Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 83



Сделав уже отступление от нашей истории, пойдем дальше по этому пути и, начав, так сказать, излагать теорию любви, выскажемся до конца.

Любопытство всегда было величайшим и главным двигателем этого чувства. «Будет ли этот человек любить меня иначе, как мой муж?» — спрашивают себя женщины, когда решают выбор любовника. «Будет ли эта женщина для меня такою же, как были другие?» — спрашивает мужчина, начиная новую связь.

Можно бы отвечать сразу на два этих вопроса: будет совершенно одно и то же, только увлечение будет заключаться: для женщины — в неизвестности, а для мужчины — в перемене.

Принимая в основание, что оба они обманывают друг друга только силою увлекающего любопытства, можно избегнуть его печальных последствий, которые влечет за собою этот двигатель грехопадения Евы; и вот каким образом. Любимая вами женщина любит перемены — льстите ее наклонностям, не оставаясь всегда одним и тем же; являйтесь пред нею в различных видах, старайтесь не высказываться и не давайте узнать себя вдруг; удивляйте ее, принимайте все формы и все изменения, которые требует ее характер; заставьте ее находить в вас то, чего бы она искала в других; следите умом и сердцем за потребностями ее натуры, разгадайте ее; будьте откровенны настолько, чтобы доказать ваше уважение, и настолько ревнивы, чтобы доказать вашу любовь; удаляйте от нее без насилия и грубостей все, что могло бы соблазнить ее; не будьте никогда слишком серьезны, чтобы не наскучить ей, и слишком ветрены, чтобы не потерять ее доброе мнение; не забывайте, что женщина всегда ребенок и что одинаково нужно и забавлять ее и покровительствовать ей; напоминайте иногда ей, что у нее есть сердце, и будьте осторожны, выспрашивая у нее о прошедшем; приучайте ее к мысли, что будущее ее неразлучно с вашим; хвалите ее туалет, как будто вы все еще ухаживаете за нею, ибо часто случается, что любовь удерживается в сердце весьма тонкими нитями; не развивайте перед нею теорий, чтобы не дать ей охоты опровергнуть их. Наконец, пусть ваша жизнь идет рядом с ее жизнью, и когда после всего этого она обманет вас, то значит, что в ней нет и не было никогда сердца.

Но, скажете вы, чтобы поступать так, надо не иметь ни одной минуты покоя и свободы, надо сделаться уже не любовником, а часовым, надо всю жизнь посвятить только любви и не иметь уже других занятий!

Я говорю это для людей, которые ставят любовь главнейшею задачею их существования — и они-то поймут меня. Те же, которые смотрят на это чувство не более как на удовольствие и развлечение, не нуждаются в подобных советах. У них есть молодость и деньги — и больше им ничего не нужно.

Понятно, что Эмануил далеко не так понимал любовь, как мы ее изложили, потому что смотрел на нее совершенно с другой точки зрения; но надо признаться, начало наших суждений пришло ему в голову, и он видел в них единственное средство избежать угрожавшей ему опасности.

«Юлия, — думал он, — единственная женщина, которая заставила меня думать о ней и желать; если я буду продолжать ее видеть — я могу влюбиться, а так как рано или поздно нужно же будет разорвать эту связь, то к чему готовить себе печаль или по крайней мере скуку? Вооружусь же твердостью. Она умная женщина и потому не рассердится, если я оставлю ее несколько необыкновенным образом. Разойдемся же скорее, покуда нам не в чем упрекать один другого; говорят, она обманывала всех своих любовников, так буду же я один, которого ей не удастся обмануть! Когда-нибудь мы вспомним с удовольствием проведенные минуты блаженства, а теперь?.. Завтра я еду, и разлука сделает остальное».

Хотя Эмануил и рассчитывал на это последнее обстоятельство, однако он предчувствовал, что это не кончится так легко, как он предполагал, и что минутная вспышка страсти, которой он поддался, рано или поздно, а будет-таки иметь огромное влияние на его жизнь. Быть может, эта мысль была только одним предчувствием, а может быть, она явилась потому только, что Юлия была единственною женщиною, которой удалось отвлечь Эмануила от его занятий; между тем он долго обдумывал, что отвечать на полученную записку и какие уважительные причины дать предполагаемому разрыву.

Оставим же его среди этих размышлений и посмотрим, что делала в это время Юлия и для чего она выехала из дома тотчас же, лишь только Эмануил ее оставил.

Мы сказали, что Юлия, как только вышла от Эмануила, отправилась в министерство внутренних дел, где она отдала письмо, которое тотчас же и было передано секретарю министра; письмо заключало в себе следующие слова: «Этот вечер. До завтра!»

Довольно загадочное письмо, а между тем оно было понятно, ибо министр, прочитав его, остался совершенно довольным и тотчас же бросил его в камин.

В то утро, когда Эмануил оставил Юлию, она, не медля, велела заложить карету и отправилась опять в министерство; на этом-то пути и встретил ее барон.

Только что пробило 10 часов, Юлия уже входила в квартиру министра, отворила дверь его канцелярии и прошла прямо в его кабинет; здесь встретил ее секретарь министра; увидев Юлию, он пошел ей навстречу и, протянув ей руки, сказал:

— Как твое здоровье, прелестная Юлия? Министр ждет тебя.

— Доложи же ему.

— Разве ты очень торопишься? — сказал он, пожимая ей руки и смотря на нее таким образом, как будто взглядом хотел заставить ее понять то, что было у него в мыслях.

— Да, — отвечала она, отталкивая его с улыбкой, — сегодня мне нельзя терять времени.

— Это твое последнее слово? Ну а что поделывает де Брион?

— Узнаешь после. Поди же скорей к министру и доложи ему обо мне.

Молодой человек отворил двери и скрылся.

Юлия как бы нечаянно взглянула на бумаги, которые лежали перед молодым человеком в минуту ее прихода, и, увидев, что они не были важны, уселась перед зеркалом, опустила голову на руки и задумалась.



О чем думала она? О чем могла думать женщина, с которой бы в продолжение двадцати четырех часов случилось то же, что и с Юлией? Новое ли чувство, или, правильнее, предмет ли этого чувства занимал ее? Неизвестно. Все, что можно сказать: она так увлеклась своей думой, что не заметила даже прихода секретаря.

— Ступай, — сказал он ей, прикасаясь к ее плечу; но, видя, что она не обращает на это внимания, прибавил: — О чем ты думаешь? Уж не влюблена ли ты?

— Кто знает? — отвечала она и прошла к министру.

Это был человек лет пятидесяти, седой, с выразительным и строгим лицом, с живым и проницательным взглядом. Во всей его фигуре выражалось спокойствие, честолюбие, воля и хитрость, так что, видя его, нельзя было не заметить, что он принадлежал к исключительным натурам.

— Здравствуйте, Юлия, — сказал он, запирая на ключ дверь своего кабинета.

— Здравствуйте, министр, — отвечала она, без церемонии располагаясь в кресле, как будто она была у себя дома. — Сегодня вы кажетесь очень веселым.

— Вы знаете, Юлия, что я всегда весел, когда вижу вас; потому что вы всегда приносите мне добрые вести.

— А добрые вести для вас редкость, не правда ли? Довольны ли вы вашим секретарем? Сознайтесь, что я вам подарила прекрасного человека?

— Сознаюсь и очень им доволен.

— Бедный мальчик, он должен быть слишком счастлив моим знакомством: не знай он меня — и ему никогда бы не иметь места в 15 тысяч франков.

— Да, но не знай он вас, он никогда бы и не разорился, — улыбаясь, отвечал министр.

— Вы думаете? Он бы разорился на другую, которая бросила бы его и только; другая не имела бы ни моей благодарности, ни моего влияния, — прибавила Юлия, кланяясь министру, как будто благодаря его.

— Что же нового? — спросил он, видимо желая узнать скорее причину ее посещения.

— Угодно вам знать новости заграничные?

— Нет, внутренние.

— Так вам хорошо известно, что делается у соседей? Вы убеждены в этом? Ну, а как здоровье короля Сардинского?

— Хорошо…

— Вот и ошиблись; он при смерти.

— Кто вам это сказал?

— Аврелия, любовница сардинского посланника. Вам известно, посланник очень стар, и, как кажется, он выбрал себе любовницу для того только, чтобы доказать противное. Каждый день с 9 часов вечера до часу ночи он бывает у нее; но… ведь нужно же занять чем-нибудь эти часы… и вот, чтобы не дать почувствовать свое… как бы это сказать, свое… молчание, он говорит, что его беспокоят государственные дела, и, будучи убежден, что она не в состоянии понимать их, с усердием раскрывает перед нею все тайны своего государства. Наутро, зевая, она передает их мне, а я вам. За это Аврелия получает от него 3 тысячи франков ежемесячно. О, лучшая полиция в мире — женская, будьте в этом уверены!