Страница 28 из 28
Слышны были только шорох шагов, шелест одежды — звуки нашего продвижения. Других звуков не было. Когда по-настоящему тихо, начинают слышаться звуки — пусть даже шум собственной крови в ушах.
Передо мной возник первый угол. Я шла на острие. Я сама вызвалась. И мне предстояло первой свернуть за угол. Что бы там ни оказалось, иметь с ним дело мне. Терпеть не могу строить из себя героя.
Я припала на одно колено, держа пистолет в обеих руках и целясь вверх. Высовывать пистолет за угол не имело смысла. Нельзя стрелять, не видя во что. Есть много способов завернуть за непросматриваемый угол, и ни один из них не идеален. В основном выбор зависит от того, чего ты боишься — что тебя застрелят или что тебя схватят. Поскольку речь шла о вампире, я опасалась, что меня схватят и разорвут глотку.
Прижавшись правым плечом к стене, я сделала глубокий вдох и бросила свое тело вперед. Мне не надо было выполнять точный переворот через плечо в коридоре. Я просто вроде как упала на левый бок, держа перед собой наставленный пистолет. Можете мне поверить — это самый лучший способ прицелиться при повороте за угол. Но я не стану его настоятельно советовать, если у монстров есть возможность отстреливаться.
Я лежала в коридоре, и пульс колотился у меня в ушах. Хорошая новость — за углом не было вампира. И плохая — там лежал труп.
Я встала на одно колено, все еще ловя взглядом любой намек на движение в полутемном коридоре. С некоторыми вампирами ты ничего не видишь, ничего не слышишь, а только чувствуешь плечами, спиной, тонкими волосками шеи. Это твое тело отвечает на ритмы, которые старше мысли. Кстати, если тут мыслить, а не действовать, можешь оказаться мертвым.
— Чисто, — сказала я. Но все еще стояла на колене посреди коридора с наставленным пистолетом, готовая к схватке.
— Ты уже закончила кататься по полу? — спросил Дольф.
Я взглянула на него, потом обратно в коридор. Там ничего не было. Все чисто. В самом деле чисто.
Тело было одето в бледно-голубую форму. На рукаве черная с золотом нашивка — «Охрана». Мужчина, волосы белокурые. Тяжелые челюсти, массивный нос, ресницы выделяются на фоне бледных щек серым кружевом. Горло — сплошное сырое мясо. Кость позвоночника блестит в верхнем свете. Кровь расплескалась по зеленым стенам макабрической рождественской открыткой.
В правой руке человека был револьвер. Я прислонилась спиной к левой стене и оглядела коридор до поворотов, ограничивающих взор. Пусть телом занимается полиция. Сегодня моя работа — сохранить жизнь нам всем.
Дольф склонился у тела. Он наклонился вперед, будто выполняя отжимание, чтобы приблизить лицо к револьверу.
— Из него стреляли.
— Я не почувствовала возле тела запах пороха, — сказала я. При этом я на Дольфа не глядела: была слишком занята наблюдением за коридором.
— Из этого револьвера стреляли, — повторил он, и голос у него был хриплый и сдавленный.
Я кинула на него быстрый взгляд. Плечи его напряглись, будто тело свело болью.
— Ты его знал? — спросила я.
Дольф кивнул.
— Джимми Дуган. Он был моим напарником, когда я был моложе, чем ты сейчас. Ушел в отставку, на пенсию прожить не смог и устроился сюда. Блин.
Что я могла сказать? «Сочувствую» — не годилось. «Мне чертовски жаль» — все равно мало. Ничего не приходило на ум. Ничем я уже помочь не могла. И просто стояла в этом заляпанном кровью коридоре и молчала.
Зебровски присел рядом с Дольфом и положил руку ему на плечо. Дольф поднял глаза. Какое-то сильное чувство мелькнуло в них: гнев, боль, печаль. Все это вместе, ничего из этого. Я смотрела на мертвеца, стискивая пистолет, и придумала наконец, что сказать полезного.
— У здешних охранников есть серебряные пули?
Дольф посмотрел на меня. Уже не надо было гадать — это был гнев.
— А что?
— У охранников должны быть серебряные пули. Пусть один из вас возьмет револьвер, тогда у нас будут два ствола с серебряными пулями.
Дольф только посмотрел на пистолет:
— Зебровски!
Зебровски взял револьвер осторожно, будто боясь разбудить человека. Но эта жертва вампира не собиралась вставать. Голова его свесилась набок, мышцы и связки были перекушены. Как будто кто-то большой ложкой зачерпнул мясо и кожу вокруг позвоночника.
Зебровски щелкнул барабаном.
— Серебро.
Он задвинул барабан на место и встал, держа оружие в правой руке. Ружье свободно висело в левой.
— Запасные патроны? — спросила я.
Зебровски склонился снова, но Дольф покачал головой. И обыскал мертвого сам. Когда он закончил, руки его были покрыты кровью. Он попытался стереть засыхающую кровь носовым платком, но она застыла в складках ладоней, собралась под ногтями. Теперь ее только мылом и щеткой можно отскрести.
— Прости, Джимми, — сказал он.
Он все еще не плакал. Я бы на его месте заплакала. Но у женщин в слезных протоках больше химикалий, и потому они проливают слезы легче мужчин. Честно.
— Запасных патронов нет. Наверное, Джимми считал, что пяти хватит для рутинной работы охранника.
Его голос был словно подогрет злостью. Что ж, злость — лучше, чем слезы. Если это в твоей власти.
Я продолжала наблюдать за коридором, но мой взгляд все возвращался к мертвому. А мертв он был потому, что я не сделала свою работу. Если бы я не сказала водителям труповозки, что тело не представляет опасности, его бы сунули в хранилище, и Джимми Дуган бы не погиб.
Терпеть не могу, когда я виновата.
— Идем, — сказал Дольф.
Я повела группу. Еще один угол. Я снова выполнила упражнение на перекат с колена и оказалась лежащей в длинном зеленом коридоре, двумя руками наставляя пистолет. Ничто там не двигалось. Но на полу что-то лежало. Сначала я увидела нижнюю часть тела охранника. Ноги в бледно-голубых и пропитанных кровью брюках. Потом голова с винным хвостом каштановых волос, лежащая сбоку от тела, как забытый кусок мяса.
Я встала на ноги, по-прежнему держа перед собой пистолет в поисках цели. Ничто не шевелилось, кроме крови, которая все еще стекала со стен. Она капала, как вечерний дождик, густея и сворачиваясь на лету.
— Боже милосердный!
Не знаю, кто из полицейских это сказал, но я была согласна.
Торс был разорван, будто вампир засунул в него руки и рванул. Позвоночник разлетелся, как детская сборная игрушка. Клочья мяса, крови и костей были разбросаны по полу, как лепестки мерзких цветов.
Я ощутила в горле вкус поднявшейся желчи. И стала дышать ртом — ровно и глубоко. Это было ошибкой. В воздухе стоял вкус крови — густой, теплый, солоноватый. С чуть кислотным привкусом, потому что желудок и кишечник были вспороты. Запах свежей смерти — это гибрид запаха бойни и сортира. Дерьмо и кровь — вот запах смерти.
Зебровски осматривал коридор с подобранным револьвером в руках. У него было четыре пули, у меня тринадцать плюс запасная обойма в сумке. Где револьвер охранницы?
— Где ее револьвер? — спросила я.
Зебровски кинул взгляд на меня, на тело и снова стал всматриваться в коридор.
— Я его не вижу.
Мне не приходилось встречать вампира, который бы пользовался оружием, но всегда бывает первый раз.
— Дольф, где револьвер охранницы?
Дольф опустился на колени в лужу крови и попытался обыскать тело. Он передвигал куски кровавого мяса и материи, как будто мешал ложкой. Когда-то от такого зрелища меня бы вывернуло, но это было давно. Плохой, наверное, признак, что меня уже не тошнит при виде трупов? Может быть.
— Рассыпаться и искать револьвер, — велел Дольф.
Полицейские в форме стали искать. Блондин был бледен и конвульсивно сглатывал, но работал. Очко в его пользу. Это высокий с выступающим кадыком не выдержал. Он поскользнулся на куске мяса и хлопнулся на задницу в лужу свернувшейся крови. Тут он встал на колени и сблевал на стену.
Я старалась дышать быстро и неглубоко. Кровь и бойня меня не достали, но запах чужой рвоты мог поспособствовать.
Прижавшись плечами к стене, я пошла к следующему углу. Я не сблюю. Не сблюю. Господи, не дай мне сблевать. Вы когда-нибудь пробовали целиться из пистолета, одновременно выворачиваясь наизнанку? Это, оказывается, почти невозможно. Пока ты не закончишь, ты беспомощен. А после зрелища этих охранников мне беспомощной быть очень не хотелось.
Конец ознакомительного фрагмента.