Страница 32 из 114
— Туманов!
— Здесь Туманов.
— Карпенко!
— Раненый Карпенко.
— Эх!.. — вздохнул Ермилыч. — Исаев.
Рустам с замиранием сердца ждал… Будет письмо? Не будет… Чудесный старик — Ермилыч, Медкомиссия давным-давно отчислила его из кадров, по ранению и по возрасту. А он взял и нахально остался. «Только через мой труп выгоните! — говорит. — Да и какая корысть гнать меня? Должен же кто-нибудь письма разносить?»
— Шакиров!
— Я!.. Я Шакиров!
Рустам, как голодный — хлеб, схватил письмо вздрагивающими руками. Она! Её почерк.
Разорвал конверт…
Письмо скользнуло на пол, а сам Рустам, потемнев лицом, на чужих ногах побрёл к постели и упал ничком.
Разведчики притихли. Лейтенант Исаев поднял листок, стал читать.
Рустам-ака!
Зачем, зачем вы так зло посмеялись надо мной? Разве я виновата в том, что люблю вас? Считала вас честным, откровенным человеком, не способным на обман. И вот расплата! В вашем доме живёт ваша невеста. В кишлаке люди меня жалеют, а кое-кто и посмеивается.
Мне нет дела до людской молвы. Но как вы, как вы могли обмануть?
Вы так бессердечно со мной поступили! Стыдно людям в глаза смотреть, горько слушать слова утешения, жить не хочется.
Но вы не пугайтесь, слабодушный человек. Я буду
жить, Любовь — великое счастье. Даже если она и без взаимности.
Желаю вам, Рустам-ака, живым и здоровым вернуться домой.
Всего вам доброго.
Мухаббат
ДО ЧЕГО ЖЕ ВСЁ, ОКАЗЫВАЕТСЯ, ПРОСТО!
Странный народ — влюблённые. От великих чувств забывают они о еде и сне, впадают в рассеянность, невинная реплика может вызвать у них уйму подозрений: уж не появился ли соперник или соперница? Сколько тому классических примеров! Ну хотя бы Отелло. Полководец, умница. А из-за какого-то ничтожного платка обезумел от ревности.
И нередко так бывает: запутаются влюблённые, как говорится, в трёх соснах, терзаются муками ревности, ночей не спят — и всё-то зря, без причины. Недаром в народе говорят: «Входит соперница в дверь — входит сумятица в щель! Соперницы нет — всё равно сумятица: а вдруг появится соперница?!»
Мухаббат считала Светлану соперницей. Сделали своё дело ядовитые речи Мирабида и старика Максума. Казалось бы, чего проще: пойти Мухаббат к Светлане, объясниться, и всё бы мгновенно прояснилось. Но не тут-то было. Все словно умышленно запуталось. «Что толку ходить, объясняться? — думала Мухаббат. — Она всё равно не откроется. Вот если бы тётушка Хаджия пришла!.. А она не идёт. Можно, правда, самой к ней наведаться. Только не пойду я, не буду навязываться И так ясно. Рустам перестал писать. Всё понятно».
Тётушка Хаджия была в растерянности. Её тоже смутили коварные речи хромого продавца Мирабида и старика Максума. Пойми нынешнюю молодёжь. С виду любят друг друга, а прошло немного времени, глядишь — они уже и врозь ходят! Может, и вправду Рустамджан гостей без всякого умысла прислал, а может… Светаджан девушка красивая, глаза прямо огнём горят. Такой околдовать пария — пустяк, всё равно что персик проглотить.
Что касается Светланы, то и она не оставалась в неведении. Хоть и не знала ещё узбекского языка, однако и до неё дошли слухи: мол, с какой стати Рустам поселил в своём доме приезжую красотку? Здесь дело тёмное.
И ещё заметила девушка, что Мухаббат её всячески избегает. Дважды Света заходила к Мухаббат домой, и дважды говорила ей тётушка Санобар, неприязненно глядя в глаза: «Нету моей дочери дома. Она ведь не бездельница у меня. Работает, дай бог каждому».
Светлана не бездельничала. Работала вместе с матерью в медпункте. Однако намёк насчёт бездельничания почему-то задел девушку, и она решила: коли не хочет меня видеть гордячка Мухаббат — пусть сама на себя пеняет.
А Рустам не писал вот по какой причине. Получив «прощальное» письмо от любимой, он сперва чуть умом не тронулся. Немного погодя, поостыв, засел было за письмо, чтобы развеять все сомнения Мухаббат, да на его беду подвернулся один солдат, «знаток женской души», как он сам о себе говорил. Солдат тот популярно рассказал Рустаму о «страшном женском коварстве», а в заключение сказал:
— Судя по всему, девушка твоя другого жениха подыскала. А признаться в этом духу не хватает. Вот она и сваливает с больной головы на здоровую. Так что, брат, ты лучше о ней забудь.
Послал Рустам «знатока женской души» ко всем чертям, даже чуть по шее не съездил. Но циничные слова «знатока» отравили душу парню ядом сомнения. Сколько примеров женского коварства описано в художественной литературе. Да что там литература! Взять хотя бы наш гвардейский полк. От одного лейтенанта жена ушла. Так и написала ему: «Ухожу к другому». Сержанту из химзавода письмо от девушки пришло: «Разлюбила. Прощай». Или, например, Валентны Карпаков. До сих пор страдает бедняга. Взяла и написала ему «Любушка-голубушка»: «Не могу больше ждать. Молодость проходит. Вышла замуж. Извини и прости».
Всего несколько случаев на весь полк. Но для Рустама и их было более чем достаточно. Наверное, старый Максум настоял всё же на своём. Да ещё меня во всём обвинить надоумил. Максум-бобо хитрец. Подожду несколько дней, ведь не может же Мухаббат вот так просто перестать писать. Ну, а если не будет от неё больше писем, значит…
Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы не Каромат, девушка решительная, с характером. Долго с болью в сердце наблюдала она за тем, как страдает её подруга Мухаббат, вянет, словно роза, лишённая тепла и света, и решила вмешаться.
Февраль стоял на дворе, во солнце уже пригревало, ноздреватый снег отсырел, утратил белизну. Зачирикали воробьи — не так, как весной, горласто, весело, а робко, недоуменно, словно не могли взять в толк: весна ли уже пришла или всё ещё зима.
Занятая своими мыслями, Каромат шагала по лужам. В душе у неё всё кипело. Она, Каромат, имеет право вмешаться. Ведь она не только подруга Мухаббат, но и троюродная сестра Рустама. «Ну, держитесь, незваные гости! — не без злорадства думала девушка, приближаясь к дому Рустама. — Сейчас я выложу всё, что о вас думаю. Вы ещё пожалеете о своём недостойном поступке».
Каромат толкнула калитку, взошла на веранду и, сняв кавуши, шагнула в комнату, где тётушка Хаджия гладила бельё. Пожилая женщина, увидев племянницу, почему-то смутилась, уронила утюг, и это ещё больше распалило Каромат. Даже не поприветствовав хозяйку дома, она спросила решительно:
— Тётя, где ваши гостьи?
— Дома, дома, — засуетилась тётушка Хаджия. — Садись, пожалуйста, я сейчас чаю вскипячу. Да что с тобой, доченька, глаза у тебя темнее ночи?.. Если дело какое к моим гостям, то они сейчас выйдут. Они расположились в комнате Рустамджаиа.
— Неплохо устроились! — с нажимом произнесла Каромат, — Что ж, я не гордая, подожду. Хош… Так как же поживают ваши дорогие гости?
— Хорошо вроде бы. Евдокия-апа — наверное, знаешь — доктор, а дочка её тоже вроде доктора. В кишлаке все ими довольны.
Тут уж Каромат не выдержала, сорвалась.
— Как бы не так! Все довольны! Эти доктора не столько лечат, сколько наносят раны. Эх, тётушка Хаджия! Неужели ничего не замечаете?.. Или… Чем приглянулась вам эта… новая ваша невестка? Тьфу! Посмотреть не на что.
— Да ты что такое говоришь, дочка? — тётушка Хаджия отшатнулась. — Зачем меня обижаешь и безвинную девушку!
— Безвинную! — фыркнула Каромат. — Так я и поверила. Заморочила Рустаму голову, весь кишлак об этом говорит.
Тётушка Хаджия мучительно покраснела. Если бы она была абсолютно уверена в том, что между Рустамом и Светланой решительно ничего, кроме дружбы, ничего нет! Но кто знает?! Мирабид намекал, Максум уверял, кишлачные сплетницы только и трезвонят о «новой невесте Рустама»… И всё же женщина рассердилась.
— Стыдно тебе, Каромат, сплетням верить!
— Сплетням? Почему же тогда эта ваша, как её., Света… не объяснит всё Мухаббат? Боится? Знает кошка, чьё мясо съела!