Страница 55 из 69
В общем, ничего не понятно, только страшно очень.
Олеся совсем потеряла сон и аппетит.
Поэтому, когда дверь открыла надзирательница и хмуро сказала: «Платонова, к тебе посетитель», она даже не знала, радоваться или огорчаться. Но тут вошел Леонид Форс, и она очень огорчилась.
— Здравствуйте, Олеся Викторовна, — сказал Форс.
Олеся, как бы защищаясь, отошла к окну, подальше от юриста:
— Здравствуйте… Только я не понимаю, что вам от меня нужно?
Форс присел на свободную койку.
— Вы знаете, недавно я разбирал свои дела и наткнулся на документы, связанные с банкротством фирмы, где вы работали бухгалтером…
— Показания по этому делу я уже давала.
— Читал, читал. С превеликим удовольствием. «Ничего не знаю, ничего не понимаю, какие деньги?! Не брала я никаких денег!» Очень убедительно. Дорогая гражданка Платонова, так себя не защищают. Это я вам как адвокат говорю. И по старой дружбе хочу предложить свои услуги.
Олеся горько улыбнулась:
— Я все знаю, Леонид Вячеславович. И цену вашей дружбы. И вашу роль в том, что я здесь оказалась…
— А вы гораздо умнее, чем можно подумать после чтения ваших показаний. Ну что ж… Раз между нами не осталось никаких недоговоренностей, давайте начистоту. Моя вина в том, что вы здесь оказались, минимальна. Вы, к своему несчастью, попали под колеса машины, которая не знает пощады и жалости. И имя этой машины — большой бизнес.
— Но я же не машина, я человек…
— Да, дорогая Олеся, я понимаю. И я тоже не всесилен. Я все лишь человек, а не… не бульдозер…
«Тьфу, черт, — сплюнул Форс. — Привязался ко мне этот бульдозер. Чистый Фрейд. А еще юрист. Надо получше следить за своей речью».
— …это я в том смысле, что не могу все смести со своего пути. Но! Ситуация сложилась так, что сейчас я не только хочу, но и могу вам помочь.
Олеся расплакалась самым бесстыдным образом:
— Форсик, милый вы мой, пожалуйста, вызволите меня отсюда. Как подумаю, что вся жизнь пройдет в четырех стенах… и не день, не два, а годы, понимаете, ГОДЫ!!! Так страшно становится…
— Понимаю.
— Ничего вы не понимаете! Это невозможно понять. Ведь я же выйду отсюда старухой, понимаете? Всю жизнь провести вот в такой камере…
— Олеся, успокойтесь. Поверьте, я вас понимаю, как никто. Я ведь для того и пришел, чтобы помочь вам… Возьмите платок, утрите слезы.
— Я вам так благодарна…
— Ну, пока еще не за что. А вот потом, когда вы все-таки выйдете отсюда, могу ли я рассчитывать на вашу ответную услугу?
— Услугу? — Олеся насторожилась. — Какую?
— Да не бойтесь вы. Я не собираюсь предлагать вам ничего грязного, боже упаси. Просто я бы хотел рассчитывать на небольшую помощь с вашей стороны. Вы согласны?
Олеся недолго колебалась и выдохнула:
— Да.
— Вот и чудненько. Платочек можете оставить себе. У меня еще есть.
Антон молчал, как разведчик на допросе, а отец все наседал:
— Я тебя последний раз спрашиваю: чья это была идея — пригнать на кладбище бульдозер?
— Папа, мы… все вместе решили…
— Это не ответ. Мы — значит никто. А в каждом деле ответственность всегда персональна. Я хочу знать — кто именно отдал такое распоряжение? Ты?
— Нет, не я. Это… Это… Мне трудно говорить, но это… Максим…
— Максим? Странно. Такой метод решения не в его стиле.
— И тем не менее это именно так. Именно поэтому он сейчас и находится в больнице.
— Его что, ранили?
— Да. Цыгане решили отомстить ему за этот бульдозер. Они каким-то образом выяснили, что приказ о разрушении кладбища отдал именно Максим. Вот и пырнули его.
— Странно… Это на него не похоже. Неужели Максим не понимал, чем все это может закончиться. И в первую очередь для него самого?
— Папа, а может, он просто не такой дальновидный, как тебе кажется?
— А может, сынок, просто ты мне чего-то не договариваешь, как обычно?
— Ну почему ты мне не веришь? Я тебе рассказал все, что знал.
— Ладно, ладно. Не заводись. Верю я тебе. Я тебе всегда стараюсь верить… А ты был у него в больнице?
— Еще нет.
— Почему? Сходи, узнай, как он там.
— Обязательно. Ну, я пошел.
«Я второй раз предал Максима, — подумал Антон, выходя из кабинета. — Похоже, это понемногу входит у меня в привычку…»
Земфира сварила Баро кофе. Всю душу в него вложила. Получился — ароматный, душистый. Вдыхать запах уже вкусно, не то что пить. И Зарецкий это оценил. Вдыхая аромат, по-кошачьи глаза закрыл от удовольствия.
— От твоего кофе трудно отказаться. Так бы вечно его и пил.
— Вечно не получится. Рубина, слава богу, поправилась. И я со спокойной душой могу вернуться домой, в табор. Там мой дом…
— Земфира, ты принесла в мой дом тепло, уют. Останься еще немного.
«Все мужчины таковы, — подумалось Земфире. — Еще недавно говорил: что люди подумают? А теперь сам же просит задержаться…»
— Ты хочешь… чтобы я осталась?
— Да, поживи еще немного. Помоги мне, а то у меня теперь уже две больных…
— Хорошо… Правда, мне сегодня все равно нужно съездить в табор.
— Конечно. Только завтра возвращайся, пожалуйста.
Приехала Земфира в табор, и плохо ей там стало. Хуже и беспокойней, чем в доме у Зарецкого с двумя больными — травленой Рубиной да припадочной Кармелитой.
Миро и Люцита ходят оба потерянные, друг на друга волками смотрят. Только Люцита — влюбленной волчицей, а Миро — просто волком. Степан — глупый парнишка — бегает за Люцитой, все пытается на глаза ей попасться. А она сквозь него смотрит.
Совсем худо в таборе…
На этот раз Тамара решила встретиться с Игорем на нейтральной территории — в офисе на стройке, куда оба якобы заглянули по неотложному делу. Поплакались, пожалели друг друга.
— Да, видела бы ты его лицо, когда он заметил твою блузку! — пожаловался Игорь.
— Представляю. Он мне дома целый допрос устроил. А машина! Я ж ее всегда у самых дверей оставляю. А тут единственный раз пришлось в сторонке парковаться. И так здорово получилось.
— А уж как с невестой ты здорово придумала.
— Ты, наверное, перепугался.
— Скажешь тоже — «перепугался»… Растерялся немного. Но твоя помощь была очень кстати. Мифическая суженая спасла положение.
— Почему же мифическая? Теперь она у тебя есть. Форс недавно звонил — подобрал нам подходящую девушку.
— Ты что, это серьезно? Насчет невесты? И зачем ты посвятила в наши дела Форса? Знаешь, какой он скользкий?
— Игорь, ты же не ребенок. Думаешь, Астахов забудет эту историю с женитьбой? Нет. Нам, милый, теперь придется поиграть в эту игру. Между прочим, Астахов решил взять твою невесту в горничные.
— Абсурд! Полный! Какая невеста? Какая горничная? Зачем Форс? В крайнем случае, я бы сам кого-нибудь нашел.
— А затем, милый, что заниматься таким серьезным делом, как подбор невесты, я тебе не позволю. Я слишком тебя люблю. У Форса всегда под рукой куча людей, обязанных ему свободой. Вот пусть найдет нам на полгода такую чистенькую куколку, марионетку… А через полгода дадим ей под зад коленом!
Игорь успокоился, расслабился. И даже слишком:
— Она хоть ничего? А то я на ком попало жениться не собираюсь!
Тамара ехидно улыбнулась:
— Нет, ну кобель! Чистый кобель! Я ему что-то про любовь тут толкую. А он: «Она хоть хорошенькая?»
— Да ладно. Брось ты. Шучу я, шучу. Иди сюда — обниму. В любом случае своя невеста всегда хуже чужой жены!
Вот и добрался Антон до больницы. И палату Максимову нашел. Осталось только дверь толкнуть. Но почему-то не хотелось. Стыдно. И ведь, что обидно, когда с мамой говоришь, вроде все хорошо и правильно получается. А как наедине с собой останешься… Или, еще хуже, рядом с Максимом себя представишь, так все совсем иначе смотрится.
И тут в конце коридора показалась парочка. Кто там? Ага, понятно. Подружки…