплечий улыбнулся полковнику и объяснил:

— Если в дороге случится проверка документов, убедительно просим держать себя спокойно.

Сидевший рядом с оберстом громадный «жандарм» повертел перед его носом пистолетом и, прильнув к фон Штурму, как к родному, сунул ему ствол пистолета в бок. Из-под расстёгнутой шинели «жандарма» виднелась камуфлированная куртка разведчика. Подошёл русоволосый человек в полной форме капитана Советской Армии, бросил коротко:

— Счастливого пути, сержант!

«Оппель» рванулся вперёд.

Рустаму хотелось петь от радости. Операция по захвату оберста прошла безукоризненно. Всё как по нотам! Сержант обернулся, подмигнул Кате.

— Ну, Катяджан, как самочувствие?..

— Нормально. Жаль только, что трудности не позади, а впереди.

— Совсем немного трудностей, Катяджан. Завезём этого гуся в прифронтовой лесок. А там уж и наши близко.

— Не кажи гоп…

— Это верно.

«Оппель», урча мотором, мчался по шоссе…

До заветного леса оставалось совсем немного. Движение на шоссе было незначительное. Всё вроде бы предвещало успех. Карпаков оказался неплохим водителем, «оппель-капитан» вёл себя в его руках как шёлковый… Скорей бы лес! Скорей бы… Рустаму казалось, что вот так, на «оппеле», можно свободно проскочить через линии окопов, к своим!..

Дорога пошла на взгорье. «Оппель» отяжелел, зафыркал, медленно полез на подъём… Вдруг из-за поворота показались встречные машины: три грузовика с солдатами, санитарная машина… вторая… Тяжёлый грузовик— в кузове его валялась исковерканная пушка… Штабной вездеходик.

Вездеходик, в котором сидели четыре офицера и шофёр, поравнялся с «оппелем». Один из офицеров крикнул что-то. Оберст рванулся к окну, закричал… Туманов и Седых стиснули оберста, заткнули ему рот. Тщетно! Было уже поздно. Офицеры, сидевшие в вездеходе, почуяли неладное.

— Гони! — крикнул Рустам Карпакову.