Серебряная Снежинка

Легкий раскат прокатился по юрте, затем стих: это Острый Язык ударила по своему проклятому барабану и отложила его в сторону. Она склонилась к плечу сына и что-то настойчиво зашептала, а когда он попытался ответить, нетерпеливо подняла руку. Наконец она улыбнулась, обнажив крепкие белые зубы, и с довольной улыбкой опустилась на место. На лицо ее вернулось удовлетворенное выражение, и теперь она сидела неподвижно и спокойно, как наевшийся зверь, который теперь до следующей кормежки будет спать.

Однако это не относилось к остальным шунг-жо. Радостное согласие Куджанги было встречено приветственными криками и требованиями свежей выпивки; через некоторое время шум и жара стали невыносимыми и Серебряная Снежинка решила уйти. Она чувствовала на себе презрительный взгляд Острого Языка. Наверно, старшая женщина сочла ее слишком слабой, чтобы выдержать пир шунг-ню; тем не менее Серебряная Снежинка вышла, брезгливо подбирая юбки и обходя пьяных воинов, лежащих на роскошных испачканных коврах.

Сильная, блестящая от масла и всего своего золота и серебра. Острый Язык, вероятно, займет ее место рядом с шан-ю. Но если рассуждения Серебряной Снежинки верны, если Тадикан уедет из лагеря, его мать на время будет обезврежена. Может, ее неудовольствие объяснялось тем, что придется воздержаться от своих интриг.

Позже Серебряная Снежинка поняла, что это не так. Правда, на следующий день все в лагере стихли, как будто в голове у воинов стучал барабан духов Острого Языка. Собираясь на верховую прогулку, девушка заметила, что многие уставшие от зимней бездеятельности или недовольные тем, что их не взял с собой против юе чи Вугтурой, воины собираются последовать за Тадиканом. Даже некоторые сторонники младшего принца присоединились к ним. Они явно хотели участвовать в походе и покорении фу ю и жо чиан.

Жажда действий. Тадикан знал еще кое-что, кроме своих свистящих стрел и драк. Он знал, что его люди нуждаются в постоянном движении, в постоянном обещании сражений. В отличие от ханьцев, шунг-ню слишком молодой народ, чтобы ценить достоинства мира.

Ли Лин подарил Серебряной Снежинке карту степей, хотя и очень приблизительную. Девушка подумала, что нужно узнать, где именно располагаются эти племена, и каким-то образом передать сообщение в Шаньань.

Острый Язык вышла из своей юрты и остановилась, подбоченясь, перед входом в большую юрту шан-ю.

– Она ведет себя так, словно она, а не старик правит лагерем, – прошептала Ива. – Заставь ее понять, что это не так, старшая сестра.

Вот и конец мыслям о миролюбии ханьцев, грустно подумала Серебряная Снежинка. Сама она дочь воина и выполняет поручение Сына Неба: она не должна уступать никому из варваров, даже если это означает войну. Кроме того, у Срединного царства много сильных армий; Срединное царство знает, что иногда за мир приходится платить дороже, чем шелками или нефритом.

И вот, когда Острый Язык поймала взгляд Серебряной Снежинки для привычной уже схватки, девушка не опустила глаза. Больше того, она приветствовала женщину, как старшая жену младшую, и подождала, пока Острый Язык не ответила соответственно и не ушла. К собственному ужасу, глядя на широкую спину уходящей женщины. Серебряная Снежинка ощутила, что дрожит даже от такого ничтожного испытания своей силы.

Весь этот день и весь следующий Серебряная Снежинка гадала, какую форму примет месть Острого Языка. Она проверяла ноги своей лошади; принюхивалась к пище; ждала во время пира в юрте шан-ю словесного нападения. Но никакого нападения не было. Без сына Острый Язык словно утратила боевой дух.

Поскольку именно Тадикану шан-ю поручил возглавить новый поход, который может обернуться войной, все говорили о Тадикане и его смелости. О принце Вугтурое словно забыли. К удивлению Серебряной Снежинки, он казался довольным таким оборотом. Девушка обратила внимание, что с каждым вечером Вугтуроя усаживали все дальше и дальше от отца. А когда он пытался с ним заговорить, возникала какая-нибудь помеха, какое-нибудь требование Острого Языка, спор между воинами; а гордые обидчивые старики, окружавшие шал-ю, относились к Серебряной Снежинке как к игрушке старика и по-прежнему оказывали почести Острому Языку.

Именно эти старики начали весной разговоры о войне, они планировали ее, надеялись на нее. С усиливающимися дурными предчувствиями наблюдала Серебряная Снежинка, как они все больше возбуждаются. И боялась, что после какого-то момента образумить воинственных шунг-ню будет очень трудно. К тому же она помнила эдикты и договоры с Чиной, которые делали такую войну невозможной.

Если бы вернулся брат Соболя Басич! Если бы Серебряная Снежинка точно знала, что ее письмо доставлено! Она сжимала кулаки под прикрытием широких шелковых рукавов. Пусть только получат ее письмо: надеяться на ответ – это уж слишком.

Проницательные глаза Вугтуроя тоже разглядывали шунг-ню. Он должен помнить эти договоры, думала Серебряная Снежинка. Должен. Почему же он тоже воспламеняет кочевников? Проверяет, насколько верны его сторонники? Оценивает силу отца? Или – Серебряная Снежинка ухватилась за эту мысль – просто хочет удалить из лагеря Тадикана, как недавно устранили его самого? Принц смотрел на старшего брата, как лиса, готовая к прыжку на добычу.

– Я говорил только о посольстве, – сказал наконец Вугтурой. Возвысив голос, чтобы слышал отец, от которого он сидел теперь далеко, принц спросил:

– Небесное Величество, разве договор с твоим братом в Шаньане не запрещает такие сражения?

Вначале крадучись, потом прыжок. Вугтурой не забыл о договорах. Его предложение о поездке к фу ю – план не войны, а посольства; то, что Тадикан понял это по-другому, не должно снискать ему милость в глазах отца.

Серебряная Снежинка осмотрела юрту, и сердце ее упало. Вугтурой умен, но не искусен в государственных интригах. Его предложение вышло из-под контроля, как огонь костра в степи летом распространяется по всему пространству, грозя поглотить всех встречных. Как ни любит его отец, он не сможет пойти против так решительно выраженного желания своих людей.

– Какое нам дело до причудливых росчерков кисти на шелке? – воскликнул пожилой воин. – Прежние договоры забыты или сожжены! Нам интересны стада, луки и мечи; мы не подчиняемся никому!

– Я видел армии Чины, – ответил Вугтурой. – И говорю, что не выступлю против них.

– Мы тоже видели их солдат, – резко сказала Острый Язык, пользуясь привилегией шамана участвовать в обсуждении войны. – Когда их протыкаешь стрелами, они истекают кровью, хотя не так сильно, как настоящие воины. Живые в наших лагерях хорошо работают рабами.

И она погладила свой барабан, словно напоминала, что у людей чинской крови есть возможность послужить и по-другому. И служить долго после своей безвременной смерти. Серебряная Снежинка сдержала дрожь, потом с отвращением поджала губы. Она должна делать вид, что не замечаете презрения Острого Языка.

– Может, это и правда, – сказал Вугтурой. – Но правда и другое: тот, кто не умеет вовремя отложить оружие, рано или поздно погибает от него.

Да ведь это слова Конфуция из «Вечерних и осенних аналектов», поняла Серебряная Снежинка. Может, он даже услышал их от нее или Ли Лина. Она не сознавала, какое сильное впечатление произвела на принца Вугтурая. Нет, это не варварское дитя варварского племени, но мыслящий человек, который надеется, что отец к нему прислушается.

– Какой трус это сказал? – послышался хриплый крик. Его сопровождало какое-то замечание о ленивых верблюдах и навозе. Но произнесено оно было слишком быстро и пьяным голосом, и поэтому Серебряная Снежинка его не поняла, даже если бы захотела.

Этот крик сбросил с Вугтуроя налет ханьской цивилизации, уничтожил самоконтроль.

– Трус? – воскликнул принц. В этот момент об был только шунг-ню. – Трус? Я тебе покажу, кто из нас трус! – И, сжимая в руке нож, с искаженным от ярости лицом, он бросился вперед.

Хотя шунг-ню приветствовали его решимость, они разняли принца и воина, прежде чем кровь могла обагрить ковры и подушки, а Куджанга отдал приказ.