Принц приказывает

Увидев сапоги снова, он кое-что придумал. Сегодня утром с ног сняли последний бинт, и теперь большие сапоги Генриха превратились в проблему. Должно быть, эта обувь готовилась для него заранее и по размеру. Почему бы не примерить? Майкл Карл выбрал пару походных сапог с высокими голенищами, похожих на те, что с него срезал американец, сел на стул и натянул их.

Они прекрасно подошли, но он за них заплатит. Майкл Карл извлек из кармана пачку банкнот. Как хорошо, что американец дал ему денег взаймы. Десять груденов будут справедливой платой. Во всяком случае, больше у него нет. Положив деньги на стол, юноша взял фонарик и вышел.

Миновав дверь, он снова оказался в проходе, и с легким сердцем зашагал по нему. За пазухой приятно шуршала бумага. Теперь он может со спокойной совестью все рассказать американцу. Хотя, подумал Майкл Карл, рассказывать будет нелегко.

Теперь у него было время заметить то, на что он не обратил внимания раньше. В комнате, которую он считал залом заседаний Совета, горел свет и за потайной дверью слышались голоса.

Встав на цыпочки, он заглянул. Все семь стульев были заняты, а на столе лежала груда бумаг, похожих на официальные документы. Старый знакомый Майкла Карла — граф — восседал во главе стола; у правого черного локтя графа с лицом, ещё более покрасневшим и расплывшимся, сидел генерал. Был здесь также напряженный мужчина со смуглым лицом и с выправкой военного; его кустистые брови и холодные глаза напомнили Майклу Карлу его детский ужас — полковника. Мужчина сидел слева от графа. Рядом с ним расположился женственный молодой человек в зеленом-золотом мундире, который не соответствовал его желтому, лишенному подбородка лицу и глазам ящерицы. Он не обращал внимания на остальных, а полировал свои слишком длинные ногти шелковым платком и с явным неодобрением поглядывал на своего соседа, неряшливо одетого человека, который время от времени раздувал свои неаккуратные усы в неприятном оскале.

«Наш усатый друг, — подумал Майкл Карл, — явно не в своей тарелке с остальной компанией. Он словно считает их детьми-хулиганами. Ручаюсь, он за действия, а остальные воздерживаются».

Слева от усатого в кресло вжималась закутанная в алый плащ маленькая фигурка, длинные белые пальцы нервно играли серебряной цепью, с которой свисал крест. Итак, в Совете у графа есть и представитель церкви.

Сосед священника наклонился вперед, внимательно слушая, что говорит граф. У нем чувствовались сила военного и нетерпение, как у усатого, но в чем-то он и отличался. Майкл Карл подумал, что в этом обществе он не на месте. Черные волосы этого человека небрежно свисали на лоб. Слушая, он соглашался или возражал, резко качая головой.

А вот сидевший рядом с ним скучал, так же, как заинтересован был его сосед. Подобно молодому человеку по другую сторону стола, он тоже был в мундире, только тусклых тонов. Он смотрел поверх голов собравшихся и что-то напевал про себя. Он тоже здесь не на месте, лицо у него не казалось ни хитрым, ни жестоким, ни глупым.

Майкл Карл хотел бы знать, кто они все. Он решил, что случайно стал свидетелем заседания Совета Дворянства. Но хоть и напрягал слух, слышал лишь отдельные слова, пока граф не заговорил громче, и все отвечавшие ему тоже повысили голоса.

— Это безумие, — сухо выговаривал граф. — Мы не смеем действовать, пока не найдем наследника трона.

Молодой человек оторвался от своих блестящих ногтей.

— Разве я не ближайший к трону? — холодно спросил он.

Усатый презрительно взглянул на молодого человека.

— Наш народ многое может вынести, но вас он не вынесет, маркиз.

Маркиз бросил на него взгляд, полный откровенной ненависти, так что усатый, казалось, слегка встревожился.

Снова заговорил граф.

— Герр Камп прав. Никто, кроме члена династии Карлофф, не может занять трон, каким бы близким ни было родство.

— Каковы последние сведения с гор? — спросил военный.

Граф устало ответил:

— Как обычно, то есть ничего. Мальчишка, вероятно, давно убит. В руках Оборотня у него не было ни малейшего шанса.

— Тогда нам конец, — тяжело подытожил генерал Обердамн.

— Я думаю, — нарушил молчание человек в тусклом мундире, — что могу позволить себе удовольствие сказать: «Я вас предупреждал». Нужно было сохранить Ульриха Карла.

— Вздор! — взорвался молодой человек в зеленом.

Говоривший перед ним склонился к столу.

— Сколько вы извлекли из шахт Лаубкранца, маркиз? И почему провели неделю в горах?

Маркиз вскочил. Он сильно побледнел, и Майкл Карл видел, что он сжимает кулаки, словно готовый ударить говорящего.

— Господа, господа, — уговаривал граф.

Мужчина в тусклом мундире не обратил на него внимания.

— Пришло время, — медленно сказал он, — для откровенного разговора, — он замолчал и осмотрел всех. — Если, конечно, такое здесь возможно. Вам нужны деньги, которые готова заплатить за концессию на серные шахты американская компания. Это было и остается сутью дела. И вот, так как вы знали, что Ульрих Карл не согласится на то, чтобы богатства страны перешли в собственность иностранцев, что он никогда не подпишет договор о концессии, Ульрих Карл исчез, и Совет, согласно закону, провозгласил себя регентом. И тогда вы узнали, что концессию вправе подписать только король. Граф Кафнер извлек американского принца, но потерял его, отдав Оборотню. И теперь, господа, мы на том же месте, с какого начали. Кто подпишет концессию и сделает её законной? Я пообещал поддержать претендента всем своим влиянием, потому что в Морвании больше не осталось Карлоффых. И, пока я жив, — он посмотрел прямо на маркиза, — на троне Морвании будет сидеть только Карлофф. Мой род несет обязательства, которые не может нарушить даже такой человек, как я. Но потом я кое-что услышал. Граф Кафнер, отдавали вы приказ убить Ульриха Карла или нет?

Лицо генерала Обердамна приобрело пурпурный цвет, черноволосый человек с треском рвал на куски листок бумаги. Юноша облизывал губы языком, как ящерица, которую он так напоминал. Усатый скалился ещё более заметно, и даже священник заерзал в кресле.

— Вы отдали такой приказ? — снова спросил мужчина. Только военный оставался неподвижным.

Граф, казалось, принял решение. Наконец он заговорил.

— Да, — ответил он откровенностью на откровенность, — тогда это казалось лучшим выходом. Идеи принца стали угрожать нашим планам. Но, — он помолчал, — мой приказ не был выполнен. Кое-кто опередил нас.

— Кто?

— Оборотень. Принца остановили до того, как до него добрались мои люди.

Человек в тусклом мундире откинулся в кресле.

— Значит, вы умеете говорить правду, когда хотите, мой дорогой граф. Итак, Оборотень лишил нас обоих принцев. Ну, и что же вы собираетесь теперь делать с этой американской концессией? Опять предупреждаю вас, что без подписи короля она незаконна. И клянусь вам, — голос его прозвучал особенно четко, — клянусь, что маркиз Кобенц никогда не сядет на трон, пока живет хоть кто-то, носящий мою фамилию. Можете скорее отдать страну коммунистам и сразу покончить с ней.

Маркиз наклонился и посмотрел прямо в глаза мужчине.

— Не давайте клятв, герцог Иоганн, которых не сможете сдержать.

Герцог Иоганн сладко улыбнулся.

— Когда я что-то говорю, это значит, что меня поддерживают Лауб, Карпов, Каллхант, Конве и Каптан со всем, чем они располагают.

В разговор включился черноволосый:

— Учтите, что если с герцогом хоть что-нибудь случится, «Националист» и все остальные мои газеты напечатают всю эту историю, все, о чем говорилось в этой комнате. Эта история попадет в печать и в том случае, если я утром не появлюсь в своем кабинете. И, маркиз, немалую часть досье составляют сведения о шахтах Лаубкранца.

Маркиз смертельно побледнел и как-то обмяк в кресле. Герцог Иоганн улыбнулся соседу.

— Браво, Лукранц! Если бы у нас остался хоть один Карлофф, мы могли бы выпутаться из этой неприятности.

Один из Карлоффов! Майкл Карл, стараясь не упустить ни слова, смотрел на герцога. Один из Карлоффов. Он и есть этот один. Стоит ему шагнуть в зал, и герцог сделает его королем. Пока он колебался, играя с этой мыслью, снова заговорил граф.