Страница 21 из 69
Кармелита рассмеялась и сделала шутливый книксен.
— Спасибо!
— Но… ты такая хорошая. И я не могу молчать, я хочу сказать тебе одну вещь. Об этом все знают, но сказать стесняются. А я не хочу, чтоб тебя обманывали…
Кармелита напряглась — она даже представить не могла, что такого плохого должно случиться, чтобы испортить ее радостное настроение.
— Ты, наверно, думаешь, что Миро тебя любит. Он, небось, и в любви признавался. Да?
Кармелита смолчала.
— Признавался, — заключила Люцита. — Ноты, наверно, сама чувствовала, что в этом что-то не так, какой-то искренности не хватает… А все очень просто. Бейбуту, да и всему табору, надоело кочевать. Устали мы. Тут все и вспомнили о вашем детском сватовстве. Очень уж удачно сошлось: крупный бизнес в Управске, невеста — дочь барона, виды на наследство… А ты — жертва, крайняя, карта, которая уйдет в отбой. Все, что у Миро к тебе есть, — это маленькая детская любовь, помноженная на большую взрослую выгоду. Жалко тебя.
— Не может быть, — прошептала Кармелита едва слышно.
Люцита погладила ее по голове:
— Может, родная, может. Не веришь, спроси у Миро напрямую, глядя в глаза, спроси, говорил он со своим отцом о баронском наследстве или нет? Он парень честный, соврать не сможет. Начнет юлить, мяться. В общем, что тебе рассказывать! Ты же настоящая ромны, великая гадалка! Сама все почуешь.
Так все и было, как Люцита сказала. Миро не ждал такого разговора. И отрицать очевидного не стал. Говорил он с отцом о наследстве? Говорил. Бейбут наставлял его, как важно для их рода жениться на баронской дочке? Наставлял. Соглашался он с ним? Соглашался.
Но, — оправдывался Миро, — это все было раньше — до того, как он ее увидел на лошади. Впрочем, оправдания его звучали так жалко, путано и убого, что слушать их Кармелита не стала. Попрощалась с бабушкой Рубиной, вышла на дорогу, поймала машину и уехала к себе в слободу.
По дороге проклинала себя за наивность. Боже мой, какая дурочка. Права Люцита — возомнила себя принцессой. Думала, к братьям и сестрам приехала. Поверила, что ее все любят и ею все восхищаются. А любили все наследство Зарецкого и восхищались им же!
Прямо из мэрии Астахов поехал в аэропорт, благо ближайший рейс на Москву совсем скоро. Нужно торопиться. И так слишком много времени потеряно. Может быть, еще можно дать задний ход, просчитать какие-то другие варианты.
По дороге позвонил Максиму, отругал за ложь, но отметил за энергичность при поиске барсетки. Сказал, что на время отъезда оставляет его старшим. Объяснил ситуацию, попросил быть поаккуратнее с цыганским кладбищем. И вообще, велел не активничать — резких шагов не делать.
Позвонил Форсу. Рассказал, зачем едет в Москву, обсудили список инвесторов. Постарался убедить его, что все еще можно исправить, проект притормозить или видоизменить. Просил присмотреть за Максимом, да и за Антоном.
Позвонил Тамаре, отругал за вечное покрывательство сыночка. Объяснил ей, что Антон назначается кельнером при Максиме — подавать кофе: все равно ни на что больше парень не годится.
Антону звонить не стал. Для него уже ни слов, ни сил не осталось…
Поговорив с Астаховым по телефону, Форс тут же поехал к Зарецкому. Ситуация становилась все более мутной, а значит, со временем в ней можно будет выловить неплохую рыбку. Кстати, не забыть бы рассказать Астахову, что он через Свету и Кармелиту знаком с Зарецким. Пусть лучше Астахов об этом от него узнает, чем от других.
Особо нужно будет подчеркнуть, что Зарецкий коварно хотел переманить его в свой бизнес. И, конечно же, расписать, как он, Форс, героически отказался.
Баро работал в своем кабинете. Форс постучал, заглянул.
— А, Форс, проходи! — сказал Зарецкий.
— Добрый день. Ну что? Как прошли переговоры с Астаховым?
— Он попросил время на раздумья и, скорее всего, подыщет новую землю для застройки.
Форс улыбнулся, снисходительно-покровительственно.
— Это вы так думаете, или он пообещал?
— И то и другое.
— Погубит вас благородство! Людей по себе меряете, а они в большинстве своем — подлые…
— На что намекаешь?
— Я не намекаю. Я знаю. Астахов взял тайм-аут, чтоб выиграть время. Он сейчас улетает в Москву. Но не для того, чтобы притормозить проект, а чтоб его побыстрее пропихнуть. У вас-то, Баро, в Москве таких высоких покровителей нету. Ведь так?
Баро вскочил с кресла.
— Плевать! Он хочет войну — будет ему война.
— Нет, Баро, здесь нужно потоньше сработать…
— Как?
— Пока не знаю.
Повисла пауза.
— Я знаю… — вдруг воскликнул Зарецкий. — Я выкуплю у него этот участок.
— Думаете, согласится?..
— Согласится. Я предложу такую сумму, что он еще и в прибыли будет! Назначай встречу.
— Да Астахов уже в Москве… Он понял, с кем имеет дело, и поехал за поддержкой против вас.
— Так вот для чего он просил отсрочку…
— Астахов вас обманул… Между вами не может быть мира, Баро.
— И все равно, я должен с ним встретиться, обязательно должен, — сказал Зарецкий и опять вспыхнул, разозлился. — Мы на нашем кладбище плясать не позволим! И будем обороняться!
Приехав домой, Кармелита первым делом пошла в спальню, зарылась в любимые плюшевые игрушки — проплакалась. Стало чуть легче. Потом направилась к отцу, в кабинет. Баро был весьма деловит, кому-то звонил, что-то писал. Но для дочки время нашел. Выслушал, посочувствовал, посоветовал на бабьи сплетни большого внимания не обращать.
— Папа! — воскликнула тогда Кармелита. — Но ведь Миро признался, что отец говорил с ним о наследстве!
— Ну и что, — мудро ответил Баро. — Родители всегда говорят о наследстве. Думаешь, я на Миро просто так смотрю? Я ведь тоже прикидываю, что он за фрукт, сможет ли достойно принять мое… наше дело.
— То есть я, мои чувства вообще, как бы ни при чем? — чуть не взвизгнула от возмущения Кармелита.
— При чем, доченька, еще как при чем. Если бы я об этом не думал, ты бы уже давно третьего ребенка рожала. А я даю тебе время подумать, выбрать. Наверно, даже слишком много даю… Но семья, дочка, это не только любовь, это еще и хозяйство.
Кармелита притихла, ушла. Если бы отец стал кричать, ругаться, ей бы проще было. А он сказал обо всем так спокойно, с такой усталостью, что и возразить трудно.
Но и для Баро разговор не прошел зря. Что-то Бейбут слишком много о наследстве думает — надо будет проверить его на вшивость.
Но сейчас не это главное. Нынче важнее — цыганскую самооборону организовать. Так, кто у нас по кладбищам главный специалист? Конечно же, Сашка, В детстве он все споры на смелость выигрывал — чуть ли не ночевал на кладбищах. Позвал Сашку (тот как раз в конюшне был, а не на набережной). Пригласил в кабинет, налил стаканчик вина.
Но Сашка особой радости не проявил, и вообще, как-то непонятно ерзал.
— Почему вина не выпьешь? — спросил Баро.
— Да я в последнее время холодным пивком все больше балуюсь. Там, на набережной, жарко.
«Ага, — подумал Зарецкий. — Значит, правду женщины говорят. Завелась у Сашки там зазноба в пивнушке. Быстрый же, чертяка, только перебрался туда — и уже готово. Надо его проверить на это дело…»
— Я, Сашка, вот чего подумал. Хватит тебе на набережной мучаться. Отработал свой грех…
Лицо у конюха скисло, как молоко в жару.
— Баро, да ты что. Я ж только рынок разведал. Клиентуру прикормил. Это не по-деловому. Сам послал, а теперь… Нет, не уйду я оттуда.
«Понятно. Точно у него там кто-то уже появился. Да Бог с ним. Пусть балуется. Пора о деле поговорить».
— Тогда оставайся. Да ты не убегай. У меня к тебе еще одно дело, не очень приятное.
Сашка, сама любезность, расплылся в улыбке.
— Я уже согласен… — затараторил.
— Что за привычка спешить? Не беги впереди кибитки.