Кейн. Ветер ночи

Возможно. Но сейчас у Тонгора не было времени раздумывать об этом. Он оказался слишком занят, сражаясь за свою жизнь. Троглодиты нападали на него, словно безумные псы, и он убивал их, пока на краю бассейна не появилась груда залитых ихором тел. Восемь, десять, дюжину убил он, но рано или поздно они все равно должны были смять пирата, повалить его, прижать к земле.

Теперь Тонгор понял, сколь опрометчиво поступил он, в одиночестве спустившись в эту похожую на чашу долину, а не вернувшись назад, в лагерь, как должен был бы сделать. О, как он хотел бы иметь за спиной дюжину отважных пиратов, вооруженных кинжалами, саблями и ятаганами! Но сожалеть о содеянном было слишком поздно. Тонгор сражался, но его стальные мускулы начинали болеть от напряжения, и воздух при дыхании ножом резал сухое горло. Варвар моргал, отгоняя туман, застилающий его глаза.

Потом одна из тварей, возможно, не столь глубоко, как остальные, погруженная в красный туман дикости, находившаяся ближе к свету познания и к роду человеческому, поняла, что никто из полу-зверей не пробьется сквозь стену красной и поющей стали. Чудовище присело на разбитую мостовую, волосатой лапой выковыряло большой камень и запустило его в Тонгора со всей своей обезьяньей силой.

Камень попал Тонгору в лоб. Оглушающий удар… Пират наклонился, зашатался, стараясь не потерять сознание. Окровавленный меч выскользнул из его неожиданно онемевших пальцев и упал, зазвенев о каменную мостовую площади — словно кто-то ударил в гонг.

А потом троглодиты одолели Тонгора. Толстое тело налетело на пирата и сбило с ног. Клыки огромного полузверя потянулись к горлу Тонгора. Северянин подсунул одну из рук под подбородок существа и оттолкнул щелкающие челюсти от своего горла. Зловонное, тошнотворное дыхание зверя ударило ему в лицо. Голое волосатое тело прижалось к его лицу. Когтистые толстые пальцы сомкнулись на горле валькара. Тонгор захрипел, когда еще одно тяжелое тело навалилось на него, а потом — еще одно. Так продолжалось, пока он не оказался погребен под грудой рычащих, клацающих зубами полузверей.

Перед глазами Тонгора все плыло. Он боролся за каждый вдох. Туман перед глазами валькара становился все гуще. Его легкие горели. Сердце билось с трудом. Он пытался дышать, стараясь изо всех сил разорвать тиски, сдавившие его горло.

Потом откуда-то из-за груды полулюдей донесся резкий, властный голос. Тонгор не разобрал слов, потому что они были сказаны на языке, которого он не знал. Но страшный вес, прижавший его к разбитым каменным плитам, стал меньше. Стальные лапы, сдавившие ему шею, разжались. Тонгор ноющими легкими глотнул воздуха. Чьи-то могучие руки поставили пирата на ноги, выкрутили ему руки за спину и связали их крепкими кожаными ремнями, впившимися в онемевшую плоть. Многие бы отчаялись, попав в лапы орды неуклюжих существ. Твари поволокли Тонгора к руинам.

Но Тонгор не знал пути отчаянья. Он прикидывал, что случится с ним дальше, зная, что ему осталось жить несколько часов, а может, и минут.

Седому воину из Тардана, Таду Новису — одному из первых стало не по себе из-за долгого отсутствия Тонгора.

Старик был самым могучим из грабителей Джорна, когда юноша Тонгор присоединился к отряду бандитов, которыми позже стал командовать. С самого начала старый воин почувствовал, как нечто отеческое шевельнулось в его груди, когда он увидел угрюмую храбрость, железную силу и полное бесстрашие мальчика-варвара. Тад Новис вместе со своим молодым предводителем попал в рабство и потом вместе с ним стал вести жизнь пирата-авантюриста, стоявшего вне законов. Его собачья преданность Тонгору никогда не ослабевала. Сейчас он бродил по периметру лагеря, расстроенный и переполненный мрачным беспокойством, внимательно вглядываясь в залитые лунным светом джунгли.

Наконец это заметил тощий, маленький Фульвио, который лениво развалился на поваленном стволе, потягивая вино из полного меха.

— Черт побери, да что с тобой? — спросил Фульвио. — Тонгор позаботится о себе лучше, чем любой из нас. «Ждите здесь», — приказал он, вот мы и ждем. Он вернется, когда придет время. Садись… отдохни… выпей немного вина!

Старик решительно тряхнул головой.

— Мне не нравится, что его нет так долго, — прорычал старик. — Капитан сказал, что разведает дорогу вокруг болота, но он не собирался в одиночку исследовать этот проклятый остров. Кто-то схватил его, я знаю… может быть, та же самая Тварь, что погубила Кантора Кана…

Слова повисли в воздухе. Фульвио облизал свои тонкие губы кончиком языка и вздрогнул, словно от внезапного порыва холодного ветра. Глубоко в сердце сморщенный, маленький одноглазый грабитель знал, что флегматичный преданный старик говорит правду. Но скулящий Фульвио сопротивлялся, не желая покидать безопасное место и окунаться в неведомые и безмолвные глубины ожидающих их джунглей.

Страх и преданность боролись в худой груди Фульвио. Любовь к самому себе и жажда золота были единственными страстями, которые испытывала эта маленькая крыса, выросшая в сточной канаве. Но Фульвио уважал Тонгора и испытывал страх перед могучим варваром. Тонгор был таким, каким хотел бы стать маленький Фульвио. Он тоже вырос среди зимних морозов и сильных, рослых мужчин, чьи женщины были смелыми и благородными. Но судьба превратила его в нищего из-за отца, неряшливой сварливой матери и вонючих улочек грязного Пелорма — его родного города.

Фульвио был трусливым и злым, насколько злым могут быть трусы. Но в сердце своем, где страх боролся с преданностью, он идеализировал сильного, молодого пиратского капитана. И изредка верность одерживала победы над эгоизмом разбойника.

Выплевывая отвратительные проклятия, маленький Фульвио поднялся на ноги и набросился на отдыхающих пиратов:

— На ноги, щенки! Мы отправляемся дальше, и да поможет нам бог. Капитан слишком долго не возвращается. Может, с ним что-то случилось. — Тут Фульвио бросил злобный взгляд на старого тарданца. — Горм да поможет тебе, седой старый пес, если капитану на самом деле не нужна наша помощь!

Тад Новис ничего не сказал. Сам он никогда не чувствовал холодные, тошнотворные укусы страха и не знал, что искра истинного героизма, которую он обронил, зажгла огонь в груди Фульвио.

Пираты отправились дальше, полные энтузиазма, перекликаясь друг с другом. Темнота холодной рукой сжалась вокруг Фульвио. Страшные проклятия то и дело вырывались у него из глотки. Маленький грабитель шагал вперед, раздвигая саблей лианы и шипастые кусты. Одно дело следовать в черную разинутую пасть неизвестной опасности за таким человеком, как Тонгор, и совсем другое — идти туда самому.

Джунгли становились все гуще, спутанные ветви заслоняли яркий лунный свет. Пробираясь через густой, влажный подлесок, Фульвио думал о тварях, которые, быть может, поджидали его где-то в ночи. Вор воображал себе притаившихся по обе стороны дороги деодатов — жутких драконов джунглей. Капли холодного пота катились по его темной шее… Или это были парализующие поцелуи фатлы — призрачного, сосущего кровь дерева-пиявки из Куша и Кордовы? Тяжелые лианы нависали у него над головой… Или это кольца ужасной офы — рогатой змеи, обитающей в тропиках?

Ночные страхи терзали его, подтачивая его храбрость, рассеивая его решимость. Но пока маленький одноглазый грабитель шел вперед не останавливаясь, проклиная себя на каждом шагу за свою глупую безрассудность.

Пираты вышли к каменному монолиту, который чуть раньше обнаружил Тонгор, и сделали остановку, с дрожью рассматривая таинственные узоры и письмена. Ночные тени и старые разрушенные города навевали на разбойников страх… В руинах часто обитали призраки и моргуласы — так в Лемурийских легендах называли вампиров, а также духи мертвых, которые не могли обрести покой и обречены были бродить по земле.

Тад Новис постоянно держал наготове огромный ятаган.