По следу

Граница ковыльного плато напоминала уже знакомый Алонову северный рубеж этого куска степи. «Вероятно, — подумал он, — где-то слева глубокая впадина-ров тоже выходит к затопленной низменности».

В его сознании ковыльное плато, избранное врагами для загадочных действий, представилось чем-то вроде бастиона, выдвинутого степью к югу. Степь покрыла это укрепление слоем плодородной почвы и вырастила благородные травы, которые своими корнями закрепили победу степи и умножили ее плодородие бессознательным самопожертвованием. А росу, оживлявшую растения, принесла не природа, а недавняя работа людей, способных на самопожертвование сознательное.

Край ковыльного плато поднимался над расположенной к востоку низменностью всего на двадцать — тридцать метров. Для степи это очень большая высота. И Алонов обозревал широчайшие просторы. Он видел изгибы рельефа, рощицы молоденьких деревьев, заросли кустов и пятна песков на гривах, еще сопротивляющиеся напору растительности.

Все неровности, складки рельефа не были бы так заметны, если бы повсюду между ними, в каждом понижении, не блистала вода. Вода подчеркивала, оживляла, придавала пейзажу изумительную привлекательность. Это она дала всему пейзажу вид богатства и силы.

Перед Алоновым был самый дальний край колоссального водохранилища. Водохранилище извивалось, расчленялось, и единство вод угадывалось только рассудком. Однако же каждая капля воды во всех молодых озерах была частью целого и прислана сюда для определенной цели.

Внизу круча обрыва переходила в ровное подножие с почти не ощутимой для глаза покатостью к воде. Там и расположилась шайка бандитов.

Замаскировавшись, Алонов видел в бинокль, как четыре маленькие, даже в стеклах бинокля, фигуры копошились около берега узкого залива, вернее языка озера, врезавшегося между двумя кустистыми гривами. Враги ходили к воде, возвращались.

Алонов не мог различить, что они делают, и впервые в жизни подумал, что пора бы уже сменить старый бинокль на более совершенный, более мощный. До врагов было километра полтора.

Две фигуры остались на месте, а две другие, как большие насекомые, поползли по берегу озера-залива. Алонов видел, как медленно они движутся, с постоянными перерывами. Он смотрел сверху вниз, поэтому не мог различить на фоне земли их движений. Ему казалось — они перемещаются не скорее, чем вчера. Неужели и там они что-то ищут, находят, собирают? Если бы только можно было подойти еще немного ближе! Но ниже земля не могла предложить никакой маскировки своему защитнику. Попытка спуститься с откоса на глазах у врагов была бессмыслицей.

Алонов сгорал от нетерпения. Человеку нелегко отказываться от однажды сложившихся мнений. Вчера Алонов решительно отверг гипотезу о сборе чего-то в ковыльных зарослях. Сейчас она возрождалась сама собой. Алонову вновь казалась правдоподобной его начальная и единственная версия. Действия врагов как бы возвращали его мысли на сутки назад.

Две фигуры, похожие на трудолюбивых муравьев, всё ползли и ползли по берегу. Две другие были неподвижны. Время тянулось нестерпимо медленно.

Сегодня воздух был чист, солнце ясное и теплое. Ветер должен был рябить воду, но Алонов видел лишь переливы света на ее далекой поверхности.

Вероятно, двое бандитов, оставшихся на берегу, спали, так как Алонов не сумел уловить ни одного движения.

Солнце начало перемещаться в западную часть неба, когда двое врагов, занимавшихся сбором, почти одновременно двинулись обратно.

Вернувшись, бандиты устроились рядом со спавшими. Их всех прикрыла длинная тень от проходившего облака. В это время рядом с шайкой вспыхнуло яркое пламя. Алонов отчетливо рассмотрел через бинокль высокий язык огня. Тень от облака сдвинулась — и пламя исчезло в солнечном свете.

Вскоре бандиты зашевелились, затоптались на месте, как казалось Алонову, — собирали свои вещи. Затем они пошли — вправо по отношению к месту, которое занимал Алонов.

Бандиты добрались до длинной и довольно высокой гривы, разделявшей два узких озера-залива. Удаляющиеся фигуры замелькали в кустах. У начала перешейка кустарники были редкие, с плешинами полян. Алонов не мог найти окончания этой гривы. Оно терялось, конечно, в очертаниях других складок.

Алонов обыскивал пространство биноклем, чтобы понять, не могут ли совсем уйти враги куда-то через гриву. Нет, очень далеко впереди была открытая вода.

Дальше на этой гриве кусты густели, кое-где виднелись хоть и невысокие, но все же деревца. Вода блестела. Чем более удалялись враги, тем заметнее Алонов терял преимущества относительной высоты своего поста.

Вот враги окончательно затерялись. Алонов решил, что может спуститься вниз без риска обнаружить себя.

Он заранее наметил направление и помчался вниз по круче громадными прыжками. Ему казалось — он летит.

Он мгновенно оказался внизу и продолжал мчаться дальше, как на крыльях. Алонов был уверен, что теперь-то поймет, какой работой занималась шайка. Он решил бежать, пока хватит дыхания. А дыхание у него было здоровое, молодое, и он легко преодолел те километра полтора, которые отделяли его от места последней остановки бандитов.

Он увидел, что для своего отдыха враги выбрали сухое место метрах в полутораста от воды. Песок здесь был плотный, иловатый, смешанный с частицами лёсса. Его покрывала редкая сетка низкой осоки. Над осокой возвышались гнутые лопасти лопухов на толстых, ломких стеблях.

Место стоянки бандитов четко обозначалось сходящимися и расходящимися следами сапог, раздавленными листьями мать-и-мачехи.

Алонов сейчас же нашел место вспышки огня. Скорчившиеся лопухи свидетельствовали о силе пламени. Осталось немного пепла. Нагнувшись, Алонов обследовал песок под обожженными листьями. Он поднял кусок чего-то, похожего на обрывок черной, скорченной кожи. Кусок издавал острый запах горелого целлулоида. Исследователь Арсеньев, перед которым Алонов преклонялся всей душой, всегда брал с собой целлулоид для разведения костров…

Бандиты не разводили костра — они просто сожгли что-то…

Времени для размышлений не было ни секунды. Алонов побежал к озеру.

Берег носил явные следы изменений уровня воды. И высшая точка подъема, и все отметки понижений были записаны на плотном песке ступенчатыми бороздами.

Камыш кое-где заходил в воду островками. Тростник рос молоденький. Было сразу видно, что он, молодой житель молодых вод, еще не успел развить мощной корневой системы, чтобы начать свое извечное наступление на открытую воду.

Не так далеко бесстрашно плавала стайка мелких уток нырковой породы, несколько черных водяных куриц-лысух с белыми наростами на лбу и остроносая гагара.

Это они, обнаружив новую воду, притащили на себе первые семена камыша и водяных трав — свой бессознательный подарок молодым водоемам.

Вода в озере была совершенно пресная и свежая; оно постоянно сообщалось с общей системой резервного водохранилища канала.

Не нужно было родиться следопытом, наделенным особым даром, или провести на охоте всю жизнь, как Дерсу Узала, чтобы найти на берегах этого узкого озера или залива отпечатки ног тех, кто только что занимался здесь своим загадочным делом. Плотный илистый песок хранил довольно четкие отпечатки подошв. Алонов пошел по следу. Нагнувшись, он вглядывался, но не в следы, а рядом, стараясь найти разгадку. Ведь следовало искать в непосредственной близости — здесь, буквально под рукой.

Он шел среди лопухов и осоки. Там, где они росли чаще, он раздвигал их руками. Но, несмотря на то, что под редким покровом всюду был виден голый и гладкий слой почвы, Алонов ничего не мог найти. В ковыльной степи, где дерн сплелся слоем толщиной двадцать сантиметров, где всё — корни и щетка растительности, неуспех был естественен, особенно для того, кто не знал, чего ищет. Но здесь!

И вот — ничего, ни одного следа вырванного корня, сорванного растения! Даже ни одного прикосновения руки…