Страница 5 из 53
— Боюсь, что это так.
— Есть у вас удобства?
— Туалет общий на весь гараж, снаружи есть холодный душ. — Хедер была готова расплакаться. — Мы уже хотели остаться в Нью-Йорке на лето, но Руперт обещал снизить арендную плату, если Элджер будет работать на него два дня в неделю.
Независимо от моего отношения к Элджеру, я попыталась представить себе его состояние. Какое унижение должен был испытывать этот самолюбивый человек, выполняя черную работу под началом такого мерзавца, как Руперт, который наверняка не преминул выказать ему все свое презрение к тем, кто выше его по образованию и интеллекту.
— Прошлым летом вы собирались поговорить с Грейс и попросить разрешения поселиться в сарае, на задах «Марч Хауса», где раньше жил шофер.
— Конечно же мы говорили! Элджер съездил к ней два дня тому назад. Однако она не впустила его в дом и не вышла к нему сама — разговор шел сквозь приоткрытую дверь кухни. Он вернулся совершенно разбитый.
— И что же?
— На все его мольбы она ответила отказом. Мотив — дети будут шуметь и помешают ей.
— Это ваши-то девочки помешают! Они такие спокойные и послушные, а комната шофера в самой глубине сарая. Чтобы Грейс их услышала, они должны надорвать себе легкие или врубить поп-музыку на полную мощность. Кроме того, Грейс ведь уезжает каждый год почти на шесть месяцев.
Хедер выразительно пожала плечами.
— Что поделаешь! Такой уж у нее характер. Она добавила, что, если бы даже она согласилась, ей не позволит сделать это Артур Хестон, потому что в сарае стоит его старый «линкольн».
— О Господи! — простонала я.
Автомобиль, который она упомянула, представлял собой помпезный лимузин, приобретенный, как я считала, в начале двадцатых годов. Это было грустное напоминание о лучших временах клана Чедвиков. Некогда мать Грейс разъезжала в нем, сидя позади одетого в роскошную ливрею шофера. Теперь на нем выезжал, один раз в год, Артур Хестон, проводивший отпуск на Острове и останавливающийся в фешенебельной местной гостинице. «Линкольн» стоял в центральной части сарая, и Хестон приезжал, чтобы вытереть накопившуюся за зиму пыль с его лакированных черных панелей, накачать спустившиеся шины, залить бензин и масло, а потом прокатиться по Эдгартауну, сделав небольшой круг — вниз до гавани и назад в усадьбу, где он ставил машину на прикол — до будущего сезона.
— По словам Грейс, Артур будет беспокоиться, что дети, играя в машине, могут подвергать себя опасности, — сказала Хедер. — «Я еще, между прочим, не умерла!» — добавила она напоследок и захлопнула дверь.
— Но Хедер! Элджер должен был объяснить ей, чего вам обоим это стоит! А девочкам? Я уже не говорю о расходах.
При этих моих словах Хедер приняла гордый, неприступный вид. Губы ее плотно сжались, в глазах зажегся знакомый огонек.
— Элджер не будет просить о милости кого бы то ни было, тем более эту женщину. Я тоже!
Мне сделалось не по себе. Именно в эту минуту я приняла решение попытаться поговорить с Грейс и склонить ее на уступки. Ведь это в ее собственных интересах: рядом будут находиться живые люди, всегда готовые прийти на помощь, если с ней случится беда. Да и вообще само их присутствие внесет оживление, как бы осветит старую мрачную усадьбу. Элджера можно уговорить расчистить дорожки, привести в порядок территорию, возможно, даже покрасить дом снаружи. Но я не успела поделиться своими соображениями с Хедер, так как зазвонил телефон. Голос Эсси в трубке прозвучал чуть сердито.
— Где ты пропала? Тебя не дождешься!
Я начала было говорить, что не смогу сегодня приехать, но Хедер, догадавшись, кто звонит, перебила меня: она с радостью возьмет моих малышей с собой на пляж, если мне надо съездить в Менемшу. Хедер не ревновала меня к Эсси, как ревновала та. С самого первого дня моего знакомства с Хедер Эсси воспринимала последнюю как возможную помеху нашему увлечению аэронавтикой. Однако истинную причину этой враждебности я усматривала в том, что Эсси, не признаваясь в этом самой себе, завидует тому, что меня и Хедер объединяет реализованная потребность материнства. Эсси была старой девой и не представляла большого интереса для мужчин, сопливых карапузов и молодых мамаш, сплетничающих у супермаркета. К Элджеру она также испытывала устойчивую неприязнь с самой первой встречи.
— Не нравится мне этот человек, — говорила она. — С ним нужно держать ухо востро, Маргарет; ему нельзя доверять.
Обещав Эсси, что буду у нее самое большее через час, я повесила трубку и признательно поцеловала Хедер.
— Ты — настоящий ангел!
Она рассмеялась.
— Вовсе нет. Просто я считаю, что это ваше увлечение — самая замечательная штука на свете и что ты заслуживаешь долгожданной встречи с подругой, чтобы обсудить с ней ваши планы.
Кристофер и Нэнси отнеслись к этому иначе: они ревновали меня к Эсси не меньше, чем та — к Хедер.
— Фу ты! Я так и знал. Эти дурацкие шары…
И прежде чем я успела почувствовать себя виноватой, вмешалась Нэнси.
— Оставь, Кристофер! — воскликнула она с неподражаемым детским сарказмом. — Если Маргарет хочется упасть с высоты в тысячу миль и разбиться в лепешку, это ее личное дело!
— Спасибо тебе, Нэнси! — сказала я. — Но этого не будет. Как тебе известно, с острова шары не взлетают: один-единственный порыв ветра, и ты окончишь свои дни в водах Атлантики…
— …И тебя съедят акулы, — докончил за меня Кристофер, обнажив в улыбке ряд зубов, украшенных металлическими скобками — для исправления прикуса.
Через десять минут я уже была на пути в Менемшу.
Глава 3
Остров Марты поделен на шесть больших территорий сельского типа, называемых «городом». Я поднялась через зеленые кварталы Уэст-Тисбари, миновала центр «города», состоящий из церкви, библиотеки, здания мэрии, магазина и школы.
Оттуда я направилась кратчайшим путем в Менемшу, свернув на Мидл-роуд, узкую дорогу из гравия, проходящую через Битлбанг-Корнерс, центральный квартал Чилмарка, который, подобно Уэст-Тисбари, представляет собой просто группу зданий общественного назначения.
Думала я, натурально, об Эсси, вспоминая нашу с ней первую, совершенно фантастическую встречу семь лет назад, в мой первый приезд с детьми, и последующие чудесные встречи. Мы с ней могли ссориться или хохотать над чем придется, но скучать с ней не приходилось никогда.
Началось все с убийственно скучного приема в саду «Руккери» — так назывался летний дом в Чилмарке, принадлежащий Розе Перкинс. Хозяйка дома, женщина лет пятидесяти пяти, давно уже разведенная и не вышедшая замуж вновь, жила вдвоем с дочерью Эстеллой, капризной девочкой-подростком, только что поступившей в колледж. Роза продала часть своего живописного участка, расположенного в возвышенной части Острова, с отдаленным видом на море, Анне Альфреда, заходящей кинозвезде, недавно расставшейся с губернатором Калифорнии и предполагавшей построить себе дом на купленной земле.
Роза Перкинс была типичным снобом. У нее не сходило с языка «моя дорогая Анна», ни о чем другом она говорить не могла и порядком мне наскучила. Кончилось тем, что я от нее сбежала, решив прогуляться по лужайке, раскинувшейся внизу, за бассейном.
Разглядывая буйные заросли лиловых люпинов, окаймляющих замшелую садовую стену, за которой виднелся луг с менее экзотичными полевыми цветами, я вдруг, словно в сказке, увидела среди них лицо эльфа, коричневое, точно орех, и обрамленное темными с проседью короткими и прямыми волосами. В ответ мне глянули темно-карие глаза, и вполне цивилизованный женский голос произнес:
— Она несносна, правда? Я имею в виду Розу и ее смешные светские замашки.
С этими словами Эсси, с ее ростом в 5,2 фута, перемахнула через стену обратно в сад.
— Я последовала туда за этой милой малюткой, чтобы вызволить ее из паучьих лап, — сказала она. — Думаю, что это самка голубянки весенней. — С этими словами она разжала пальцы, и на покрытой мозолями ладони я увидела хрупкую бледно-голубую пленницу. — Лети, милая, ты свободна!