Страница 4 из 14
"Штирлиц, – улыбался Мюллер, – столько лет живет в Германии, а до сих пор не научился нормально говорить по-немецки. И откуда только у него этот ужасный рязанский акцент? Нет, пока Штирлиц трезв, с ним просто противно разговаривать. Вот когда выпьет, да, он говорит, как коренной берлинец. Пожалуй, надо выпить."
– Кстати, Штирлиц…
Они переглянулись.
– Что за вопрос?!
Друзья детства понимали друг друга с полуслова. Мюллер взял Штирлица под руку, и они направились в ближайший ресторан.
Глава 4
В бункере Гитлера
В бункере Гитлера уже третий час длилось совещание. За круглым дубовым столом восседали высшие офицеры Рейха. Под портретом великого Фюрера сидел сам великий Фюрер, грустный и задумчивый. На него никто не обращал внимания. Обсуждалось два вопроса: почему немецкие войска потерпели поражение на Курской дуге, и как бы напроситься к Штирлицу на день рождения.
– Мало танков, – гундосил Гиммлер.
"А в штабе много идиотов", – думал всезнающий Мюллер.
– Мало самолетов…
Генерал фон Шварцкопфман встал, прокашлялся, высморкался в зеленый носовой платок и прохрипел:
– Господа! На Курской дуге мы потерпели поражение вовсе не из-за того, что было мало танков и самолетов, которых у нас, слава богу, хватает, а из-за наглости русских партизан. Командующему немецкими войсками на Курской дуге генерал-фельдмаршалу фон Клюге они подложили, извиняюсь, на сидение, ежика…
Все оживились.
– Да, да, господа! Русского ежика! Вследствие этого командующий упал со стула и получил ранение. И без мудрого руководства немецкие солдаты, – генерал вытер слезу, – не знали, куда стрелять.
Борман мерзко ухмыльнулся. Это по его приказу фон Клюге подложили ежика. Шутка удалась.
– Так, – сказал Гитлер.
Воцарилась тишина.
"Почему я импотент?" – горько подумал Фюрер.
Через несколько секунд умному Геббельсу случайно пришла в голову мысль.
– Надо уничтожить партизан, и мы захватим Россию.
– Не проще ли уничтожить ежиков? – предложил Гиммлер.
– Так, – сказал Гитлер.
Все снова замолчали.
"Ну почему же я импотент", – страдал великий Фюрер.
– Надо вывести всех ежиков из России, – глубокомысленно сказал Геринг.
– И тогда в России нарушится биологическое равновесие, – подхватил Гиммлер, – и партизаны перемрут с голоду.
– Гениально! – восхитился подхалим Шелленберг.
– И мы тогда покажем русским еще одну Курскую дугу и еще один Сталинград.
– Гениально! – орал Шелленберг.
– Так.
Гитлер поднялся, обошел стол, встал за спиной Бормана и похлопал его по потной лысине.
"Господи! Ну, почему же я импотент? Почему не он, не Геббельс, а именно я?"
И Фюрер пошел к Еве Браун. Все проводили его сочувствующими взглядами.
Дверь за Гитлером закрылась. Разговор возобновился.
– Предлагаю закодировать операцию словом «Игельс», – предложил Геббельс.
– Я – за, – сказал Мюллер, которому было все равно.
– Шелленберг, – попросил Гиммлер, – доставайте.
Шелленберг достал из-за пазухи бутылку армянского коньяка и разлил в рюмочки. Хватило на всех, а то, что осталось, Шелленберг вылил себе в рот.
– Предлагаю выпить за операцию "Игельс"!
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату ворвался Штирлиц. Все тут же сели. Штирлиц услышал только несколько последних слов.
"Скрывают", – подумал он и решил сделать вид, что он зашел просто так. Штирлиц подошел к сейфу, достал отмычки и в гробовой тишине вскрыл его. Он копался минут пять, но ничего нового не нашел.
"Бездельники", – подумал Штирлиц и с шумом захлопнул дверцу.
– Товарищ Штирлиц, – послышался осторожный голос Геринга, у которого недавно пропала половина доклада Фюреру, а вторая половина оказалась сильно испачканной, – когда берете документики из сейфа, возвращайте обратно и не пачкайте, пожалуйста.
– Нужны мне ваши документы, – обиделся Штирлиц, – у меня своих хватает.
Он подошел к столу, отнял у Геббельса рюмку и провозгласил:
– За моего любимого Фюрера!
С недовольными лицами все выпили. Обделенный Геббельс обиженно посопел, достал бутылку шнапса и отхлебнул прямо из горлышка.
– Хайль! – и Штирлиц вышел.
От шнапса Геббельса передернуло так, что он подумал: "Яка гарна горилка!"
– На чем мы остановились? – спросил он, вытирая рот рукавом мундира.
– На операции «Игельс», – сказал Шелленберг.
Дверь снова внезапно приотворилась, и в нее просунулась довольная физиономия Штирлица.
– Да, господа, я, когда вошел, забыл поздороваться!
– Здравствуй, здравствуй, – сказал вежливый Мюллер.
Штирлиц еще раз закрыл дверь и ушел. Подслушивать под дверью он считал ниже своего достоинства.
Гиммлер встал, обошел стол и выглянул за дверь. Убедившись, что Штирлица поблизости нет, он оглядел своих соратников и, прищурившись, спросил:
– Кстати, господа, о Штирлице: как бы нам попасть к нему на день рождения?
– Предлагаю на халяву, – сказал Геббельс, – заодно и подарок покупать не надо.
Гиммлер взял из хрустальной вазы большое красное яблоко, с хрустом откусил половину, и, жуя, сказал:
– У меня на складе завалялся маленький списанный бронетранспортерчик человек на десять-двенадцать… Поедем на нем, а потом подарим Штирлицу… Все равно выбрасывать.
Все потянулись за яблоками.
– А как назад? – спросил Геринг.
– Назад нас отвезут.
Они еще немного посплетничали, Борман похвалился новой секретаршей. Разговор зашел о женщинах, перекинулся на французскую порнографию, а потом у каждого нашлись свои дела.
Глава 5
Вербовка пастора Шлага
Засунув руки в карманы, Штирлиц шел по коридору. Его настроение было на редкость веселым, что случалось с ним редко. Центр, наконец-то, ответил на его запросы, прислал посылку с папиросами и вскоре обещал прислать новую радистку.
Из-за двери с надписью «Гестапо» доносились жалобные стенания, словно за этой дверью кому-то дали в нос.
"Странный кабинет, – подумал Штирлиц, – здесь постоянно кого-то бьют."
Дверь со скрипом отворилась, и Штирлиц увидел своего хорошего друга Айсмана. Штирлиц не без удовольствия вспомнил, как на прошлой неделе они разгромили публичный дом, хозяин которого оказался евреем.
– А, Штирлиц! – единственный глаз Айсмана радостно засверкал, – ты-то мне как раз и нужен. Вопросик есть. Столица Советского Союза из шести букв на «Мы». А?
– Не знаю. Мадрид, наверно.
– Подходит.
Айсман вписал "Мадрид".
– Кого бьем? – деловито поинтересовался Штирлиц, прикуривая.
Айсман потянулся за "Беломором".
– Есть тут один. Некто пастор Шлаг.
Они вошли в кабинет. Два потных дюжих гестаповца методично избивали толстенького человечка в рясе. На лице человечка застыло покорное благочестивое выражение.
– В чем тебя обвиняют, скотина? – орал гестаповец. – За что тебя взяли? Где твое дело?
– Вот, – сказал Айсман, – Борман дал распоряжение пощупать, а дело потеряли. А этот гад не сознается, в чем виноват.
– В чем тебя обвиняют? – хором надрывались гестаповцы.
Пастор молчал. Штирлиц вспомнил про дело этого пастора, которое он когда-то где-то видел.
– Отдай его мне, Айсман, – попросил он.
– Зачем тебе эта толстая свинья?
– На Бормана похож.
Айсман захохотал. Гестаповцы доставили Шлага в кабинет Штирлица. Пастор стоял по стойке «смирно». Штирлиц присел на край раскладушки и пристально посмотрел на пастора.
– Садитесь.
– Спасибо, я постою.
– Садитесь, черт вас возьми.
Пастор Шлаг устало опустился на табуретку.
– Чаю хотите? – спросил Штирлиц и налил ему стакан холодного чая.
Они говорили около получаса. Штирлицу пастор понравился. Шлаг, без сомнения, был умен, а его размышления о женщинах привели Штирлица в восторг.